Глава 9. Притяжение и границы.

Кабинет Инкиора был почти пустым, как и всегда. Белые стены, встроенные панели с данными и строгий металлический стол с голографическим терминалом. Лишь мягкое мерцание экрана и слабый шум вентиляции нарушали тишину.
Энарис сидел напротив наставника, сложив руки перед собой. На лице читалась сдержанность, но в глубине глаз теплилось раздражение. Фенис стоял чуть в стороне, прислонившись к панели, где вращалась голограмма Земли.
— Это самое рациональное решение, — заговорил Фенис, указывая на голограмму. — Приматы уже демонстрируют зачатки кооперации и зачатки инструментального поведения. Всё, что нужно, — это немного дисциплины. Мы можем ускорить процесс: организовать дрессировку, внедрить простейшие команды. Уверен, они смогут выполнять базовые задачи на шахтах. Это избавит нас от необходимости задействовать наши ресурсы и рискованных полевых операций.
Энарис подался вперёд, едва заметно сжав пальцы. Он заговорил спокойно, но в его голосе чувствовалась скрытая острота.
— Мы с самого начала знали, что любые изменения в ходе миссии будут иметь последствия. Тот факт, что мы даже рассматриваем этот вариант, — уже отклонение от курса. Это не решение проблемы, это лазейка.Фенис, усмехнулся и небрежно махнул рукой.
— Лазейка? Это — стратегия. Слушайте, я предлагаю не вмешательство, а усовершенствование процесса. Эти приматы уже развиваются. Мы просто ускорим их эволюцию.
Энарис выпрямился, его брови нахмурились.
— Усовершенствование процесса? Ты вообще понимаешь, о чём говоришь? Это не улучшение — это нарушение. Мы не знаем, как такие действия повлияют на экосистему или, хуже того, на стабильность популяции. Даже минимальное вмешательство может быть фатальным.
Фенис повернулся к нему, его улыбка стала ледяной.
— И что ты предлагаешь? Ждать, пока ресурсы закончатся? Пока корабль совсем развалится? Или ты надеешься, что кто-нибудь из Совета сам сюда прилетит и всё исправит?
Инкиор поднял руку, пресекая накаляющийся спор. Его голос прозвучал низко и властно.
— Хватит. Оба.
Фенис чуть отступил, но продолжал сверлить Энариса взглядом. Инкиор, не глядя на них, откинулся на спинку кресла.
— Ты говоришь о вмешательстве, Фенис, — продолжил он. — О серьёзном вмешательстве. Превращение местного вида в инструмент решения наших проблем противоречит самой сути этой миссии. Мы здесь не для этого.
Фенис шагнул ближе к столу, его голос звучал всё громче.
— А зачем тогда? Чтобы смотреть, как всё рушится? Если у нас есть возможность действовать, то мы должны её использовать. Иначе зачем мы здесь?
Инкиор посмотрел на него, прищурив глаза.
— Мы здесь, чтобы наблюдать. Наблюдать и изучать. Любое вмешательство — это изменение их пути. Ты готов ответить за последствия?
Фенис замолчал, но ненадолго. Он достал свой личный планшет, активируя голографическую запись. На ней группа приматов использовала каменные орудия, разбивая ими орехи.
— Вот, — сказал он, указывая на голограмму. — Они уже адаптируются. Мы не будем разрушать их мир, мы лишь направим их. Несколько особей для эксперимента. Это может быть решением, которое спасёт нас всех.
Энарис, до этого не отрывавший взгляда от Инкиора, теперь обернулся к изображению. Его глаза прищурились, на лице отразилось напряжённое размышление.
— Ты хочешь превратить их в подопытных?
Фенис усмехнулся.
— Эксперимент — это не эксплуатация. Мы узнаем, на что они способны, и сможем двигаться дальше. Разве это не то, чего ты сам всегда хотел, Энарис? Исследовать, понимать?
Энарис отклонился назад, сложив руки на груди.
— Ты не понимаешь. Даже самый тщательный эксперимент может выйти из-под контроля. Это риск, который мы не можем себе позволить.
Инкиор медленно поднялся из-за стола. Его высокий рост и спокойное, но твёрдое выражение лица наполняли комнату давящей уверенностью. Он медленно подошёл к карте, провёл пальцами по её голографической поверхности.
— Мы рассмотрим этот вариант, — наконец сказал он. — Но только как научный проект. Несколько особей, полная изоляция, никаких вмешательств в популяцию или окружающую среду.
Фенис поднял бровь, как будто собирался возразить, но Инкиор резко повернулся к нему.
— Это максимум, что я готов допустить. И даже это я сделаю с крайней неохотой. Любое отклонение от протокола будет караться самым строгим образом. Ясно?
Фенис улыбнулся, но его взгляд оставался холодным.
— Ясно.
Энарис сдержанно кивнул, поднялся с места и направился к выходу. Перед тем как покинуть кабинет, он задержался на пороге, обернулся к Инкиору.
— Ты знаешь, что этим мы открываем дверь для ещё большего вмешательства. Рано или поздно этот компромисс перестанет быть пределом.
Инкиор не ответил, его взгляд вновь устремился на карту. Кабинет вновь наполнился тишиной, тяжёлой и вязкой, словно воздух стал гуще. Каждый из них остался один на один со своими мыслями.
…
Утро началось с долгожданной тишины: Фенис покинул колонию, отправившись к рабочим в земные шахты. Никто не спорил — как руководитель на местах он был незаменим. Но с его отлетом напряжение среди команды стало ещё ощутимее. Казалось, его отсутствие высвободило подавленные конфликты, и теперь они готовы были вырваться наружу.
