Бонус: Трио (часть 2)

Бонус: Трио (часть 2)

У Шуюнь, девушки с виду холодной и гордой, на самом деле было мягкое и изящное лицо. Она сказала, что ей нравится особый коктейль Кея, потому что у него был очень разнообразный вкус, и запах алкоголя почти не чувствовался.

— Юньэр, тебе не нравится запах алкоголя? — Бай Сэнь удивленно взглянула на Шуюнь, а затем залпом осушила бокал, которым ее угостил клиент.

— Не очень, — равнодушно ответила Шуюнь.

Дома она пила вино, но лишь медленно смаковала аромат. Она не любила алкоголь, как, впрочем, и ночную разгульную жизнь. Она не привыкла к трудностям и уж точно не стала бы наслаждаться жизнью таким образом. Шуюнь очень скучала по той обеспеченной жизни, которую помнила.

Семья прислала чек и письмо с извинениями, прося ее вернуться домой.

Шуюнь увидела, что Маньтин и Бай Сэнь прервали свою работу и смотрели на нее с беспокойством в глазах. Шуюнь все еще была в замешательстве.

Позже она разорвала то письмо и чек.

Но Кей, наблюдая за терзаниями Шуюнь, знал, что девушка в конце концов не останется.

— Мэнди, Сэньсэнь, я… я не могу… — призналась наконец Шуюнь, разбив второй бокал.

Маньтин потрясенно смотрела на нее, потеряв дар речи.

Бай Сэнь обняла Шуюнь и сказала ей не заставлять себя. Как сестре, она поддержит любое ее решение. Кей кивнул, и Шуюнь ушла.

В ту ночь Маньтин выпила много водки, а потом схватила стакан и швырнула его в Бай Сэнь. — Какого черта ты творишь! — Бай Сэнь наклонилась, подобрала стакан и промолчала. Ей тоже было очень грустно.

Две девушки пошатнулись, но снова твердо встали на ноги. В «Белой лжи» по-прежнему было шумно.

Но они больше не спрашивали Кея, что обычно пьют, потому что для самих девушек эта шутка стала жестокой.

— Мэнди, я тоже ухожу, — однажды внезапно сказала Бай Сэнь. Рука Маньтин дрогнула, и она налила слишком много джина в джин-тоник.

Кей снова покачал головой.

Маньтин нашла карты, которые они тянули тогда. Она достала даму треф и застыла, уставившись на нее.

На следующий день она набила себе на левом плече татуировку — розу, которую держала королева на той карте.

Маньтин пришла к Бай Сэнь домой. Ей нужно было кое-что сказать.

— Не уходи, — сказала Маньтин с места в карьер.

Бай Сэнь покачала головой. Ее силуэт рядом с картиной, в которую никто не верил, выглядел уныло.

— Сэньсэнь, пожалуйста, не уходи.

Бай Сэнь протянула руки и обняла Маньтин.

— Не говори больше.

Бай Сэнь с горечью прижалась к ее уху. Она знала, почему Маньтин, которая не удерживала Шуюнь, все же решилась прийти к ней домой.

— Сэньсэнь…

— Я знаю, — решительно сказала Бай Сэнь, но не смогла произнести жестокие слова о том, что не любит ее. — Мэнди, мы обе привыкли просыпаться утром в чужих постелях… Я больше так не хочу. Я хочу покончить с такой жизнью.

Маньтин знала, что Бай Сэнь очень умна. Из них троих именно она всегда находила самые остроумные ответы для клиентов. Каждый раз ее слова были разными, но смысл оставался прежним.

Маньтин поняла. Это она сама неосознанно увязла в иллюзиях ночной жизни. Все думали, что безумной была Бай Сэнь, но на самом деле выбраться не могла именно Маньтин.

Она действительно не могла покинуть «Белую ложь», но и выбросить Бай Сэнь из головы тоже не могла.

Уходя из дома Бай Сэнь в последний раз, Маньтин сказала себе, что это ее последнее появление здесь. Ей тоже пора было принять решение.

Кей, хранитель мира, третий лишний, все это время наблюдал.

— Ты осталась одна, уходи и ты поскорее, — сказал Кей.

— Ты, мать твою, уволить меня хочешь? — Маньтин швырнула пустую бутылку в мусорное ведро и повернулась к Кею.

— Нет.

Сказал Кей. Ему просто было невыносимо видеть ее одинокую фигуру, запертую в этом маленьком темном месте.

— Ты тоже остался один, — сказала Маньтин, закидывая длинные ноги на барную стойку и глядя прямо в глаза Кею.

— Я один, и у меня все хорошо, — с улыбкой сказал Кей, но в горле необъяснимо першило от горечи.

— Бред собачий, — Маньтин резко рассмеялась, но потом заплакала. — Бред! Бред!

Кей протянул Маньтин салфетку, но обнаружил, что девушка вытирает ею его лицо.

Только тогда Кей понял, что он тоже плачет. — Нет, мне совсем не хорошо, — его подавленные эмоции наконец вырвались наружу. Две самые любимые женщины в его жизни ушли от него. Он думал, что, наблюдая за смехом и шутками девушек, сможет на время забыть.

Он не ожидал, что горе не заживет само по себе. Рана, оставленная без внимания, продолжала кровоточить.

— Я буду с тобой.

Маньтин вытерла слезы. — Я буду с тобой. Мы не одни.

Они молча открыли бутылку водки и выпили вместе. Они будут охранять «Белую ложь», охранять воспоминания о троих.