Глава 10

С приближением лета жители города полюбили есть сырую и холодную пищу. Стоило заболеть одному, как он, не в силах сдержаться, заражал других, и болезнь распространялась все быстрее.

Тыковка потратил два дня, чтобы спуститься с горы и провести для лекарей Вэйчэна урок о том, как предотвратить дизентерию. Он также раздал лекарства бедным жителям города, чтобы предотвратить превращение дизентерии в повальную эпидемию, сеющую панику.

Слава Усадьбы Верхнего Пруда заставила горожан послушно отказаться от винограда, огурцов и прочего, и вместо этого грызть дома гранатовую кожуру.

Вэйчэн тут же наполнился ароматом граната.

Больше всех радовался Тыковка. Чу Цин не спускалась с горы, и доставка лекарств всегда была его обязанностью. Теперь ему стало намного легче. Однако Чу Цин такая ситуация не нравилась. Она только-только приняла Чи Яня в качестве своего учителя.

Утром в ледяной комнате она вспоминала пройденное накануне; ночью, во время сбора трав, Чи Янь часто объяснял ей происхождение нескольких слов; когда не нужно было идти в горы, он расстилал белую бумагу, сначала писал иероглифы светлыми чернилами, а затем просил Чу Цин обвести его штрихи.

Теперь же, когда Тыковка освободился, он целыми днями шумел и звал играть. Чу Цин мечтала от него спрятаться.

Вот и в этот день Чи Янь и Чу Цин сидели в лечебном зале, проверяя выученное за последние дни.

— Цзы?

— «Цзы» — как дитя, любящее танцевать, — говорила Чу Цин, выводя иероглиф. Поскольку она обводила его следы, ее иероглифы, хоть и обрели форму, выглядели твердыми и решительными. Чи Янь нахмурился.

Лицо Чу Цин вытянулось.

— Что, неправильно?

Чи Янь покачал головой.

— Нет, правильно. Продолжай. Хэ?

Чу Цин немного возгордилась.

— «Хэ» — как крестьянин с мотыгой и ножом, а рядом мычит вол, запряженный в плуг, — закончив, она самодовольно и размашисто сделала последний изгиб, но, не рассчитав силы, написала часть иероглифа прямо на столе.

Чи Янь, стоявший рядом, с улыбкой смотрел на Чу Цин.

Чу Цин, словно не замечая, сказала:

— Чего смотришь? Продолжай.

Внезапно в лечебный зал ворвался Тыковка.

— Хватит учиться! Пойдемте играть в Долину Водной Луны!

— Уходи, — Чу Цин даже не повернула головы в его сторону. — Займись своими делами.

Тыковка, похоже, привык к такому обращению Чу Цин и не собирался сдаваться. Он подбежал и обнял ее.

— Сестрица, моя хорошая сестрица, ну пойдем со мной!

Чу Цин искоса взглянула на него.

— Отпусти меня.

Но Тыковка так легко не сдавался, наоборот, стал еще настойчивее. Он вдруг обхватил ладонями лицо Чу Цин, отчего та вздрогнула.

— А-Цин, если ты не согласишься, я тебя десять раз поцелую.

Чу Цин, не раздумывая, ответила:

— Осмелишься поцеловать — я тебе губы отрежу, — но Тыковка не унимался, держа ее лицо и медленно приближаясь. — Сестрица, я иду…

Чу Цин действительно вытащила нож из рукава, всем своим видом показывая готовность стоять до конца.

Когда их лица почти соприкоснулись, Чи Янь протянул кисть между ними, разделяя их.

— А-Нань, не шали. Пойдем.

Тыковка уже обрадовался, но, увидев нож в руке Чу Цин, тут же скорчил недовольное лицо.

— А-а-а! А-Цин! Как ты можешь так со мной поступать! У-у-у! Я расскажу наставнику…

У Чу Цин разболелась голова от его завываний. Она убрала нож.

— Идем или нет?

Тыковка мгновенно вскочил.

— Идем! — Его скорость поразила даже Чи Яня. Эти брат с сестрой меняли выражение лица с одинаковой быстротой.

Долина Водной Луны была так же прекрасна, как и ее название. Хотя самое красивое время там наступало глубокой ночью, даже сейчас она очаровывала.

Чи Янь за многие годы, можно сказать, объездил с Линь Чаншанем полмира, но если бы он случайно не попал в эти Лазурные Горы, то так и не узнал бы, что на свете существуют такие трогательные пейзажи.

Пышная зелень, плакучие ивы. На закате садящееся солнце, словно точка киновари между бровями красавицы, украшало далекие горы. Время от времени над головой пролетали возвращающиеся домой птицы, их крылья были окрашены розовыми румянами заката. Но самым прекрасным был Пруд Водной Луны.

В пруду виднелось несколько зеленых камней, резвились рыбки, щебетали птицы. Разве это не рай на земле?

Вода в пруду была неглубокой и чистой. Неизвестные рыбки свободно сновали туда-сюда. Тыковка смотрел на них, и у него чуть слюнки не потекли.

— Братец Чи Янь, эта рыба такая вкусная! Не смотри, что она такая жирная, плавает очень быстро. Если наставника нет, я даже поймать не могу, а сестрица мне не помогает.

Чи Янь увидел, что Чу Цин действительно стоит на некотором расстоянии от пруда, и спросил Тыковку:

— А-Нань хочет поесть?

