В начале весны, едва сменившись кратким потеплением, холода вернулись вновь, но малиновые почки уже пробились на голых ветвях вдоль горной тропы.
В такое время обычно совершают жертвоприношения божеству земли, поэтому по пути можно было увидеть, как нанятые чиновниками рабочие ремонтируют горную дорогу и высаживают цветы. Рядом, в зарослях травы, резвилось несколько собак, у них определенно не было дома, так как их шерсть скаталась от грязи и сухих листьев.
Цин Гэ с сухой веткой в руке поднималась в гору, смешавшись с толпой.
Ее нынешний приезд в горы Суйюнь вовсе не был связан с подношением богам или зажиганию благовоний. Причина крылась в слухах о горячих источниках на склонах этих гор. Их термальные воды отличались от прочих тем, что содержали в себе серу.
Сера при наружном применении может выводить яды и заживлять раны, а при внутреннем — усиливать огонь и поддерживать ян, что должно было помочь против холодного яда в ее теле. Поэтому она, испросив разрешения у главы павильона и взяв отпуск, приехала на горы Суйюнь попробовать это средство.
Ранее в павильоне Тысячи теней произошел случай предательства, и разгневанный Нин-ван* подверг ее наказанию плетьми. Хотя внешне это выглядело как обычные телесные повреждения, остатки старого яда неожиданно проникли вглубь организма, подорвав основы жизненных сил. С тех пор ее энергия иссякла, и все боевые навыки оказались бесполезными.
П.п.: Нин-ван (宁王) — это титул китайского аристократа, скорее всего, принца императорской крови, получившего в управление область или целое государство.
Глава павильона Тысячи теней Е Минь лично проверял ее пульс. После он долго молчал, раздумывая, и лишь спустя время произнес:
— Яд проник в жизненно важные органы, и, боюсь, устранить его будет крайне сложно. Хотя непосредственной угрозы для жизни нет, но огромная жалость — потерять такое мастерство боевых искусств.
Для тайного стража потерять боевые навыки — поистине величайшая из возможных бед.
Тайные стражи павильона Тысячи теней в основном были сиротами из числа рабов, отобранными с младенчества. Они проходили изнурительные тренировки, а к четырнадцати-пятнадцати годам начинали служить Нин-вану. Обычно после десяти лет службы у них появлялась возможность покинуть павильон.
Императорский двор снимал с них рабский статус и выдавал подворные регистрационные свидетельства, позволяя этим стражам выйти из тени и подобно обычным горожанам открыто жить на свету. Более того, двор даже предоставлял им несложную работу, обеспечивая спокойную старость без забот.
Для сирот-рабов, тайных стражей, скрывающихся в тени, получение официальной должности и честная жизнь считались великим достижением.
Но Цин Гэ прослужила Нин-вану всего четыре года, и все оборвалось на полпути. Естественно, в ее сердце поселилась горечь несправедливости. Ведь впереди еще оставалось несколько лет службы.
За это время у нее могла появиться возможность совершить множество подвигов, получить награды, а при уходе из павильона — более щедрое пособие, что хватило бы на остаток жизни.
Она мечтала однажды зажить жизнью простого человека, выйти на улицы, увидеть мирскую суету. Если бы средств было достаточно, можно было бы даже найти красивого молодого человека и испытать земные радости.
Но теперь она оказалась в таком положении, и многолетние усердные тренировки пошли прахом. При уходе сейчас сколько бы она получила? Разве что пустые руки.
Эти тяжелые мысли терзали Цин Гэ по пути.
Однако человеческие мысли способны меняться в мгновение ока.
Например, сейчас, следуя за толпой, она вдруг поняла: оказывается, для восхождения в горы не обязательно использовать технику легких шагов — цингун; оказывается, можно опереться на сухую палку. Пусть и медленнее, но ведь это не страшно.
И вот так, то проваливаясь, то наступая на влажные доски горной тропы, она наслаждалась свежим весенним ветром в горах, что тоже имело свою особую прелесть.
В ней даже начала зарождаться мысль, что уйти сейчас, возможно, не такая уж и плохая идея.
