Глава 4 (Часть 1)

— Не задевайте меня ногами! — Только он это произнёс, как услышал чей-то голос: — Затоптать тебя до смерти!

Мэй Цзин вздрогнул. Он почувствовал, что этот голос исходил от него самого, но не мог в это поверить. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что инструктор и все вокруг смотрят на него. На их лицах читались гнев, удивление, скрытое веселье, восхищение, а у некоторых — полное безразличие.

Инструктор, глядя на него, сказал: — Даже если ты так думаешь, не стоило говорить это вслух.

После этого однокурсники с восхищением спрашивали Мэй Цзина: — Как ты посмел? Мы бы ни за что не осмелились сказать такое!

Мэй Цзин подумал: «Я и сам себя напугал». Но вслух гордо заявил: — Чего бояться? Что такого особенного?

Сегодняшнее «Я тебя ненавижу» имело тот же эффект, что и тогдашнее «Затоптать тебя до смерти». И это ещё больше расстроило Мэй Цзина, ведь когда он крикнул «Затоптать тебя до смерти», ему было всего восемнадцать, и это можно было назвать детской непосредственностью. А сейчас, когда он написал «Я тебя ненавижу», ему уже двадцать два, и это можно назвать лишь ребячеством и глупостью.

Если бы Инь Цао узнала об этом, она бы точно сказала: «Прошло четыре года, а ты ни капли не повзрослел! Тебе что, трудно держать язык за зубами? Ах ты, бестолковый!» Вспомнив об Инь Цао, Мэй Цзин вдруг понял, что всё сегодняшнее утро пошло наперекосяк из-за того любовного письма. Он так ничего и не увидел, зато навлёк на себя неприятности с открытым уроком. Похоже, любовная атака оказалась недостаточно мощной, раз на неё совсем не обратили внимания.

Подготовка к уроку и экзамену.

«Не важна высота горы, — коли есть там бессмертные, станет она известна. Не важна глубина воды, — коли есть там дракон, станет она священной. Скромна моя хижина, но добродетель её наполняет. Мох зеленеет на ступенях, трава сквозь занавес видна. В беседах — учёные мужи, нет здесь простолюдинов ни одного. Можно настроить цитру, читать священные книги. Нет здесь ни музыки, что слух тревожит, ни дел канцелярских, что тело изнуряют. Хижина Чжугэ Ляна в Наньяне, беседка Цзыюня в царстве Шу. Сказал Конфуций: «Что же здесь скромного?»

Это короткое «Восхваление скромной хижины» — именно то, что Мэй Цзин должен был блестяще представить на открытом уроке в следующий вторник, уложившись в сорок пять минут. Какие моменты нужно осветить, какова главная мысль — всё это было в методичке для учителя. Обычно учителя читали и объясняли по ходу: прочитают предложение и тут же его растолкуют. Дочитают до конца — и урок закончен.

Мэй Цзину не нравился такой подход. Хорошее произведение изначально представляет собой единое целое, а такой метод — словно разрубить его на куски. Даже самый прекрасный текст становится безвкусным и даже уродливым. Мэй Цзин считал, что успех урока зависит от того, как связать все эти знания воедино, словно нанизать разрозненные жемчужины на красивое ожерелье, чтобы внешне оно выглядело цельным, а внутри таило в себе скрытый смысл.

С утра до полудня Мэй Цзин искал нить для своего ожерелья — прочную и красивую. Но, как ни ломал голову, так и не смог придумать ничего, что его удовлетворило бы. Он невольно вздохнул: «Только когда талант нужен, понимаешь, как его не хватает». Стучать себя по голове было бесполезно, поэтому Мэй Цзин решил обратиться за помощью к всезнающему Байду. И поисковик тут же выдал ему план урока, который начинался так:

— Ребята, перед началом урока я хочу предложить вам небольшой тест. Представьте роскошный дворец, богато украшенный, сияющий золотом. Чтобы получить его, вам придётся много лгать и совершать ужасные поступки. А есть скромная хижина, очень простая, но окружённая живописной природой, где вас ждут верные друзья. Чтобы получить её, вам не нужно делать ничего особенного, она уже ваша. Что бы вы выбрали?

(Ученики отвечают, что выбрали бы хижину). — Поздравляю! Ваш выбор совпал с выбором великого поэта эпохи Тан Лю Юйси! Я уверен, что вы станете Лю Юйси нашего времени!

«Пф, откуда ему знать, что ученики выберут хижину? В наше время «лучше плакать в BMW, чем смеяться на велосипеде» уже открыто заявляют по телевизору. Скорее всего, многие выберут дворец, и что тогда? Урок сорвётся? Разве что заранее договориться со всем классом…», — подумал Мэй Цзин. На такое он бы ни за что не пошёл. Да и что за странная теория? Если совершать злодеяния, то будешь жить во дворце, а если нет — остаётся лишь ютиться в деревне в бедности и нищете. Это что, учить детей тому, что деньги — это зло? Это урок добродетели или призыв к злодеяниям?

Мэй Цзин со злостью закрыл этот ужасный план урока, способный только испортить детей. Повертев затекшей шеей, он не выдержал и воскликнул: — Боги всех мастей, китайские, иностранные, заглянувшие на огонёк и специально прибывшие, мужчины и женщины, старые и молодые, спасите меня!

— В следующий вторник у тебя открытый урок? — Цинь Жань вошёл в учительскую, прервав стенания Мэй Цзина, разрывающегося между тревогой, негодованием и отчаянием.

Цинь Жань пришёл в школу на год раньше Мэй Цзина. Оба они окончили Педагогический университет Y. Хотя в университете они не были знакомы, после выпуска почувствовали родственную связь. Иногда Мэй Цзин в шутку называл его «старшим братом Цинь», а тот, подыгрывая, отвечал: «Младшая сестра Лян».

— Да, старший брат Цинь, — уныло ответил Мэй Цзин. — Я как раз думаю, как провести его так, чтобы вы меня хоть немного похвалили. Я ведь только что из земли проклюнулся, маленький, слабенький. Если не укреплюсь как следует, не впитаю всю мудрость мира, как же мне выдержать вашу критику на педсовете? Как устоять под шквалом ваших замечаний?