В качестве подарка для нее Чжухо выбрал джинсы синего цвета, цвета моря. Надев их, женщина решила тут же отправиться на пляж. В них было удобно сидеть и не страшно испачкать в песке. Засунув в карманы немного налички и прихватив с собой плед, женщина отправилась в путь.
Ее маршрут был таким же, как и вчера. Знакомая дорога. Знакомый магазинчик, знакомый супермаркет рядом с ним, знакомая средняя школа, которую она окончила, знакомый магазин канцтоваров. Все магазины работали в том же режиме, что и всегда. Из ворот школы вышел ученик. Все ученики были одеты в одинаковую школьную форму. В определенное время дня ученики проходили через школьные ворота, в определенное время они шли на обед. Их занятия начинались по звонку и заканчивались тоже по звонку.
Они уходили в школу до восхода солнца и возвращались домой только на закате. Это было похоже на пребывание целыми днями в пещере без солнца. Если школа была такой пещерой, то где же находилась сейчас она?
Женщина пошла дальше на пляж. Это всяко лучше, чем пребывать в темноте пещеры. В первую очередь потому, что там тепло и красиво. Но женщина так и не научилась радоваться солнышку на пляже. Наверное, потому что там дул прохладный ветерок, а солнечные лучи, наоборот, были слишком обжигающими.
«Пить что-то хочется», — подумал юноша.
Чжухо оглядел свой стол, заваленный бумагами и письмами, в поисках стакана с водой. В найденном стакане не осталось ни капли. Чжухо еще немного задержался за столом. Затем встал и направился на кухню, налив себе в стакан холодной воды из холодильника и сделав глоток. Вода была холодной. Провалившись, вода потянула за собой шлейф прохлады. Это стало особо заметно, когда разница температуры жидкости и температуры тела увеличилась. Стакан звякнул о зубы молодого человека. Изо рта вода потекла в горло. Воду не нужно жевать. Вода просто течет.
Женщине тоже захотелось пить. Она купила бутылку воды и залпом выпила ее. Во время этого процесса между ними не было никакого разговора. Единственным, кто сейчас говорил, был кассир. Женщина не отвечала и ему. Именно этого она и хотела от Чжухо, а он намеренно держал свое слово. Никто не мог услышать ее голос. Она не говорила, но не была при этом беспомощной.
Она направилась на пляж, а Чжухо вернулся в свою комнату.
Речь персонажа в романе выполняет множество функций. Это и голос самого персонажа, это и голос романа. Речь создает рябь или волны, словно брошенный в воду камень.
Но в этом романе читатель не услышит голоса главной героини — звуки вокруг него только усилили звучание. А к концу повествования голос романа стал оглушительным. В нем был заключен и голос самой женщины. Поэтому Чжухо захотел увеличить звук, издаваемый романом. Тогда и ее голос будет услышан. И не придется беспокоиться о том, что о ней забудут или лишат привычного комфортного окружения. Чжухо хотел, чтобы женщину услышали, чтобы читатели могли представить себе ее голос только по монологам.
Чжухо представил себе женщину в джинсах. Персонаж показался ему совершенно живым. Конечно же, она носит одежду и обувь. И она получает время от времени подарки. Подарок — это то, что вы получаете от кого-то в дар. Естественно, это означает, что она не одинока в своем добровольном молчании.
Может быть, именно поэтому она не хотела, чтобы что-то менялось вокруг нее. Может быть, именно поэтому она верит, что такие моменты длятся вечно, если в этом мире есть вещи, которые остаются незыблемыми.
По крайней мере, Чжухо рассуждал так.
Исполнится ли это ее желание? Останутся ли у нее те же самые мысли спустя годы? Не почувствует ли она себя одинокой? Что ему нужно сделать, чтобы правильно задать ей этот вопрос?
Чжухо закрыл глаза и представил.
Под ногами было холодно и сыро. Чжухо слышал шум бьющихся о берег волн. Волны набегали и медленно отступали назад, оставляя после себя белую пену. С волнением устремляясь вперед, они уже в следующую минуту, словно испугавшись, отступали назад, унося с собой часть песка. Чжухо посмотрел вниз на ноги. На влажном мягком песке виднелась пара следов. Он был на пляже — на том месте, до которого нужно было добираться два часа на поезде. Он снова вернулся сюда. Как и в прошлый раз, вокруг были только песок и вода. Вдруг он услышал, как позади него что-то разбилось. Оглянувшись, Чжухо увидел обломки, выделяющиеся белым пятном на песке. Он знал, что это. Ведь это он сотворил.
