Часть 1

Самшит и Саньци

Автор: Теорема косинусов

Бай Чжи

Мэн Саньци заболела.

Серьезно заболела.

Неходжкинская лимфома.

В отличие от избитых мелодраматических сюжетов из сериалов, когда Мэн Саньци случайно узнала об этом, она была совершенно спокойна.

Не было ни рыданий, ни отчаяния, ни показного оптимизма перед лицом жестокой судьбы. Мэн Саньци лишь подняла голову, посмотрела на безжалостно яркую лампу накаливания над собой и слегка улыбнулась.

Когда-то кто-то сказал ей: «Цици, когда слышишь неприятные тебе звуки, надень наушники, и у тебя будет свой маленький мир, где никто не сможет тебя потревожить».

Мэн Саньци подняла руку и поправила наушники в ушах. Она надела их пять минут назад, когда услышала, как медсёстры начали сплетничать, переходя от одной палаты к другой на этом этаже.

Но почему это не помогало?

Две медсестры на посту, думая, что говорят тихо, не подозревали, что объект их обсуждения, ничего не подозревающая Мэн Саньци, сидит на железном стуле прямо перед ними, всего в двух шагах.

— Родственники пациентки с двенадцатой койки в гематологическом отделении, кажется, ещё не сказали ей, — произнесла одна. — Она выглядит так, будто ничего не знает.

— Наверное, родители и врач скрывают от неё, кто знает, — ответила вторая.

— А мальчик с одиннадцатой койки, рядом с ней… Так жаль его. Такой маленький, а уже лейкемия.

— Да… Эх… Бедняжка.

Мэн Саньци отбросила в сторону жалость, которую даже медицинские маски не могли скрыть. Она быстро шла по коридору, опустив голову, в больничной пижаме в бело-голубую полоску. В нос бил резкий запах дезинфицирующего средства, который она терпеть не могла.

Она поднялась на самый верхний этаж.

Выйдя на крышу, Мэн Саньци столкнулась с порывом ветра, который надул её одежду, превратив её в подобие флага.

Она глубоко вдохнула, резко сняла наушники и засунула их в карман пуховика. Вспыхнувшая было в ней искра гнева тут же угасла.

Она давно не испытывала подобного чувства — как будто кто-то бросил горящую спичку в почти догоревший костёр.

Но сейчас стало лучше. Спичка, полная самых ненавистных для Мэн Саньци слов, не успела разжечь пламя — вода и холодный ветер погасили её.

На крышу мало кто поднимался. Пациенты верхних этажей в основном были молчаливы и печальны. Никто, кроме неё, не искал день за днём тихого убежища в этом здании, полном боли и смерти.

Сделав ещё несколько глубоких вдохов, Мэн Саньци прошла вперёд и облокотилась на перила, наблюдая за крошечными фигурками родственников пациентов внизу. Ей казалось, что чего-то не хватает, что-то словно выпало из её жизни.

Минутная стрелка на её часах неустанно двигалась вперёд. Простояв так какое-то время, девушка вдруг поняла, что забыла свой мольберт.

Она поспешила обратно в палату, к своей «койке номер двенадцать». Проходя мимо изголовья, она бросила взгляд на табличку с именем, покрытую пластиковой плёнкой.

Посередине таблички были две тонкие горизонтальные линии.

На верхней было написано: «Мэн Саньци».

На нижней — её возраст.

Семнадцать лет.

Рядом с краем таблички была ещё одна линия, на которой стояла подпись лечащего врача. Мэн Саньци смогла разобрать только иероглиф «Чэнь».

Все врачи подписывались одинаково — неразборчиво, словно выводя каракули.

Странно, но за месяц, что она провела здесь, пройдя всевозможные обследования, она видела доктора Чэня всего два раза.

Первый — когда её только положили в больницу. Он зашёл в палату, засунув руки в карманы белого халата. Выглядел он не старше тридцати.

Второй — вчера вечером. Он дежурил и во время обхода долго играл с мальчиком с одиннадцатой койки в «Фруктовый ниндзя». В конце концов, мальчик, едва державший голову от усталости, сдался, и доктор, не скрывая сожаления, ушёл.

Мэн Саньци перестала думать о враче. Она достала из-под белой подушки мольберт, расстегнула чёрные ремни и повесила его на худую спину. Ощущение деревянной доски на выступающих лопатках доставляло ей странное удовольствие. Затем она взяла правой рукой складной стул и зажала его под мышкой.

Выйдя из палаты, Мэн Саньци отвела взгляд и прошла вдоль стены.

— Цици, опять рисовать идёшь? — В суете и шуме больничного коридора мама Мэн подняла пластиковый пакет и слегка потрясла им. Увидев, что Мэн Саньци подняла на неё глаза, она продолжила: — Давай сначала вернёмся в палату. Посмотри, что вкусного я тебе принесла.

Мэн Саньци послушно кивнула, развернулась и пошла за матерью обратно в палату. Сев на кровать и болтая ногами, она внимательно наблюдала, как мама достаёт из пакета одну вещь за другой.

Пять красивых апельсинов, две новые кисточки, жестяная коробочка шоколадных конфет и палитра.

— Нравится? — Мама Мэн бросила пакет в тумбочку, села рядом с дочерью на кровать и взяла её прохладную руку. — Руки мамы всегда были тёплыми. — Ой, — тихонько воскликнула она, нахмурив тонкие брови. — Почему такие холодные?

Она ещё крепче сжала руку Мэн Саньци и с лёгким беспокойством посмотрела на неё.

Каждый раз, когда мама смотрела на неё так, Мэн Саньци казалось, что рядом с ней сидит не женщина, воспитавшая троих детей, а маленький ребёнок.

Маме нужно было услышать подтверждение от Мэн Саньци, чтобы, словно получивший конфету малыш, удовлетворённо улыбнуться.

— Нравится, — Мэн Саньци сжала руку матери в ответ. — Спасибо, мам.