Энарис решил остаться в своём блоке, чтобы завершить анализ отчётов. Он ждал вечера, зная, что Хурса обещала зайти, и предвкушал их редкий разговор без необходимости думать о текущих проблемах.
Она пришла, как и договаривались, с небольшим контейнером из прозрачного материала. Внутри поблескивали крупные ало-золотистые яблоки, их аромат наполнил комнату, стоило Хурсе открыть крышку.
— Посмотри, — сказала она с лёгкой улыбкой, опуская контейнер на стол. — Первый урожай из третьей секции. Мы всё-таки сделали это, Энарис.
Он взял одно из яблок, рассматривая его гладкую поверхность.
— Удивительно. Ещё год назад я бы не поверил, что нам удастся вывести такие плоды.
Хурса уселась напротив него, довольная его реакцией.
— Но мы это сделали. Без тебя я бы даже не знала, как обойти энергетический дисбаланс в их клетках.
Энарис покачал головой, но в его глазах читалась гордость.
— Это был общий труд. Я лишь помог разобраться с парой формул. Весь остальной путь проделала ты.
Они говорили о проектах, об успехах в генетике, о том, как марсианская колония могла бы стать полностью самодостаточной в ближайшие годы. Но разговор вскоре свернул на более сложную тему.
— Знаешь, — начала Хурса, — иногда мне кажется, что с приматами мы изучили всё, что могли. Но как только я вижу их на записи, мне кажется, что это не так. Их глаза… как будто они понимают нас.
Энарис отложил плод и задумчиво посмотрел на неё.
— Ты не первая, кто это замечает. Но именно это меня и тревожит. Они настолько близки к нам, что любое вмешательство — это уже не просто исследование. Это шаг, который изменит всё.
Хурса усмехнулась, но не с насмешкой, а скорее с горечью.
— Мы держимся, потому что это запрещено. Но иногда я задаюсь вопросом: долго ли ещё мы сможем наблюдать, не вмешиваясь?
Энарис промолчал. Они знали, что не придут к однозначному ответу, и оба не хотели портить вечер тяжелыми раздумьями.
— Хочешь, я сыграю для тебя? — неожиданно предложил он, указав на инструмент у стены.
— Конечно, — ответила Хурса, её лицо озарила искренняя улыбка.
Энарис подошёл к виолончели, это была не обычная виолончель, а инструмент, созданный с использованием их уникальных технологий. Его корпус был сделан из полупрозрачного материала, мерцающего при свете. Внутри едва заметно переливались энергетические потоки, которые заменяли традиционные струны. Смычек был оснащён тончайшими сенсорами, улавливающими движение и преобразующими его в звук.
Когда Энарис провёл смычком по «струнам», комната наполнилась глубоким, вибрирующим звуком, который пронизывал до самой души. Музыка была необычной, словно одновременно звучали сотни инструментов. Каждый аккорд звучал, будто обретал свою собственную жизнь.
Хурса сидела, зачарованная, а Энарис играл, словно говорил через музыку о том, что не мог выразить словами. Когда последний звук угас, он взглянул на неё.
— Это потрясающе, — прошептала она. — Кажется, будто я увидела что-то большее, чем просто музыку.
Энарис положил инструмент на место и сел рядом с ней. Их взгляды встретились, и в этом молчаливом моменте была своя правда.
— Хурса… — начал он, но она мягко положила ладонь на его руку, останавливая.
— Не нужно слов, — сказала она тихо.

Хурса медленно наклонилась к нему, её дыхание стало горячим и нежным. Она нежно коснулась его губ своими, лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы искра пробежала между ними. Энарис ответил на поцелуй, его рука скользнула по её спине, притягивая ближе.
В этот момент мир вокруг растворился. Они забыли о своих ролях, о работе и о правилах. Хурса почувствовала, как его ладонь мягко охватывает её талию, притягивая к себе. Их губы встретились вновь, а сердца забились в унисон, словно музыка, которую он только что играл.
Она слегка отстранилась, чтобы взглянуть ему в глаза, и в их глубине она увидела отражение своих собственных чувств. Их дыхание стало быстрее, когда Энарис вновь наклонился, целуя её с большей страстью, его руки исследовали её тело, оставляя за собой тепло.
— Это… — начала Хурса, но слова не смогли вырваться, когда его губы вновь нашли её губы, а сердце заколотилось от волнения. В этом поцелуе не было сомнений — только желание и понимание того, что они уже никогда не будут прежними.
Позже, лёжа рядом, они долго молчали. Энарис смотрел в потолок, словно пытался найти там ответы. Его голос прозвучал глухо, но решительно.
— Это может быть ошибкой, Хурса. Большой ошибкой.
Она приподнялась, опираясь на локоть, её взгляд был спокойным.
— Возможно. Но это уже произошло.
— Мы коллеги, друзья. Нам нужно оставаться профессионалами.
Хурса кивнула.
— Я понимаю. Никто не узнает.
Он повернулся к ней, изучая её лицо, словно надеялся прочесть там что-то, что могло бы развеять его сомнения. Но вместо этого увидел только уверенность.
— Никто не узнает, — повторил он, словно убеждая себя.
Когда она ушла, Энарис остался в комнате один. В воздухе ещё витал слабый аромат марсианских плодов, но атмосфера изменилась. Он понимал, что это была не просто случайная связь. Что-то изменилось, и назад дороги уже не было.