— Господин Агриппа, — окликнул Чжухо. Но тот, к кому он обращался, ничего не ответил. У господина Агриппы для этого не было рта. Разбитые фрагменты увязли наполовину в песке. Чжухо достал из песка один из осколков. На нем имелось то, что похоже было когда-то ртом бюста.
Осколок дребезжал.
Осколок вибрировал.
— Кха-кха.
Агриппа выплюнул песок. Он резко закашлялся, выплюнув из себя еще то ли морскую воду, то ли слюну. Чжухо отодвинул осколок от себя подальше, дожидаясь, когда тот откашляется, после чего спросил его:
— Зачем ты пришел сюда?
Рот Агриппы открылся, и Чжухо увидел аккуратный ряд белых зубов. Низким, звучным голосом он ответил:
— Она не хочет разговаривать. Поэтому я решил прийти сюда и поговорить вместо нее. Мне есть что сказать тебе.
— Что ты хотел сказать?
— Ты меня разбил. Я хочу, чтобы ты меня и починил.
— К сожалению, это невозможно.
Невозможно сделать разбитую гипсовую фигуру снова целой. Такова реальность. Все согласно логике вещей. То, что прошло, невозможно вернуть. Губы Агриппы дрогнули, когда Чжухо ответил ему. Хотя перед ним был всего лишь рот, ему было понятно, что тот сейчас ухмыльнулся, явно потешаясь над ним.
— Что ты имеешь в виду? Разве в написанном слове ничего нельзя исправить?
— А, вот ты о чем. Теперь я понял.
Агриппа был прав: в написанном слове возможно все. Его можно было повернуть назад — за пределы истины и разума.
Все, что для этого потребовалось, это написать одно предложение: «Он снова стал самим собой».
— Хватит.
Перед глазами появилось прежнее лицо Агриппы. Он снова обрел ту форму, которую имел, когда его приобрел господин Мун, оставаясь, правда, лишь верхней половиной тела, его бюстом.
— Доволен?
— Очень хорошо, гораздо лучше! Теперь я могу использовать для общения все свое лицо!
— А до этого было неудобно?
— Ты поймешь, когда сам разлетишься на куски.
И хотя Чжухо уже собирался ответить, что собирается прожить свою жизнь без подобного опыта, но в последний момент остановился, вспомнив, что именно он был виновником того, что Агриппа разлетелся на куски. Мимо них низко пролетела чайка. Чжухо задрал голову, глядя вслед птице. Чайка выглядела голодной.
— Она ведь не сможет исклевать тебя?
— Я крепче, чем кажусь. Она сломает о меня свой клюв.
Для того, кто недавно был осколками, эти слова прозвучали неубедительно. «На самом деле, он более хрупкий, чем кажется», — размышлял Чжухо.
Вдруг Агриппа попросил:
— Опусти меня в воду.
— Зачем?
— Что значит «зачем»? Потому что я хочу погрузиться в воду и почувствовать ее прохладу.
— Ты сможешь почувствовать воду сквозь свою толстую твердую кожу?
— Да, она твердая, но все равно остается кожей. Я могу почувствовать это.
Уважив просьбу, Чжухо вошел по щиколотку в воду и опустил Агриппу на дно, а сам сел рядом, чувствуя, как прозрачная морская вода проникает сквозь одежду.
— Прохладно?
— Да, — ответил Агриппа, щурясь от наслаждения. На его лице одно выражение сменяло другое. Его толстая грубая кожа цвета слоновой кости блестела на солнце. Глядя, как Агриппа рад поплескаться в воде, Чжухо начал сожалеть, что разбил его ранее. Юноша спросил его о том, мог ли Агриппа чувствовать все до этого? И если так, то, должно быть, ему было невероятно больно, когда он разлетелся на куски.
— Это не так, — ответил Агриппа.
— Но…
Агриппа перебил:
— Тогда я не мог говорить, не мог видеть, не мог слышать. Поэтому я ничего не чувствовал.
