Девятый по важности

Девятый по важности

Ши Коукоу, напевая песенку, вернулась в школу с контейнером еды.

Цзян Жанье и Фан Сыцяо сказали, что совсем выдохлись, и после ужина сразу отправились по домам. Ши Коукоу посмотрела на время — если она поспешит, то успеет вернуться к концу олимпиады по математике и встретить Цзин Яня.

Такси остановилось у школьных ворот. Из школы доносился оживлённый гул голосов, и в темноте освещённое здание казалось полным людей.

Ши Коукоу встала на цыпочки у клумбы, прижимая к себе контейнер с едой, и вытянула шею, высматривая Цзин Яня.

Лица мелькали перед её глазами, но его среди них не было.

Когда почти все разошлись, а Цзин Яня всё ещё не было видно, Ши Коукоу забеспокоилась и решила пойти поискать его в классе. Только она спрыгнула с клумбы, как столкнулась с Чэнь Цзяшу.

Увидев Ши Коукоу, Чэнь Цзяшу засияла от радости, протиснулась сквозь толпу и схватила её за руку.

Ши Коукоу остановилась. Они отошли к фонарю, и Ши Коукоу заметила, что Чэнь Цзяшу чем-то взволнована, на её лбу выступили капельки пота.

Она ещё не успела спросить про Цзин Яня, как Чэнь Цзяшу выпалила: — Ты где пропадала? Цзин Янь тебя обыскался, с ума сошёл!

— Цзин Янь? — удивилась Ши Коукоу. — Разве он не на олимпиаде по математике?

Она посмотрела на часы. — Он должен был закончить в десять.

— Он сдал работу раньше и вернулся в класс. Не нашёл тебя там, спросил меня, я сказала, что ты с Цзян Жанье ушла. А потом он столкнулся с Чжао Чэном, который как раз вернулся с вашей вечеринки.

— Чжао Чэн сказал, что вы с Цзян Жанье и Фан Сыцяо поехали на юг, на гонки, — Чэнь Цзяшу закусила губу и топнула ногой. — А потом, когда Чжао Чэн позвонил Фан Сыцяо, тот похвастался, что ты поехала с Цзян Жанье в качестве штурмана.

— Цзин Янь услышал это и как будто с цепи сорвался. Прямо на глазах у классной руководительницы выбежал из класса и отправился тебя искать. До конца уроков так и не вернулся.

Ши Коукоу застыла на месте. Контейнер с едой выпал у неё из рук и упал на землю. Аппетитные раки с кинзой рассыпались по асфальту, красные пятна масла забрызгали её белые гольфы.

— Коукоу, Коукоу, очнись! Иди скорее, найди Цзин Яня! — кричала Чэнь Цзяшу, глядя на её ошеломлённый вид.

В голове у Ши Коукоу что-то щёлкнуло. Она нахмурилась, забыв про пятна на ногах, и пробормотала: — Чёрт! — развернулась и побежала.

— Подожди! Не беги так быстро! Как найдёшь его, позвони классной руководительнице! — кричала ей вслед Чэнь Цзяшу.

Но Ши Коукоу было не до этого, все её мысли были заняты Цзин Янем.

Она бежала, её сердце билось в такт шагам, но ей казалось, что она бежит недостаточно быстро. Она чувствовала, что на этот раз всё по-другому.

Если она немедленно не найдёт Цзин Яня, случится что-то плохое.

Но она всё равно опоздала. Она обыскала всю трассу на юге города и всю дорогу до школы, но Цзин Яня нигде не было.

Необъяснимый страх охватил её, сжимая сердце и растекаясь по венам.

Этот страх превратился в чувство потери, и с каждым шагом по улицам, по которым они когда-то ходили вместе, это чувство становилось всё сильнее.

Она обошла все знакомые места в Хуайчэне, но Цзин Яня нигде не было.

Она поняла, что потеряла его, и наконец расплакалась. Кажется, она потеряла Цзин Яня.

Как потерявшийся ребёнок, она безутешно рыдала, бесцельно бродя под уличными фонарями.

В конце концов, она вернулась в «Солнечный». Двор, который раньше всегда был полон шума и гама, сейчас был непривычно тихим.

Многие семьи переехали, и в тёмных окнах больше не было тёплого света.

