Учиться грамоте

Утро. Ласковый солнечный свет заливал землю, а свежий воздух поднимал настроение.

Е Чжэн посмотрела на Бай Цина, сидящего у двери, и мягко улыбнулась:

— Если почувствуешь себя нехорошо, сразу скажи мне, понял, Цин-эр?

— Угу, понял.

Бай Цин сидел, полуприкрыв глаза, с таким довольным выражением лица, словно котенок, которого гладит хозяйка. Е Чжэн с улыбкой отвернулась, встряхнула одежду в руках, развесила её на бамбуковой жерди, подняла с земли деревянное ведро и вошла в дом.

Налив чашку воды, Е Чжэн подошла к Бай Цину:

— Наверное, пить хочешь, Цин-эр? Выпей немного воды.

Бай Цин открыл глаза и увидел свою госпожу, стоящую перед ним с улыбкой. Её стройная фигура была очерчена солнечным светом.

Лицо её было прекрасно, как нефрит, а в глазах плескалась нежность. Бай Цин тут же покраснел, смущенно отвёл взгляд, поспешно взял чашку и начал пить.

— Кхе, кхе… — Бай Цин закашлялся, его лицо залилось краской. Он торопливо и смущенно пытался проглотить воду, но закашлялся ещё сильнее.

Е Чжэн поспешила подойти и легонько погладила его по спине:

— Пей медленнее. Как ты умудрился поперхнуться на ровном месте?

Услышав это, чистое лицо Бай Цина снова залилось румянцем. Не мог же он признаться госпоже, что засмотрелся на неё и от этого поперхнулся.

Убедившись, что Бай Цин перестал кашлять, Е Чжэн отнесла чашку в дом, вернулась и села рядом с ним.

— Цин-эр, расскажи мне, что тебе нравится?

Бай Цин с легким недоумением посмотрел на Е Чжэн:

— Что мне нравится?

— Да! — Лицо Е Чжэн выражало живой интерес. — Что тебе нравится, Цин-эр? Расскажи мне, хорошо?

Бай Цин опустил глаза и немного помедлив, ответил:

— Ничего. Мне ничего не нравится, — «Кроме тебя», — мысленно добавил он.

Е Чжэн досадливо нахмурилась:

— Как это возможно? Не может быть, чтобы тебе ничего не нравилось. Цин-эр, ты просто не хочешь мне говорить?

— Нет! Как я могу обманывать госпожу? — торопливо возразил Бай Цин.

Е Чжэн не сдавалась:

— Правда ничего? Цин-эр, подумай хорошенько. Может, есть что-то особенное, что тебе нравится? Что угодно.

Бай Цин увидел, как серьёзно смотрит на него госпожа, и слова, готовые сорваться с языка, застряли в горле.

— Правда, что угодно? — спросил он с надеждой, глядя на Е Чжэн.

— Конечно. Милый Цин-эр, ну скажи мне!

Бай Цин подумал и немного нерешительно произнёс:

— Я… я хочу научиться грамоте. Можно?

Да, Бай Цин хотел знать грамоту. Его госпожа была так прекрасна, добра, нежна, великодушна, образованна, знала Четверокнижие и Пятикнижие, и к тому же обладала совершенной внешностью. О такой женщине мечтали многие благовоспитанные и красивые юноши из знатных семей.

Он хотел научиться грамоте, чтобы стать ближе к своей госпоже, чтобы хоть немного соответствовать её идеальному образу в его сердце.

Е Чжэн радостно схватила Бай Цина за руку:

— Конечно, можно! Цин-эр хочет учиться грамоте, я так рада! Я сама буду тебя учить. Пойдём, начнём прямо сейчас! — С этими словами она осторожно помогла Бай Цину подняться и повела его в дом.

Бай Цин, покраснев, позволил госпоже вести себя за руку в комнату.

Письменный стол Е Чжэн стоял в спальне у стены, напротив окна. Она осторожно усадила Бай Цина, разложила на столе чистый лист бумаги сюань, прижала его пресс-папье, растёрла тушь, обмакнула кисть и вложила её в руку Бай Цина, накрыв своей ладонью.

— Начнём с твоего имени, Цин-эр?

— Угу, — кивнул Бай Цин.

— Это «Бай», а это «Цин», — сказала Е Чжэн, отложив кисть и показывая на два иероглифа на бумаге.

— Бай Цин… Это моё имя, — радостно повернулся он к Е Чжэн.

— Да. Старайся, Цин-эр, — Е Чжэн улыбнулась, глядя на его невинное лицо.

— Я обязательно буду стараться, — сказал Бай Цин, взял кисть со стола, но тут же понял, что не знает, как её правильно держать, и смущенно посмотрел на Е Чжэн. — Госпожа, я забыл, как её держать…

Е Чжэн тихонько рассмеялась и, протянув руку, помогла Бай Цину правильно взять кисть.

Утреннее солнце заливало комнату, в лучах танцевали пылинки. Женщина перед ним мягко смеялась и протягивала руку. Бай Цин замер, глядя на госпожу. Его госпожа была так совершенна, даже её руки были прекрасны. Длинные тонкие пальцы Е Чжэн с аккуратно подстриженными ногтями в солнечном свете казались выточенными из белого нефрита.

От её руки исходило тепло.

— Вот так. Запомнил, Цин-эр?

Очнувшись, Бай Цин не смел взглянуть на госпожу и быстро кивнул. Он и без зеркала знал, что его лицо пылает.

Успокоившись, Бай Цин сосредоточенно принялся выводить на бумаге своё имя.

Он писал снова и снова. Поначалу иероглифы получались кривыми, но лицо Бай Цина выражало полную сосредоточенность. Е Чжэн придвинула стул и села рядом, молча наблюдая.

В тихой комнате время от времени ветерок шевелил занавески. Увидев, что Бай Цин исписал уже три листа, Е Чжэн протянула руку и накрыла его ладонь.

— Отдохни немного, Цин-эр. У тебя уже очень хорошо получается!

— Угу, — Бай Цин отложил кисть. Рука действительно немного устала. Он сжал и разжал пальцы.

Е Чжэн взяла его за предплечье.

— Давай я разомну тебе руку, — сказала она и принялась осторожно массировать его худую руку под одеждой.

Бай Цин смотрел на женщину, которая так сосредоточенно разминала ему руку, и ему нестерпимо захотелось спросить: «Госпожа, ты со всеми так нежна и заботлива? Или только со мной?»

Такая прекрасная женщина… Наверное, ни один мужчина не смог бы устоять перед ней. От мысли, что госпожа может быть так же добра к другим мужчинам, у Бай Цина защемило сердце.

Нежность госпожи должна принадлежать только ему одному.

Он поднял голову и посмотрел на неё:

— Госпожа, Цин-эр… Цин-эр хочет научиться писать твоё имя…

Е Чжэн удивлённо моргнула, а затем её губы медленно изогнулись в улыбке:

— Хорошо! Тогда я научу тебя, Цин-эр!

— Угу!

— Смотри. Это «Е», а это «Чжэн». Е Чжэн!

«Е Чжэн, Е Чжэн…» — мысленно повторял Бай Цин. Одно лишь произнесение этих двух иероглифов наполняло его сердце сладостью.

Е Чжэн была его спасением, его госпожой… Госпожой его, Бай Цина…