Это был второй день месяца Божественного Рождения. Как и было обговорено ранее, жрицы принесли девятерых младенцев. Все они спали безмятежным сном, и их родные, держа на руках драгоценные свертки, внесли детей в святилище и уложили на белые шелковые подушки в ряд.
Сопровождающие, облаченные в строгие черные платья и костюмы, выглядели безупречно ухоженными и держались с врожденным благородством. Однако при всем величии, при всем высокородном облике в присутствии бога-покровителя они становились почтительно смиренными, не решались произнести ни слова и, поклонившись в пол и преклонив колени, один за другим выходили из двора под присмотром жриц.
Вернуться им предстояло лишь к закату и забрать обратно своих детей. А до того времени малыши должны были получить благословение божества.
Процедура эта издавна держалась в сокровенной тайне, и даже жрицы никогда не видели ее. И только Ло Юйань, как посторонняя, сама того не ожидая, стала свидетелем всего действа от начала и до конца.
На деле все оказалось вовсе несложно. Бог лишь поочередно касался ладонью детских лбов, а затем вытягивал из рукава алые нити и ими легко обвивал тонкие шеи малышей.
Не то чтобы сложно, но зрелище было пугающим. Нити чуть заметно шевелились, впиваясь под кожу, и вскоре на шее каждого оставался слабый красноватый след. Ло Юйань, завороженно следя за этим, чувствовала, как ее собственная шея будто бы сжимается и у нее перехватывает дыхание.
Ей казалось, что все это должно причинять мучительную боль. Однако девятеро младенцев спали по-прежнему спокойно, не шевельнувшись. Скорее всего, для них этот обряд «благословения» не был тягостным.
И тут, когда она так подумала, один ребенок неожиданно пошевелился, сморщил носик и тоненько заплакал.
— Ах… Ребенок проснулся, — пробормотала Ло Юйань и посмотрела на божество на алтаре.
Тот улыбнулся.
— Пробудиться посреди обряда благословения — добрый знак. У этого дитя есть талант, да и вдохновение будет сильным.
Похвала никак не повлияла на грудничка. Его плач становился все громче, уже переходя в отчаянный визг. Такой крик наверняка слышали и снаружи, но никто не торопился войти и успокоить младенца. Ло Юйань слушала его пронзительные вопли и все больше тревожилась: не случится ли с малышом чего недоброго от этого надрыва? Она беспрестанно бросала взгляд на бога-покровителя, но тот лишь улыбался ей, никак не реагируя.
Опираясь на опыт, накопленный за минувший месяц, Ло Юйань решилась спросить:
— Может быть, мне попробовать успокоить его?
Божество кивнуло, и Ло Юйань ощутила, будто он с самого начала ждал от нее именно этих слов.
Не имевшая прежде дела с грудными детьми, юная женщина за двадцать лет осторожно прижала к себе крохотное тельце, закутанное в пеленки, и начала бережно покачивать на руках. Это немного помогло: плач сделался тише. Воодушевившись, Ло Юйань принялась ходить по святилищу, раскачивая ребенка в такт шагам. Однако пространство было тесным, и ей оставалось только кружить, раз за разом обходя по кругу божество.
Наконец, когда малыш затих, бог заметил с улыбкой:
— Какая же шумная.
В глазах младенца, блестящих и угольно-черных, ясно отражался облик Ло Юйань. Едва божество произнесло свои слова, только что успокоившийся ребенок вдруг снова разразился плачем.
Ло Юйань проявила терпение, возможно, благодаря опыту ухода за младшей сестрой в прошлом. Она вновь стала укачивать девочку и сумела утешить ее. Как только она приготовилась вернуть ребенка на место, бог тихо произнес:
— Ребенок и впрямь слишком шумный.