Тыковка, стоя рядом, сглотнул слюну.

— Ага!

Не успел он договорить, как Чи Янь, неизвестно откуда взяв камешек, щелкнул им с пальцев. Рыба в пруду перевернулась брюхом вверх. Тыковка смотрел так, что у него глаза чуть не вылезли из орбит.

— А-а-а! А-Цин! Иди скорее посмотри!

Чу Цин издали смотрела с презрением. «Неудачник!»

Тыковка, пританцовывая, выловил жирную рыбу из пруда, бросил ее в свой мешок, затем привязал мешок к бамбуковой палке, воткнул палку в землю у края пруда и опустил мешок в воду.

— Мм? — непонимающе спросил его Чи Янь. Судя по его действиям, он собирался здесь обосноваться?

Лицо Тыковки выражало решимость. Он разжал ладони, в которых были камни разного размера.

— Я сегодня обязательно поймаю рыбу и унесу домой! — сказав это, он начал прыгать и суетиться рядом, используя и руки, и ноги.

Прошло около получаса. Чу Цин не хотела больше ждать и крикнула в их сторону:

— Я ухожу.

Услышав это, Тыковка в гневе бросился в пруд и начал беспорядочно ловить рыбу руками.

— Бегите, бегите! — не успел он договорить, как поскользнулся и упал в пруд. Только тогда Чу Цин подбежала. Тыковка выбрался из пруда с шишкой на голове, выглядя одновременно мило и смешно. Чу Цин усмехнулась и, повернувшись к Чи Яню, спросила: — Это то, что ты называл «остаться ни с чем»?

Чи Янь тоже улыбнулся.

— Да.

Тыковка протянул руку, чтобы Чу Цин помогла ему выбраться. Чу Цин колебалась, стоит ли касаться его руки, покрытой тиной. Неожиданно Тыковка, желая отомстить за ее насмешку, схватил ее и утащил в воду.

— Ха-ха-ха, вот это действительно «остаться ни с чем», ха-ха-ха…

Теперь Долина Водной Луны наполнилась смехом Тыковки.

А дорога обратно в усадьбу — его плачем.

— А-Цин, я был неправ!

— А-Цин, вода там такая мелкая, я же пошутил!

— А-Цин, не сердись!

— А-Цин, не игнорируй меня, я больше никогда не потащу тебя играть…

— Хорошо. Ты сам сказал, — внезапный ответ Чу Цин застал Тыковку врасплох.

— А?! Я же пошутил, А-Цин, А-Цин…

На следующий день Тыковка понял, что действительно совершил ошибку.

Хотя в воде они пробыли недолго, но после того, как она поскользнулась и упала в низину, а потом еще постояла на ночном ветру, Чу Цин уже чувствовала себя нехорошо. Теперь же, после этой выходки, она горела, как уголек.

Тыковка стоял у ее кровати, опустив голову.

— А-Цин, я виноват. Я больше никогда не буду так шалить. Пойти приготовить тебе отвар?

Чу Цин махнула рукой.

— В голубятне, кажется, вернулся голубь. Пойди посмотри. Если есть дела, спускайся с горы. Со мной все в порядке, выпью пару доз лекарства, и все пройдет. Дела усадьбы важнее, не задерживайся.

Тыковке ничего не оставалось, кроме как поспешно собрать вещи и отправиться вниз с горы.

Но много ли сил у больного человека? Не то что встать, взять травы, сварить отвар и выпить — даже просто лежать в кровати было тяжело, словно каждая кость налилась свинцом.

Она не знала, сколько проспала, пока чья-то большая рука не коснулась ее лба. На руке были мозоли от постоянных занятий боевыми искусствами. Прикосновение к коже было немного щекотным и зудящим, немного похожим на руку наставника.

Она резко очнулась и обнаружила, что одна ее половина лежит на кровати, а другая… на коленях Чи Яня. Он держал ложку с лекарственным отваром, пробуя температуру.

— Что ты делаешь… — она действительно сильно горела. Голос стал сухим и болезненным, она едва могла выговорить целые слоги.

Чи Янь зачерпнул еще ложку и поднес к ее губам.

— Если так и будешь гореть, то если не умрешь, то точно поглупеешь.

Чу Цин посмотрела ему в глаза. Его глаза были темными, с не свойственной взрослым ясностью и чистотой. Глаза наставника всегда были нежными, но она чувствовала в них только строгость. Тыковка был всего лишь ребенком, в его глазах сначала был страх, а теперь — почтение и зависимость. О прежних взглядах, полных презрения и отвращения, и говорить нечего. Но эти глаза, перед ней, действительно выражали заботу. Она это видела.

Он и вправду был редким добряком. Неудивительно, что Тыковка мечтал проводить с ним дни и ночи напролет.

— Немного горько, но А-Нань сказал, что ты не ешь сахар, — сказал Чи Янь, глядя на темную миску с лекарством.

— Не горько, — для нее это лекарство действительно не было горьким.

За годы, проведенные с Юнь Чжунхэ, сколько лекарств она перепробовала, сколько ядов испытала на себе! То инвалидное кресло… она сделала его сама, таская за собой ноги, когда год не могла ходить, будучи подопытным кроликом Юнь Чжунхэ.

Чу Цин чувствовала, что любит Лазурные Горы, но Лазурные Горы, казалось, не любили ее.