Глава 6

Чу Юй сидел на заднем сиденье машины с ангельски нежной и чистой улыбкой. Он похлопал меня по плечу и сказал: — Я наблюдал со стороны и уже думал подойти помочь тебе.

А потом увидел, как ты всех разгромил.

Я так и знал, черт, ты и правда здорово дерешься, просто класс.

Я властно смахнул его руку и сказал: — Перехваливаешь.

Я спросил мужчину в очках: — Эй, а что это у тебя за камера?

Мужчина в очках поправил очки и многозначительно произнес: — Чтобы сбить с толку толпу и тебя не арестовали, замаскировались под съемочную группу уличного реалити-шоу.

Я откинулся на спинку сиденья и расхохотался.

Чу Юй обнял меня за шею, почти полностью навалившись на меня боком, и спросил: — Малыш Шэнь, куда теперь? Хочешь, я тебя куда-нибудь свожу развлечься?

Приятный запах, исходивший от него, проник мне в ноздри. Я подумал, что, хотя я ему и не интересен, он действительно умеет соблазнять.

Я постарался сохранить непринужденность: — Красавчик Чу, не мог бы ты перестать постоянно бросаться мне в объятия? Ты меня подвезёшь? Отвези меня домой, там ребенок ждет, чтобы пообедать.

Он не убрал руку, а наоборот, придвинулся ко мне еще ближе, поднял голову и посмотрел мне в глаза. В его темных зрачках я увидел свое отражение.

Его большие глаза вдруг весело сощурились, и он сказал: — У тебя уже есть ребенок? Во сколько лет ты успел заделать девочке, почему не предохранялся?

Я стукнул его лбом о лоб. Он схватился за лоб, вскрикнул от боли и съежился на своем месте.

— Это сын коллеги моего отца, ему уже пятнадцать лет! Мне в этом году всего девятнадцать, неужели я в четыре года уже путался с девочками?!

Чу Юй, потирая лоб, тихо выругался «черт» и бросился на меня в ответ. Мы вдвоем устроили кучу-малу на заднем сиденье. Во время этой возни я придавил его к сиденью. Мы оба все еще смеялись, но вдруг затихли.

— Эй, встань, ты мне на живот давишь, больно, — сказал Чу Юй.

— Не встану, не встану, ни за что не встану, так и буду на тебе лежать, — я крепче обхватил его за талию.

В машине снова возникло то странное чувство неловкой близости, от которого перехватывало дыхание и учащался пульс.

— Что вытворяете, двое взрослых мужиков, обнимаетесь и не отпускаете друг друга, — менеджер стукнул меня по голове книгой, и только тогда я отпустил его и сел ровно.

Чу Юй поправил растрепавшиеся волосы, посмотрел на меня, и в его глазах была привычная невозмутимая, мягкая улыбка.

Меня почему-то охватило раздражение.

Вернувшись домой, я пошарил по карманам. Осталось всего сто юаней.

Я разделся догола, взял одежду и изо всех сил потряс ею в воздухе.

— Денежки~ деньги~ мои денежки~ вылезайте скорее~ — бормотал я без умолку, но ни одного «дедушки Мао» больше не выпало.

Я, заливаясь слезами, опустился на колени на диван, не обращая внимания на то, что Великий герой Цзян звал меня ужинать из кухни.

Великий герой Цзян: — Отчего ты нагой?

Ответ: — Лишь из-за безвозвратно упущенного «дедушки Мао».

Я тщательно все припомнил и вспомнил, как Чэнь Сюэян, поднимаясь с земли, что-то подобрал, прежде чем сбежать.

Деньги наверняка выпали тогда! И этот ублюдок их подобрал!

Ах! Мои деньги!

Заливаясь слезами, я принял от добросердечного Цзяна миску белого риса с жареной кукурузой и курицей, свиные ребрышки в уксусе и цветную капусту. Голый, я в отчаянии ел на диване.

Я был очень крутым хулиганом, несовершеннолетним главарём, который держал в страхе весь Город Цяньшуй, легендой, которую боялись во всех двадцати старших школах города.

Главари всегда обречены на одиночество. Когда однажды главарь наконец почувствует, что на вершине слишком холодно, он исчезнет среди обычных людей.

Я уже некоторое время не был главарём.

Иногда братья, с которыми у меня раньше были хорошие отношения, звали меня выпить, и я напивался с ними до беспамятства.

Когда я был главарём, я не смел напиваться.

Кто знает, не выскочит ли в следующую секунду откуда-нибудь толпа отморозков с ножами, чтобы лишить меня жизни?

Я должен был оставаться трезвым.

Я был трезв, но словно пьян, день за днем убивая время драками.