Невольно опустив взгляд, Ло Юйань тут же заметила, что у крохи снова задрожали губы. В спешке прижав крохотное тельце к себе, она начала тихонько уговаривать, легонько похлопывая по хрупкой спинке:
— Тише-тише, не плачь, ты совсем-совсем не шумная…
В такие минуты Ло Юйань ловила себя на странной мысли: кем же все-таки является это божество? Старцем, которому мучительно тяжело переносить одиночество и забытость? Или же мальчишкой, которому лишь иногда хочется поддразнить и поиграть?
Образ бога в ее глазах все чаще качался между этими двумя крайностями.
Несмотря на небольшую заминку, к закату обряд прошел благополучно: девятеро младенцев один за другим получили благословение, после чего были возвращены своим родителям, и двор вновь погрузился в тишину.
Когда врата особняка смыкались на ночь, Ло Юйань получала редкую возможность свободно передвигаться по двору, ибо в темное время суток никто не осмеливался заходить в это святилище. И той же ночью, как и вчера, под сводами снова разнеслись надолго растянувшиеся звуки музыки, пока девушка, лежа на теплом полу перед алтарем, не погрузилась в сон.
Ей вновь приснился тот же самый сон: Ши Шэнь восседал на божественном помосте, и его тело медленно распадалось на струящиеся нити красных линий. Белая одежда плавилась, словно воск от свечи, стекая вниз и превращаясь в какую-то странную вязкую массу.
Стоило ей сделать шаг ближе — и пространство вновь перемещало ее в ту самую безграничную тьму. Там на постаменте стояла керамическая статуя божества, и на глазах у нее по макушке разрасталась трещина. Из черной расселины доносились глухие, тягучие звуки, словно голос просачивался из глубин земли. Те шепотки и бесконечно повторяющиеся обрывки бормотания будто впивались в разум, размывая его и засоряя, как яд.
Ло Юйань вскочила в холодном поту и прижала ладонь к бешено колотившемуся сердцу, прежде чем пересекла помещение и опустилась на колени перед алтарем, сложив руки в традиционном жесте молитвы:
— Ши Шэнь, я уже две ночи подряд вижу одинаковые сны. Не знаю, не таится ли в них какой-то особый смысл?
Порыв ветра откинул занавеску, и при изменчивом свете фигура на постаменте внезапно ожила. Глядя на нее свысока и слабо улыбаясь, бог тихо спросил:
— Откуда ты знаешь, что это сон?
— Как?.. Разве это не сон? — растерялась она. — Неужели то, что я видела ночью в полудреме, было на самом деле?
Ее лицо озарилось облегчением.
— Раз это не сон, тогда хорошо, — сказала она, словно сбросив камень с сердца.
Бог улыбнулся чуть заметнее, однако в его улыбке сквозила легкая печаль. Он вздохнул:
— Значит, ты совсем не боишься?
— Раз это происходит в действительности, а не в пугающем неведомом сне, то не так уж страшно.
В глубине души Ло Юйань чувствовала: если в этих странных видениях стоит его образ, бояться, пожалуй, не стоит.
— Сегодня ночью снова будет, — негромко предостерегло божество. — И так целый месяц.
— Хорошо.
И действительно, ночь принесла все то же самое. Ей было уже трудно различить, что именно происходит: сон ли это или явь. Но раз бог-покровитель сказал, что это не сон, значит, и она решила принимать это за действительность.
На постаменте возвышалась керамическая статуя с зияющей трещиной на лике, и из разлома вновь потянулось глухое бормотание. Первые две ночи Ло Юйань не осмеливалась приблизиться, но после разговора с Ши Шэнем ее сердце обрело чуточку смелости. Может быть, стоит все-таки заглянуть глубже?
Приподнявшись на цыпочки, она склонилась к черной щели.
— Это вы, Ши Шэнь? Почему вы все время твердите о боли?
Голоса в трещине на секунду смолкли, а потом их внезапно сменил какофонический хор, где бесчисленное множество одинаковых интонаций и тембров наложились друг на друга.
— Так темно…
— Так жарко…
— Невозможно дышать…
— Так больно…
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|