Две жрицы, закончив воскурение благовоний, не поспешили по обыкновению покинуть святилище. Они благоговейно склонились перед главным алтарем и смиренно произнесли:
— Ши Шэнь*, скоро наступает месяц Божественного Рождения. Незадолго пред этим в нашем клане родилось девять детей, которые желают получить право удостоиться вашего благословения.
П. р.: Дословно Ши Шэнь, или же Удзигами, (氏神) — в японской мифологии это божество-покровитель конкретного рода, семьи или местной общины (например, жителей деревни или городского района).
Прячущаяся за складками его одежды и складывающая бумажные цветы, Ло Юйань удивленно замерла. Месяц Божественного Рождения? Никогда прежде она не слышала подобного выражения. А это благословение для новорожденных напомнило какие-то отрывочные сплетни, которые она когда-то подслушала и которые, видимо, были связаны с неким ритуалом.
Голос божества был спокоен и мягок:
— По обычаю велите им явиться сюда на второй день месяца Божественного Рождения.
— Слушаемся.
Когда две жрицы удалились, Ло Юйань выбралась из своего укрытия и бросила взгляд на серое небо за окном. Она уже пробыла здесь целый месяц: прибыла поздней осенью, а теперь уже и зима вступила в свои права. Становилось холоднее.
Обернувшись, она увидела, что божество смотрит на нее, словно ожидая вопросов. Не собираясь ничего спрашивать, Ло Юйань под тяжестью его взгляда все-таки попробовала:
— Только что упомянутый месяц Божественного Рождения… Это время, когда вы появились на свет? Но почему месяц, а не день?
Она подумала, что все знакомые ей праздники и легендарные дни рождения бессмертных, богов или Будд, обычно приходились на конкретное число.
— Потому что рождение божества занимает целый месяц, — медленно ответил бог.
Ло Юйань испытала странное, трудно объяснимое чувство, будто что-то в этом было не так. Однако откуда взялось это ощущение, она понять не смогла.
— Тогда… откуда рождается бог-покровитель? Из самой небесной и земной природы?
Божество улыбнулось.
— Они рождаются из людей.
Ло Юйань не до конца поняла, но, впрочем, она и не относилась к числу тех, кто непременно хочет во всем докопаться до сути. Поэтому оставила этот вопрос. В ее представлениях дни рождения божеств — это время торжественных обрядов в храмах и монастырях. Она думала, что в месяц Божественного Рождения и в этом древнем особняке будет царить особая праздничность. Однако действительность оказалась иной.
Снаружи все красные фонари заменили на белые*. Мужчины и женщины во внешнем дворе облачились в черные одежды, украсив их белыми цветами. Даже те тихие смешки и перешептывания, которые раньше можно было услышать между делом, бесследно исчезли. В доме царила особая, почти мертвая тишина, и даже толпы людей не могли разогнать ее.
П. р.: Речь идет о фонарях, символизирующих траур или траурные ритуалы.
На святилище повесили черные занавеси и покрывала. Когда они спадали вниз, весь алтарь погружался в сумрак. Заканчивая воскуривать благовония, жрицы выходили во двор и сжигали особые бумаги в виде желтых листов, сплошь испещренных красными замысловатыми узорами. Во время этого ритуала они напевали странные непонятные молитвы.
Все это неотступно напоминало поминальные обряды в честь усопших.
Ло Юйань бродила по уединенным тропинкам внешнего двора, словно неосязаемый и никем не замечаемый призрак. Неожиданно она уловила обрывок тихого разговора двух юных девушек, только что вышедших из ближайшей купальни.
— Каждый раз, когда наступает месяц призраков, мне становится жутко. Как будто этот дом внезапно оживает… и тут же снова умирает.
— Не говори так страшно! И вообще, жрицы строго запрещают называть его месяцем призраков. Надо говорить «месяц Божественного Рождения». Услышат — и опять накажут!
«Месяц призраков?» — удивилась Ло Юйань. В ее представлении это был седьмой месяц по лунному календарю, когда отмечался праздник Чжунъюань*, время почитания предков и отпевания душ умерших. Однако нынче большинство людей уже почти не придавали этому значения. Здесь же, похоже, вкладывали в это совсем иной смысл.
П. р.: Даосское название Фестиваля голодных духов или Фестиваля призраков, на котором живые потомки отдают дань уважения умершим предкам, например, кладут таблички с именами предков на стол, зажигают благовония и трижды готовят еду для них в этот день.
К вечеру двор со святилищем закрылся раньше обычного. Снаружи раздалась музыка. Ло Юйань не могла определить, на каких инструментах играли, но звуки перемежались с тонким перезвоном колокольчиков, создавая ощущение чего-то далекого и умиротворяющего. Этому вторил глухой голос, словно читавший молитву или напевающий убаюкивающую колыбельную.
Когда Ло Юйань проснулась, вокруг по-прежнему стояла густая темнота. Подняв занавес, она выглянула наружу: рассвет еще не наступил. Тем не менее музыка и пение продолжали звучать, хотя теперь они доносились как бы издалека, еле слышным отголоском.
И тут ее охватило смутное беспокойство. Она резко обернулась к святилищу.
Божество, обычно восседавшее в самой глубине алтаря, нигде не было видно. Узкое пространство было до отказа наполнено переплетенными красными нитями. Ло Юйань в испуге подползла ближе и робко позвала:
— Ши Шэнь? Что с вами?
Изнутри протянулся широкий белый рукав, и из него выпала белоснежная рука, и слабо поманила ее.
Ло Юйань осторожно приблизилась и приняла эту белую кисть в свои ладони. На ощупь она оказалась ледяной, будто она держала изделие из холодного фарфора.
И вдруг.
Рука у нее на ладонях в одно мгновение распалась и растеклась хаотичными красными нитями, которые сквозь пальцы посыпались вниз.
Ло Юйань вздрогнула и инстинктивно вскочила на ноги. В этот момент она обнаружила, что все вокруг нее потускнело, а сама она словно оказалась в каком-то странном, чужом месте. В бескрайней пустоте ее собственное дыхание и шаги эхом разносились в стороны, многократно усиливаясь. И лишь одно в этом мраке светилось мягким, тусклым сиянием, — древний и простой алтарь, на котором возвышалась фарфоровая статуя, по росту равная человеку.
Вся она была опутана плотными, тесно намотанными красными нитями, а на лице застыла столь знакомая улыбка. Именно так ей всегда улыбался Ши Шэнь. Поперек головы статуи пролегала трещина, точно расколовшая пополам это улыбающееся лицо.
Статуя улыбалась ей, но из зияющей трещины вместо смеха доносился глубокий, бездонный вздох.
— Мне так больно… Больно…
Ло Юйань распахнула глаза. Стоял уже белый день. У ворот послышался скрип открывающихся створок, и она по привычке едва не бросилась спрятаться за спину божества. Добравшись до самой глубины святилища, она очнулась, словно от наваждения, и только тут в полной мере осознала, что была в каком-то забытьи.
Неужели это был просто сон?
Точно так же к ней протянулся белый рукав, открывший ладонь цвета фарфора. А хозяин этой руки с той самой привычной улыбкой смотрел прямо на нее и звал:
— Подойди.
Ло Юйань больше не стала ворошить мысли о жутковатом сне и поспешила укрыться за его спиной.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|