Мои парни отдавали мне кучу денег, отобранных в качестве «платы за крышу». На эти деньги я жил, а остальное тратил на угощение парней едой и выпивкой, давал им на девушек.

Я не помню, как долго повторялись такие дни.

В моей голове был один человек, Хэ Цзюи. Иногда, когда я лежал раненый в больнице в полубессознательном состоянии, я снова и снова думал о нем, вспоминал каждый наш диалог. Я не мог запомнить целиком «Песнь о восхождении на Ючжоускую башню», но помнил каждое его слово, даже интонацию, выражение лица, позу, с которой он произносил каждое слово.

Возможно, это потому, что у нас было всего несколько диалогов.

Мой отец был одержим археологией, оставил мне дом для отдельного проживания, предоставив свободу, подобную свободе владыки гарема.

Но мне было неинтересно водить домой разных девиц. Тот, о ком я больше всего думал, Хэ Цзюи, был мужчиной, и к тому же он сказал, что больше никогда не позволит мне встретиться с ним.

Он родился в девяносто первом году, поэтому родители назвали его Хэ Цзюи.

Девятью девять — возвращение к единице.

Я встречался с разными девушками, потом и с разными симпатичными парнями, но все равно каждое утро, просыпаясь на рассвете, я оказывался в плену всепоглощающего одиночества, словно в безлюдной пустыне.

Несколько лет назад я курил, чтобы скоротать бессонные ночи.

В какой-то песне пелось: «Осталась всего одна сигарета, а впереди целая ночь».

У меня такого не бывало, я всегда держал дома много-много сигарет.

Пока однажды мне не приснился Хэ Цзюи. Во сне он, нахмурившись, с глубокой скорбью смотрел на меня и говорил: — Почему ты так много куришь? Это отвратительно.

Во сне я держал сигарету между пальцами. После его слов я потушил ее.

С тех пор я больше не курил.

Когда не нужно было драться, я спал дома до беспамятства.

Мой классный руководитель давно махнул на меня рукой.

Много-много раз, проснувшись, я обнаруживал, что окно не закрыто, за окном ярко и красиво светили звезды, ночной ветер красиво колыхал занавески. Я протирал глаза и думал, почему все еще ночь, а потом, разблокировав телефон, видел, что уже следующий день.

Так день за днем, год за годом, каждый раз просыпаясь ночью, я ясно осознавал, что я — одинокая собака, а не гордый волк.

Пока однажды мой безответственный отец не нашел мне удивительного компаньона.

Я ушел из «цзянху», перестал быть главарём.

И вот так неожиданно передо мной появился мой маленький компаньон.

Ему пятнадцать лет, он учится в третьем классе средней школы, пол мужской, внешность милая, волосы иссиня-черные, прическа — хвост, обычная одежда — старинный костюм, речь — невразумительная полуклассическая, за спиной длинный меч, полное имя Цзян Сяокэ, прозвище Сяо Кэ, уважительное обращение — Великий герой Цзян.

Скажу немного вычурно: после долгих скитаний по пустым и скучным будням появился человек, которому можно доверять, на которого можно положиться. Даже если возвращаешься домой в три часа ночи, в доме тебя кто-то ждет.

Когда я напивался на улице и звонил Великому герою Цзяну, он через пять минут появлялся на своем мече, затаскивал меня в такси, а потом домой.

Благодаря ему я не рисковал из-за одной ошибки остаться лежать мертвым на улице.

Из-за него я начал задумываться о смысле брака.

Слишком многие браки заключаются просто потому, что люди не выносят скуки, не выносят одиночества, и просто живут вместе по бытовым соображениям.

Великий герой, он действительно был бы хорошей женой.

Всю мою разбросанную одежду он собирал, стирал, сушил, аккуратно складывал и убирал в шкаф.

Еда, которую он готовил, заставляла меня думать, что раньше я ел собачий корм, и что это такое счастье — дожить до сегодняшнего дня.

Жизнелюбие Цзян Сяокэ повлияло на меня, помогло мне снова обрести цель и направление, чтобы не жить как ходячий мертвец.

Я буду благодарен Цзян Сяокэ за его великую доброту ко мне, Цай Шэню, всю свою жизнь.

======================================================

Однажды Цай Шэнь от нечего делать стирал одежду и испачкал шелковую белую рубашку Великого героя Цзяна красными пятнами.

Великий герой Цзян решил три дня не готовить этому подонку еду.

Цай Шэнь в мольбах написал благодарственное письмо.

Отзыв Великого героя Цзяна после прочтения: «Тц-тц! Слишком много букв, не смог дочитать! Учитывая искреннее раскаяние, прежние обиды аннулируются».