Пусть денег будет немного, и, возможно, она не получит государственного пособия. Но она все еще молода и кое-что умеет. Даже если в глазах павильона Тысячи теней ее навыки ничего не стоят, за его стенами она останется выдающимся мастером.
«Решено, — подумала она. — После возвращения я попрошу Е Миня снять с меня рабский статус и отпустить».
Можно податься куда-нибудь, где будут ценить ее навыки, можно наняться стеречь чей-то дом. В любом случае найдется работа, чтобы прокормить себя.
В конце концов, все в этом мире суетно. Рискуя жизнью на службе у Нин-вана, в конечном счете получишь лишь немного больше денег. Раз уж и уходить молодой, пусть и с пустым кошельком, разве это не возможность пораньше начать жить той жизнью, которой хочешь?
Все в этом мире предопределено, лучше просто плыть по течению.
Взять хотя бы тех собак, что валялись в зарослях: пусть бездомные, пусть перепачканные, но как весело они виляли хвостами!
В это время мимо Цин Гэ прошла группа девушек. Они несли бамбуковые корзины с дарами для подношения — фруктами, чаем, вином.
Все они были молоды, полны жизни и энергии, смеялись и болтали друг с другом.
У Цин Гэ никогда не было такой беззаботной юности, и она не могла оторвать от них взгляда.
Как вдруг одна из девушек бросила взгляд в ее сторону.
Встретившись глазами всего на мгновение, они тут же отвели их в сторону. Благодаря многолетним тренировкам взгляд Цин Гэ автоматически скользнул снизу вверх, молниеносно оценив походку, строение ног, линию бедер, телосложение, руки, костяк пальцев, глаза и виски. В одно мгновение она поняла: это действительно обычная крестьянская девушка, не владеющая боевыми искусствами.
Та девушка даже застенчиво покраснела от случайного зрительного контакта.
Цин Гэ более не удостоила ее внимания и, опираясь на сухую палку, пошла дальше. Однако в ее сознании невольно всплыли глаза незнакомки.
Если вдуматься, то это был простой, бесхитростный взгляд, в котором читалось лишь чистое любопытство — ни капли настороженности, презрения или иного дурного умысла.
Более того, в глубине тех ясных глаз, казалось, мелькнул проблеск восхищения.
Восхищения?
Цин Гэ потребовалось некоторое время, чтобы осознать: возможно, ее внешность вызвала у той девушки такой отклик.
С тех самых пор, как Цин Гэ себя помнила, она изо дня в день тренировалась в мраке, не видя солнечного света. Даже позднее, начав служить при дворе Нин-вана, она всегда представала перед людьми в маске.
В народе ходили слухи, что тайные стражи Павильона тысячи теней постигли искусство божественных перевоплощений Будды и могли принимать тридцать шесть обликов.
Цин Гэ не знала о других, но сама она владела искусством создания четырех личин — тех, что использовала чаще всего.
А вот ее собственное, настоящее лицо не имело для нее особого значения, ведь она никогда его не использовала. Изредка видя его отражение в медном зеркале, она даже ощущала странную отчужденность.
И вот теперь кто-то восхитился им.
Испытывая легкое недоумение, Цин Гэ намеренно продолжила идти в толпе, позволяя людям видеть свое лицо, и наблюдала за их реакцией.
Она заметила, как многие смотрят на нее с удивлением, задерживают взгляд, а на их лицах появляются восхищение и даже легкая зависть. Кто-то даже шептался: «Смотрите, какая красавица».
Красавица?
Услышав это, Цин Гэ почувствовала странное сочетание забавы и новизны.
Это лицо, которое она сама никогда не ценила, которое было всего лишь ее подлинной внешностью для жизни после ухода из павильона, — теперь его хвалили за красоту.
Это снова заставило ее задуматься о своих планах. Если она уйдет сейчас, не получив щедрой компенсации, может ли она использовать эту внешность, чтобы... обмануть кого-то? Разве не говорят, что все мужчины в мире жаждут женской красоты?
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|