Чжухо знал, что он лгал. То, что ты не видишь, не слышишь и не говоришь, вовсе не означает, что ты ничего не чувствуешь. Единственным, кто ничего не чувствовал, был сам Чжухо. Он онемел.
Вздохнув, Чжухо спросил:
— Что делать с тем, что меня простили еще до того, как я успел извиниться?
— Все в порядке. Ты собрал меня. Я уверен, что я единственный Агриппа в этом мире, которому удалось поплескаться в воде на морском берегу.
Внезапно набежала волна, обдав его щеку брызгами.
— Есть ли что-то, чего ты желаешь?
— Почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Просто любопытно.
Чжухо на краткий миг уставился на бескрайний горизонт, на эту границу-линию между небом и морем. Если бы не эта линия, то рыба могла бы плавать в небе. Возможно, тогда этот Агриппа стал бы единственным, кто окунулся в небо. Однако Чжухо не хотел, чтобы линия горизонта исчезла. Она всегда была той линией, которая сохраняла море морем, а небо — небом.
Чжухо заметил:
— Это наш последний раз с тобой. Когда я уйду отсюда, ты снова разлетишься на кусочки, поэтому я хотел это услышать.
— Да, я тоже хотел это сказать. В прошлую нашу встречу у нас даже не было возможности поговорить, — заметил Агриппа. Каждое движение его лица отражалось в воде. — Меня продали вместе с другими художественными принадлежностями.
Кисти, палитра, краски, карандаши, нож для лепки и глина для лепки. Он перечислил все содержимое магазина, в котором находился, и его обстановку.
— Рядом со мной стояли еще четверо Агрипп.
— Ты был близким с кем-нибудь из них?
— Что значит быть близким? Ты задал сложный вопрос, — Агриппа горько улыбнулся. И на его лице снова отразилась гамма эмоций. — Мы ничем не отличались друг от друга.
— Это потому что вы все были похожи?
— Не из-за этого. Среди них я не чувствовал себя личностью, — ответив, Агриппа опустил взгляд. Выглядел он сейчас печальным. — Может быть, я заснул на какой-то миг. Ведь хлопая глазами, я только и делал, что наблюдал, как меня продавали снова и снова. А потом мне приснился настоящий сон.
«Интересно, он сейчас говорит о настоящем сне или о грезах наяву?»
— Что за сон? — спросил его Чжухо.
— Я стал настоящим человеком. Мое сердце начало биться, кровь бежала по венам. Мои руки ощущали тепло, — ответил Агриппа. — Думаю, именно тогда я впервые понял, что я — это я.
Воображение, которое Чжухо применил к нему, принесло Агриппе возможность заснуть.
— А когда меня разбили на куски, я впервые почувствовал зависть.
Волна отступила, плеснув перед этим Агриппе на плечи пену.
— Чему ты позавидовал?
— Вы, ребята, никогда не меняетесь.
Набежала новая волна, на этот раз мягко коснувшись Агриппы.
— Мы меняемся. Наши тела и разум подвержены изменениям в зависимости от обстоятельств. Иногда эти изменения совсем незначительны, иногда — огромны. Люди постоянно меняются.
— Нет, — Агриппа утверждал, что это не так.
— Почему ты так думаешь?
— В тот момент, когда я был разбит на куски, я почувствовал, что исчезаю. Это не то же самое, что смерть человека. В какой-то момент было сложно сказать, кто же я. Я больше не мог отличить себя от других Агрипп.
«Различие», — подумал Чжухо.
Он тот, кто есть. А Агриппа — это Агриппа. При взгляде на Агриппу Чжухо не задумается над тем, какой это Агриппа. Он не отличит его от других.
— Меня продавали в художественную школу, дом, школу. Меня ставили в парках. Где бы я ни был, каждый Агриппа — это я, но ты не такой. Ты — это ты. Это то, что является константой. Это то, чего нельзя отнять. Это незыблемо, это прочно. Я завидую тебе.
Этого было не отнять. Да и нельзя отнять. Агриппа завидовал тем, кто был таким, как он. Он хотел быть тем, у кого имелось то, что никогда нельзя отнять.
Набежала новая волна.
Если раньше волны были робкими, то эта такой уже не являлась. В отчаянии разбившись о берег, она обдала Агриппу брызгами. Вода попала Агриппе в глаза. Или, может, это он плакал.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|