Глава 23

В середине Седьмого месяца прошение Чэнь Тинцзяня с извинениями было отправлено в Императорский кабинет вместе с тремя письмами Хуа Ян родным.

Император Цзиншунь сначала взял три письма дочери. Когда он увидел обращение «Дорогой отец-император» в первом письме, на его лице появилась радостная улыбка.

В Пятом месяце дочь тоже писала письма — одно императрице и одно наследному принцу, но ни одного — ему. И хотя в письме к императрице она тоже упоминала о своей заботе о нем, Император Цзиншунь все же чувствовал себя немного неловко.

У него было не так много детей: двое сыновей и две дочери, рожденные Императрицей и Гуйфэй [П/П: титул старшей наложницы, дословно означающий "благородная наложница"] соответственно.

Из всех четверых Император Цзиншунь больше всего любил свою младшую дочь Хуа Ян, хотя и возлагал разные надежды на сыновей.

Императрица была редкой красавицей, даже для такого места, как дворец, но Хуа Ян превосходила ее. С детства она слыла очаровательной и милой, этакой баловницей, чья красота заставляла окружающих волноваться, не повредит ли она себе, если в порыве гнева кого-нибудь ударит.

В глазах Императора Цзиншуня его дочь была как волшебный плод, способный заставить людей забыть о своих тревогах и даровать свежесть восприятия. С какими бы трудностями он ни сталкивался, стоило ему увидеть дочь, как тело и разум его наполнялись покоем.

В детстве дочь была очень привязана к нему. Ей нравилось прибегать к нему поиграть. Когда она звала «Отец-император!», это звучало прекраснее пения редкого жаворонка в клетке.

К сожалению, однажды, будучи пьяным, он принудил одну из придворных дам, и, возможно, дочь застала его за этим делом.

С тех пор она редко его навещала. Император Цзиншунь делал вид, что не знает правды, но на самом деле ему было стыдно самому искать встречи с дочерью.

Однако Хуа Ян по-прежнему оставалась его любимицей.

— Отправьте эти два письма Императрице и Наследному принцу.

Император Цзиншунь сравнил толщину трех писем и обнаружил, что то, которое предназначалось ему, было самым увесистым. Он улыбнулся и передал два других письма евнуху.

Когда евнух ушел с письмами, Император Цзиншунь разрезал конверт и вынул лист бумаги.

Взглянув на него, Император Цзиншунь нахмурился, отложил письмо дочери и вскрыл докладную записку Чэнь Тинцзяня.

Теперь Императору Цзиншуню все стало ясно. Оказывается, невестка Чэнь Тинцзяня присвоила более 20 000 лянов серебра, а также несколько земельных участков и лавок.

Помимо прошения с извинениями, Чэнь Тинцзянь отправил бамбуковый сундук с золотом, серебром и драгоценностями, присвоенными Ци Ши, а также акты на землю и дома.

Во времена правления покойного императора у власти прочно засели коррумпированные чиновники, и казна весь год трещала по швам. Взойдя на престол, Император Цзиншунь начал решительно бороться с коррупцией, вернул на службу способных министров, чтобы улучшить жизнь народа. Счета казны стали выглядеть лучше, но расходы двора по всем статьям по-прежнему были ограничены. Теперь же он получил более 20 000 лянов даром, и пусть это была капля в море государственных нужд, Император Цзиншунь был очень рад. Все эти чиновники и знать, у которых водились деньги, но которые отказывались помогать двору, предпочитая оказывать почести друг другу в частном порядке, — разве их богатство не попадет в итоге в его руки?

Что касается Ци Ши, то Император Цзиншунь не принял ее проступок близко к сердцу.

Император Цзиншунь вызвал евнуха, ответственного за переписку, и продиктовал ответ для Чэнь Тинцзяня.