Окно, из которого кричала мама Нюню, было разбито. От цветов в горшках остались только пустые, облупившиеся подставки, похожие на раскрытые рты, жаждущие пищи.

Дойдя до забора, она вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд.

Она обернулась и увидела в темноте пару глаз.

Что это были за глаза! Миндалевидные, с чуть опущенными уголками, но с изящно приподнятыми внешними краями. В темноте их контуры были размыты, а зрачки были чёрными, как старая, густая тушь.

Когда он смотрел на неё, казалось, что в тушь капнули воды, и она замерцала, отражая весь космос.

Бескрайний космос, и только ты.

Слёзы тут же высохли. — Брат Янь! — радостно крикнула она и побежала к навесу.

Цзин Янь не знал, сколько времени он провёл в этом старом, ветхом навесе, сколько ждал её возвращения.

Когда Ши Коукоу позвала его, он только посмотрел на неё своими прекрасными глазами, но лицо его оставалось равнодушным.

Ши Коукоу хорошо знала это выражение отчуждённости. Так Цзин Янь держал дистанцию со многими людьми: одноклассниками, учителями, даже с отцом. Но никогда — с ней.

— Брат Янь, — осторожно позвала она ещё раз.

Цзин Янь не отреагировал. На его виске виднелась ссадина, белая школьная футболка была испачкана чем-то непонятным. Ши Коукоу стало его жаль. Она потянулась к нему, взяла за руку и ласково сказала: — Цзин Янь…

Наконец, Цзин Янь отреагировал. Он с силой выдернул руку и, сохраняя бесстрастное выражение лица, холодно произнёс: — Уйди.

Уйди, не трогай меня.

Ши Коукоу слышала, как Цзин Янь, нахмурившись, говорил эти слова многим девочкам, но никогда — ей.

Она и не хотела знать, каково это слышать такие слова. Её радостное, тёплое сердце словно вырвали из груди. Она не могла говорить.

Она знала, что сейчас выглядит ужасно, вся в слезах, но ничего не могла с собой поделать. Цзин Янь, не обращая внимания на её слёзы, прошёл мимо.

Его голос был хриплым и неестественным, каждое слово ранило её в самое сердце, но она отчётливо слышала, что он говорит: — Ты же любишь убегать? Так проваливай отсюда и больше не возвращайся.

Ши Коукоу почувствовала, как последняя ниточка, связывающая её с реальностью, оборвалась.

***

В комнате было темно. Окно было распахнуто настежь, розовый в белый горошек занавес развевался на ветру.

Даже на таком расстоянии Цзин Янь слышал тихие всхлипывания.

Он не хотел этого.

Не хотел сходить с ума из-за Ши Коукоу, не хотел говорить ей такие слова и доводить её до слёз, не хотел, чтобы она знала, каким холодным и бездушным он стал.

Но он ничего не мог с собой поделать.

Сколько бы он ни практиковался в каллиграфии, успокаивая свой разум, каждый раз, беря в руки кисть, он хотел написать только одно имя: Ши Коукоу.

Его мастерство в живописи достигло невероятных высот, но все линии, которые он рисовал, складывались в её образ.

Эта безумная одержимость зародилась давно, в тот дождливый день, когда ему было семь лет. Она билась в его сердце вместе с пульсом, с каждым днём становясь всё сильнее.

Он знал, что это ненормально, но всё равно потакал своей одержимости.

Сегодня всё вышло из-под контроля. Когда он узнал, что она села в машину к какому-то юнцу-гонщику, его тщательно выстроенный мир рухнул.

Он боялся представить, что с ней могло что-то случиться, что она могла исчезнуть из его жизни, как его мама.

Он чувствовал, что сходит с ума. Нет, он уже сошёл с ума.

Когда он увидел её, это чувство облегчения, словно он обрёл её вновь… Ему хотелось броситься к ней, привязать её к себе. Он изо всех сил сдерживал эту безумную, первобытную потребность.

Он боялся потерять её, боялся причинить ей боль.

И ещё больше он боялся, что когда она увидит его настоящего, безумного и одержимого, она возненавидит его.

Поэтому он прогнал её, прогнал из своей тёмной, сырой, липкой, как болото, клетки.

В тишине и темноте он стоял на балконе, сливаясь с другими предметами, и ждал рассвета, который, казалось, никогда не наступит.