Глава 9. Сомнения (Часть 1)

Дело Цзян Цзюньи представляло собой толстую стопку бумаг, исписанных десятками страниц мелким убористым почерком. Там было изложение обстоятельств дела, анализ следователей, показания свидетелей и итоговое заключение.

То, что было написано разговорным языком, близким к просторечию, понять было довольно легко, хотя на распознавание некоторых традиционных иероглифов уходило время. Но были и фрагменты, написанные сугубо книжным языком, с изысканными, вычурными и трудными для понимания выражениями. На каждой такой странице всегда находилось пять-шесть строк, смысл которых оставался туманным.

Вот тут-то и проявилась вся важность Фан Чжэна.

Поначалу Цзин Лань и Е Аньань немного стеснялись, долго собирались с духом, прежде чем позвать Фан Чжэна и попросить разъяснений. Постепенно они осмелели и, как только натыкались на что-то непонятное, громко звали его.

Изначально все трое сидели за отдельными столами: Цзин Лань и Е Аньань изучали дело, а Фан Чжэн занимался своими служебными обязанностями.

Но в итоге все трое собрались за одним столом. Фан Чжэн отложил свою работу и сосредоточился на том, чтобы помогать им разбираться в деле.

Послеобеденное время пролетело незаметно за усердным чтением.

Однако никаких подозрительных моментов в деле обнаружить не удалось.

Изложение обстоятельств было ясным и четким, показания свидетелей — полными и согласующимися, а итоговое заключение — последовательным, логичным, строгим и достоверным.

Дочитав последнюю страницу, Е Аньань потерла переносицу костяшками пальцев и устало посмотрела на Цзин Ланя:

— Ты нашел какие-нибудь лазейки?

— Нет.

— Я тоже не заметила ничего подозрительного, — Е Аньань размяла затекшую шею, встала и сделала несколько потягивающихся движений. — Похоже, пересмотреть это дело будет непросто.

— Да уж, — Цзин Лань тоже встал, покрутил шеей и поясницей.

Фан Чжэн бесстрастно наблюдал, как они странно изгибаются, и ровным тоном спросил:

— Могу ли я убрать дело?

— Пока не надо, — сказал Цзин Лань. — Я хочу позже еще раз его просмотреть.

— Господин Фан, будьте добры, приготовьте мне бумагу и кисть, — попросила Е Аньань.

— Мне тоже, — добавил Цзин Лань.

Фан Чжэн, собиравшийся убрать дело, замер. Он несколько раз оглядел Цзин Ланя и Е Аньань, и на его застывшем, словно маска, лице наконец появилась едва заметная трещинка.

— Вы... вы действительно собираетесь заново расследовать это дело?

Цзин Лань и Е Аньань переглянулись.

Хотя дело Цзян Цзюньи было утверждено императором, расследованием все же занималось Далисы. Если они хотят пересмотреть его, не значит ли это, что они пойдут против Далисы?

Не будет ли этот педантичный господин Фан против?

Обменявшись взглядами, они быстро решили, что один будет играть роль «злого полицейского», а другой — «доброго».

Е Аньань с искренним видом сказала:

— Господин Фан, мой господин вовсе не собирается идти против Далисы. Просто дочь этого лекаря Цзяна уверена, что ее отца подставили, и слезно умоляла господина помочь. Господин не смог отказать и потому пришел сюда за делом, чтобы посмотреть, чем он может ей помочь.

Фан Чжэн кивнул:

— В этом деле действительно есть некоторые проблемы.

Цзин Лань, уже готовый изобразить высокомерного молодого господина, вдруг понял, что его выход отменяется. Опешив на мгновение, он поспешно спросил:

— Господин Фан, какие сомнения вы обнаружили?

Фан Чжэн покачал головой:

— Никаких.

Е Аньань невольно сжала кулаки.

— Однако отсутствие сомнений само по себе может быть сомнением, — продолжил Фан Чжэн.

Е Аньань слегка разжала кулак:

— Что вы имеете в виду?

Фан Чжэн указал на дело, лежащее на столе:

— Это дело слишком идеально. Я служу в Далисы пять лет и просмотрел тысячи дел, но еще ни разу не видел такого ясного, полного и упорядоченного.

— Вы хотите сказать, что это дело поддельное?

— Дело подлинное, на нем стоит печать нашего Далисы, — серьезно ответил Фан Чжэн.

Цзин Лань, сдерживая нетерпение, спросил:

— Тогда как понимать ваши слова о том, что оно «слишком идеально»?

Фан Чжэн только собрался ответить, как дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел Тайцзы. За ним следовал тот самый господин Хуан.

Фан Чжэн поспешно встал и отошел в сторону.

— Цзин Лань, как продвигается изучение дела? Есть какие-нибудь находки? — спросил Тайцзы, мельком взглянув на стоявшую рядом Е Аньань.

— В этом деле слишком много иероглифов, у меня уже голова болит от чтения. Нельзя ли одолжить мне дело, чтобы я мог забрать его в поместье и внимательно изучить?

Тайцзы нахмурился:

— Это дело Далисы, а не какой-нибудь роман из книжной лавки. Разве можно его так просто выносить? То, что тебе позволили ознакомиться с ним здесь, уже нарушение правил.

Этого и следовало ожидать. Цзин Лань не стал настаивать, поблагодарил Тайцзы и вместе с Е Аньань покинул Далисы.

После их ухода Тайцзы спросил Фан Чжэна:

— Господин спрашивал тебя о чем-нибудь?

— Отвечаю Вашему Высочеству, господин спрашивал о многом, — ответил Фан Чжэн.

— О? — Тайцзы удивленно поднял бровь. — И о чем же он спрашивал?

— Господин спросил у вашего покорного слуги о чтении двухсот тридцати четырех иероглифов и значении ста семи слов, — честно доложил Фан Чжэн.

Тайцзы нахмурился:

— Он спрашивал только об иероглифах и словах?

— Были и предложения...

Хуан Жэнь не выдержал:

— Спрашивал ли господин что-нибудь, касающееся самого дела?

Фан Чжэн поднял веки, взглянул на господина Хуана и покачал головой:

— Нет.

Тайцзы небрежно полистал дело на столе:

— Он все это прочел?

— Господин просмотрел каждую страницу, — ответил Фан Чжэн.

Неужели просмотрел каждую страницу? Да он за свои двадцать лет жизни, наверное, столько иероглифов не видел!

Когда Цзин Лань в детстве учился во дворце, он засыпал, не прочитав и двух строк. Он ни разу не смог выучить урок наизусть. Каждый раз, когда наставник наказывал его переписыванием текстов, он бежал плакаться к вдовствующей императрице, а та шла жаловаться императору.

На день рождения вдовствующей императрицы Цзин Лань попросил кого-то сочинить для него два поздравительных стихотворения. На пиру он с запинками прочитал их, перепутав три строки из четырех. Все знали, что молодой господин невежественен.

Почему же сегодня он вдруг так изменился? Неужели он и вправду собирается пересмотреть дело того лекаря Цзяна?