По первому вопросу: учитывая, что размер взятки, полученной каждым из замешанных в этом деле чиновников, не был значительным, Император Цзиншунь решил понизить каждого из них на два ранга и наложить штраф в десятикратном размере от суммы взятки в назидание другим. Местных же помещиков и знать следовало наказать двадцатью ударами палками и аналогичным штрафом в десятикратном размере от суммы взятки.

Таким образом, Император Цзиншунь мог бы вернуть в государственную казну более 200 000 лянов серебра, просто наказав соответствующих чиновников и знать, имевших отношение к семье Чэнь.

По второму вопросу: Император Цзиншунь похвалил Чэнь Тинцзяня за то, что тот поставил справедливость превыше семьи, проявив инициативу и признав вину, а также за его заслуги в борьбе с наводнением. Император Цзиншунь заверил Чэнь Тинцзяня, что ему не следует слишком корить себя.

По третьему вопросу: по закону Ци Ши была виновна в коррупции и неисполнении дочернего долга по отношению к свекрови и подлежала повешению. Семья Чэнь могла просто передать Ци Ши и ее сообщников в распоряжение управы Линчжоу. Однако Чэнь Тинши не проявил строгости в управлении семьей, что было внутренним делом семьи Чэнь. Как старший брат, Чэнь Тинцзянь мог сам наказать его, чтобы предотвратить повторение подобного в будущем.

— Ваше Величество милостивы. Глава кабинета министров Чэнь, получив ваш указ, наверняка расплачется от умиления.

Старший евнух Ма-гунгун льстиво улыбнулся.

Император Цзиншунь погладил бороду. Чэнь Тинцзянь был опорой государства, и он, естественно, не стал бы наказывать его за такую мелочь.

Разобравшись с этим делом, Император Цзиншунь продолжил читать письма дочери. Он видел, что все они были о растрате, совершенной Ци Ши, и бедствии в Городе Шицяо. Лишь в конце она просила его беречь себя.

Довольно пресное письмо.

Император Цзиншунь отправился к Императрице во Дворец Фэнъи.

Императрица Ци читала письмо дочери с таким увлечением, что даже не заметила появления Императора Цзиншуня.

Императору Цзиншуню уже перевалило за пятьдесят, а Императрице Ци было всего тридцать пять лет. Она не только сохранила красоту молодости, но и обрела очарование зрелой женщины. Именно благодаря своей красоте она, новая фаворитка, только что появившаяся во дворце, и была возведена Императором Цзиншунем в ранг императрицы.

— Что же там написано, что ты улыбаешься, словно медом намазано?

Император Цзиншунь сел рядом с женой. Если бы Императрица Ци пригляделась, то заметила бы на его лице тень зависти.

Но сейчас Императрица Ци думала только о дочери и зяте. Она улыбнулась и подвинула письмо к мужу:

— С тех пор как Хуа Ян вышла замуж, всякий раз, бывая во дворце, она жаловалась мне, что принц-консорт груб и бесчувственен. Но, похоже, эта парочка наконец-то нашла общий язык.

Император Цзиншунь слегка прищурился, вчитываясь в слова дочери: «Оба деверя — ученые мужи. Им и так было нелегко идти по жизни в одиночку, противостоя ветрам и дождям, и у них не оставалось сил, чтобы заботиться о женах. Принц-консорт же нес меня на спине, словно шел по ровной дороге. Лишь тогда я поняла, что у военных есть свои преимущества».

В этом простом рассказе сквозила нежность.

Император Цзиншунь тоже улыбнулся. Он, конечно же, желал, чтобы его дочь и ее супруг любили друг друга и жили счастливо.

Император и Императрица читали письмо, сидя бок о бок, беседовали о делах семьи Чэнь, и, наконец, тема разговора снова вернулась к дочери. Император Цзиншунь погладил бороду и сказал:

— Линчжоу — место все-таки отдаленное, а городок и вовсе бедный. Хуа Ян там очень неудобно. Когда принц-консорт выйдет из траура, Чжэнь немедленно переведет его обратно в столицу, и тогда Хуа Ян сможет вернуться.