— Дайте мне пять минут, — обратилась она к Ёкодзуке. — Пожалуйста, запросите доставку Доминатора.
Ёкодзука хотел было спросить, зачем ей Доминатор, но Амамия уже взяла одежду и направилась в прачечную. Ему оставалось лишь наблюдать, как она поспешно уходит.
— В итоге вас все-таки легко обвели вокруг пальца, Ёкодзука-сан, — раздался сзади насмешливый голос Иноуэ. Ёкодзука взглянул на него, на его лице все та же сдержанная улыбка.
Двери лифта открылись. И Амамия, и Ёкодзука впервые оказались в таком месте, но Амамии этот белоснежный интерьер был знаком.
Ёкодзука проводил ее, используя свой терминал, чтобы открыть одну дверь за другой. Казалось, они шли по какому-то жуткому лабиринту.
Согласно данным, Амамия Ёинэй и Мураками Сатио после прибытия сюда содержались раздельно. Вероятно, медики решили, что дальнейшее совместное пребывание ухудшит их Psycho-Pass.
Амамия Ёинэй находился в палате 307, а Мураками Сатио — в 602. Разные этажи, разные врачи — у них не было ни единого шанса встретиться, пока Мураками Сатио не покончила с собой.
Ёкодзука украдкой поглядывал на Амамию. Чем ближе они подходили к палате ее отца, тем напряженнее она становилась. Ее движения стали скованными, дыхание — неровным.
Она была похожа на растерянного ребенка. Как-никак, это был ее отец, которого она не видела больше десяти лет. В конце концов, это была обычная робость.
Дойдя до двери палаты, Ёкодзука понял, что Амамия не хочет говорить. Она просто не могла вымолвить ни слова.
— Здравствуйте, Амамия-сан.
Лежавший на кровати мужчина лениво взглянул на них. Его взгляд остановился на Амамии Сатиэ. Словно захлестнутый волной эмоций, он застыл на мгновение, а затем медленно поднялся и подошел к стеклу.
— …Сатиэ?
— Мы сотрудники Второго отдела Уголовного бюро. Я — инспектор Ёкодзука Кэйнан. У нас есть вопросы по поводу вашей жены, Амамия-сан. Мы надеемся, вы сможете развеять наши сомнения.
Мужчина прижал ладони к стеклянной стене и приблизил лицо, словно пытаясь разглядеть дочь, которую не видел много лет. Полностью игнорируя слова Ёкодзуки Кэйнан, он мягко, словно убаюкивая ребенка, произнес:
— …Сатиэ? Это ты?
Амамия Сатиэ моргнула, пытаясь взять себя в руки.
— Здравствуйте. Я — энфорсер Амамия Сатиэ, также из Второго отдела. У меня есть несколько вопросов о смерти вашей жены.
— Ты так выросла… Мать очень волновалась за тебя. После твоего третьего попадания в медицинский центр она каждый день молилась за тебя и соблюдала пост.
Я слышал, ты немного похудела после выписки.
— …Знаю. Я поддерживаю связь с бабушкой, мы регулярно обедаем вместе.
— Вам нужно, чтобы я вышел? — спросил Ёкодзука.
Амамия Сатиэ покачала головой и открыла терминал.
— Не нужно. Я пришла сюда не по личным делам. Амамия-сан, эта фотография была найдена нами на заброшенной фабрике в районе Эдогава. Экспертиза показала, что кожа на ней взята с лопатки вашей жены, Мураками Сатио. Думаю, вы узнаете эту татуировку. Можете ли вы предположить, каким образом тело вашей жены могло быть похищено?
Амамия Ёинэй долго смотрел на нее, а затем горько усмехнулся.
— Прошло столько лет, а ты все еще не можешь простить нас с Сатио.
Ёкодзука почувствовал себя неловко. Находясь между этими двумя практически чужими друг другу людьми, он чувствовал себя лишним. По едва заметным изменениям в ее выражении лица он понял, что Амамия готова была закричать на отца, но, сдерживая себя, подавила порыв.
— …Я пришла сюда не для того, чтобы разыгрывать сцену воссоединения отца и дочери. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. Есть ли у вас какие-либо предположения, кто мог похитить тело вашей жены и сделать из него… этот предмет? Я знаю, что вы с женой были знакомы со многими художниками, и мы подозреваем, что это дело рук крупной организованной преступной группировки.
Амамия Ёинэй помолчал.
— Ёкодзука-сан, можно мне поговорить с дочерью наедине?
Ёкодзука тут же кивнул.
— Я подожду вас за углом, энфорсер Амамия.
— Ну вот, теперь можете говорить начистоту? — Амамия Сатиэ посмотрела, как Ёкодзука отошел, и ее отец перевел взгляд на ее слегка дрожащие ноги.
— Я просто… немного волнуюсь за тебя. Работа энфорсера опасна.
— Благодаря вам и вашей жене я стала латентным преступником в пять лет, — с упреком ответила Амамия. Амамия Ёинэй снова горько усмехнулся.
— Я никогда этого не хотел.
— Но вы это сделали. Бабушка чуть не потеряла сознание, когда узнала, что мой коэффициент преступности превысил сто. В семье Амамия трое латентных преступников, вы представляете, как ей тяжело? — Амамия Сатиэ, произнеся это, поняла, что сболтнула лишнего. Она тут же взяла себя в руки и незаметно взглянула на сканер в углу. — Я уже энфорсер, и что бы вы ни сказали, это не изменит моей работы. Так что скажите мне правду, знаете ли вы что-нибудь о том, как было использовано тело вашей жены?
— Ты ненавидишь Сатио гораздо меньше, чем меня. Почему?
— Я не отвечаю на вопрос вопросом.
— Потому что Сатио мертва? Тебе нужно любить хотя бы одного из родителей, чтобы не потеряться в своей обиде? Или ты просто боишься любить и не получать ответа, поэтому решила любить того, кто уже не может ответить, чтобы обманывать себя, будто она тебя очень любила? Сатиэ, ты обманываешь себя, и это несправедливо по отношению ко мне.
Амамия Сатиэ распахнула глаза и слегка отступила. Амамия Ёинэй, словно рыбак, увидевший, как клюнула крупная рыба, решил развить успех.
— Нам нужно серьезно поговорить.
(Нет комментариев)
|
|
|
|