Глава 3. Пески времени (Часть 1)

— Инь Ифань, я больше тебя не люблю. Хорошо?

После ухода Инь Имина Сун Чжиянь сидела на диване в гостиной, погруженная в свои мысли. На ее лице все еще блуждала легкая улыбка, которую она дарила брату.

Они не виделись пять лет, но не стали чужими. Казалось, что она покинула город Q только вчера.

Инь Имин не спрашивал ее о жизни за границей, не спрашивал, почему она здесь, и даже после неожиданной встречи не бросил на Инь Ифаня ни одного вопросительного взгляда.

Он просто улыбался, рассказывал ей забавные истории, шутил и пытался ее развеселить.

Несколько раз она, смеясь, вытирала слезы и смотрела на него, пока он, улыбаясь, не опускал глаза.

Инь Ифань взял у нее из рук пульт и выключил телевизор.

С трудом оторвавшись от воспоминаний, она, не глядя на него, поднялась наверх.

Когда она закрывала дверь, Инь Ифань удержал ее рукой. Ее сердце екнуло. Боясь причинить ему боль, она быстро остановилась.

— Сегодня ты будешь спать в моей комнате.

Она словно не поняла его слов. Замешкавшись, она горько усмехнулась.

— Тебе наскучила спокойная жизнь?

Инь Ифань слегка нахмурился и пристально посмотрел на нее.

Она вспомнила ту темную безлунную ночь и его слова, которые она никогда не забудет, и тихо спросила:— Сколько ты предлагаешь на этот раз?

— Ты уже вышла за меня замуж.

Ее взгляд скользнул по его лицу и потускнел. Никто ее не заставлял, она сама вышла за него замуж. Теперь ей просто нужно было выполнить свой супружеский долг. Какое она имела право отказываться?

Разве не этого ты хотела все эти годы?

Каждое ее слово, которое она так тщательно подбирала, чтобы задеть его, разбивалось о его равнодушие, заставляя ее чувствовать себя униженной.

Когда она уезжала, она ничего не умела. Вернувшись, она научилась только одному — навлекать на себя позор.

Инь Ифань выключил свет, но не прикоснулся к ней.

Он просто лежал рядом с ней в темноте.

Она лежала с закрытыми глазами, ее ресницы дрожали. Согнутый указательный палец упирался в простыню, она изо всех сил старалась подавить волнение.

Она наконец вернулась к нему, но все изменилось.

Она наконец исполнила свое самое заветное желание, но ценой этого стал последний родной ей человек.

— Почему? — тихо спросила она, глядя в потолок.

— Завтра я уезжаю в командировку, вернусь через неделю, — спокойно ответил он.

— Ты знаешь, что я спрашиваю не об этом, — ее голос задрожал.

Секунда, две, десять, тридцать… Он молчал.

Горячие слезы текли по ее щекам и исчезали на наволочке.

Она почти беззвучно всхлипывала, стараясь, чтобы он не услышал ее.

В тишине ночи, лежа рядом с ним, она не слышала биения его сердца.

У этого человека не было сердца.

— Не плачь, — мягко сказал он.

Она никогда не могла ничего от него скрыть. Ни одна мелочь не ускользала от его внимания.

Как бы она ни старалась спрятать свои чувства, он видел ее насквозь, без малейших усилий.

— Почему? — снова спросила она.

— Тебе не нужно знать ответа.

Она закрыла лицо руками. Еще секунду назад она надеялась услышать от него хоть какое-то объяснение.

Даже самую нелепую ложь она была готова принять, лишь бы вырваться из этого мучительного состояния между любовью и ненавистью.

— Инь Ифань, ты знаешь, что такое любовь? — дрожащим голосом спросила она, и ее мысли вернулись в далекое прошлое.

— Когда я впервые увидела его, это было большим недоразумением. Я впервые пришла в дом дяди Иня. Он сидел на балконе в конце первого этажа, в плетеном кресле у окна.

Он был в черном свитере с глубоким вырезом, сидел ко мне спиной и смотрел на далекие горы.

Тогда еще совсем юная Чжиянь, ученица средней школы, приняла его за брата Имина, с которым часто разговаривала по телефону, и изо всех сил старалась найти тему для разговора, которая могла бы его заинтересовать.

Вот как начался наш первый разговор:

— Ты брат Имин? Я Сяоянь, мы много раз разговаривали по телефону.

Он повернулся к девочке в светло-зеленом свитере в цветочек и жестом предложил ей продолжить.

Она теребила подол платья, стараясь улыбаться как можно милее:— Я слышала, у тебя есть странный брат. Он ужасный хулиган, к нему невозможно подойти, и никто не знает, что с ним делать. Бедный брат, он, наверное, все время издевается над тобой, как настоящий тиран. Тебе, наверное, очень тяжело?

— На самом деле, все, что я знала о его брате, было вырвано из контекста разговоров моего отца с дядей Инем, приправлено моими собственными домыслами. Я даже не знала его имени, ничего о нем не знала.

За свою самоуверенность всегда приходится платить. — Сун Чжиянь перестала плакать, ее мысли были поглощены воспоминаниями. — Когда он встал с кресла и прошел мимо меня, он тихо произнес свое имя мне на ухо.

Это был вовсе не Инь Имин.

Наверное, это и были последствия моей глупости. Когда мы с ним оказались в одном классе, и я стала жить в доме семьи Инь, я превратилась в человека, которого он больше всего ненавидел и презирал.

Он не разрешал мне ходить рядом с ним, не разрешал рассказывать о том, что я живу у него дома, и даже не хотел находиться со мной в одной комнате.

Но даже тогда, когда я боялась каждого шороха, я безнадежно мечтала приблизиться к нему, согреть его холодный мир.

Мы сидели с ним на последней парте, через проход. Я всеми силами старалась рисовать его портреты, собирала их в альбом и каждую ночь засыпала, глядя на них.

Даже с единственной подругой, которая у меня была в старшей школе, я не делилась этим секретом. Поэтому, как бы она ни издевалась надо мной потом, вместе с другими, я не винила ее. Потому что первой ошиблась я.

И мне было все равно, какие бури вызывал этот альбом, потому что это был единственный способ приблизиться к нему.

За те несколько лет, что я жила под одной крышей с ним, мои чувства к нему стали неудержимыми.

Я завидовала его друзьям.

Сун Цы, этому беззаботному юноше, Цзо Фэйфэй, этой дерзкой, но преданной девушке, Цзо Шаньшань, этой милой и доброй девушке, брату Нинцзы, всегда спокойному, мягкому и скромному.

И… моему брату.

Я завидовала им, потому что, хотя он и не был с ними особенно ласков, они могли быть рядом с ним, он не игнорировал их, не отвергал, не считал чужими.

В те годы моей самой большой мечтой было просто не быть ему противнoй.