--------------------------------------------------------
Линь Юаньсюй ушел с вечеринки раньше.
Когда он вернулся в общежитие, там никого не было.
Он не стал включать свет и сел прямо на край своей кровати, достав из-под подушки маленькую коробочку.
Осторожно открыв крышку, он увидел на дне лишь пожелтевшую фотографию и криво сложенного бумажного человечка, одна ножка которого была чем-то обожжена дочерна.
Он достал фотографию и бережно протер ее рукавом, с такой осторожностью, словно это было сокровище.
На снимке были двое детей, стоявших рядом с качелями-балансиром: мальчик лет четырех-пяти и девочка, которая была чуть ниже его.
На лицах обоих детей сияли невинные, по-детски чистые улыбки — они выглядели так прекрасно.
На заднем плане фотографии смутно виднелось двухэтажное здание с пожелтевшей вывеской, на которой можно было разобрать несколько размытых иероглифов: «Больница Хуан Мин».
«Сяо Бай, знаешь… она все время напоминает мне тебя. Напоминает о тех воспоминаниях, к которым я боюсь возвращаться», — его голос в темноте звучал нежно, словно он беседовал с близким старым другом.
«Я знаю, что она не можешь быть тобой, но почему… почему у нее такие чистые глаза? Они так похожи на твои…» — он усмехнулся над собой. — «Я не смею… и не могу принять ее. Я правда не смею… постоянно видеть перед собой кого-то, так похожего на тебя».
При лунном свете он поднес фотографию к глазам, внимательно вглядываясь в черты лица и нежно поглаживая сияющую улыбкой девочку на снимке, а затем снова убрал его в коробку.
Холодный и ясный лунный свет, подобный тихой воде, просачивался сквозь щель в занавесках, окутывая задремавшего на кровати юношу печальным сиянием.
Да, есть слова, которые нельзя произнести вслух, их можно лишь молча пережевывать в одиночестве.
И в тот момент, когда все вокруг замерло в тишине, уголки его губ дрогнули в усмешке, и он прошептал едва слышно: «Это я виноват перед тобой… но сегодня, кажется, я обидел и ее…»
(Нет комментариев)
|
|
|
|