Спустя три недели после прибытия Анахиты в солнечную систему, Энарис сидел в своей новой комнате в медицинском блоке марсианской колонии. Его окружали медицинские приборы, шкафы с лекарствами, аккуратно расставленные контейнеры с биоматериалами — вся его жизнь словно сжалась в этот ограниченный, стерильный мир. Теперь ему предстояло не просто жить вдали от дома, но и, в буквальном смысле, прямо на работе. Сколько? На этот вопрос пока не было ответа ни у кого.
За окном раскинулся марсианский пейзаж, идеально сконструированный для комфорта их миссии. Медблок стоял посреди лесной поляны, окружённой исполинскими деревьями, их кроны напоминали развевающиеся под ветром паруса. Вдали мерцало озеро с водой кристальной чистоты — настолько прозрачной, что, казалось, можно увидеть каждый камень на его дне. Может, в этом озере есть рыба? Надо будет проверить. Энарис слышал, что когда-то рыбалка была популярным развлечением. Почему бы не попробовать?
Все вокруг казалось слишком совершенным, почти искусственным в своей красоте. Лес, озеро, мягкий ветерок, проникающий через приоткрытую форточку, — всё это было создано специально для них, колонизаторов. Каждый элемент этого мира был результатом веков труда лучших умов их цивилизации. Сотни лет исследований, бесконечные расчёты, столетия терраформирования, идеальные экзопланеты, подобранные с кропотливой тщательностью, миссия по заносу первых организмов, кропотливое наблюдение за их развитием. Всё выполнено безупречно, шаг за шагом, до самого их прибытия.
И теперь на Марсе было всё. Даже то, чего уже не встретишь дома. Эти леса, напоённые пением птиц, это озеро, прозрачное и спокойное, словно зеркало. Дома, на Касарионе, такие вещи давно уступили место совершенному урбанизму, где природа стала не воспоминанием, а концепцией, воссозданной по чертежам. Здесь же природа была живая, настоящая. И всё же... Для него она оставалась искусственной в своей основе.
Энарис закрыл глаза. Это место, со всеми его совершенствами, оставалось всего лишь великолепной декорацией. Оно казалось ему пустым, без корней, без памяти. Дом был где-то там, далеко, за миллиардами километров и годами пути. А здесь, в этой рукотворной идиллии, он всё ещё чувствовал себя чужим.
Дом…
Скучал ли Энарис по дому? Он сам не мог ответить на этот вопрос. Его мысли вновь и вновь возвращались к Касариону, как будто, облетев всю галактику, находили пристанище только там, у его родной звезды.
Три обитаемые планеты вращались в её системе, но Касарион всегда был для него чем-то особенным. Там он родился, вырос, выучился и нашёл своё место в столичном институте. Конечно, он нередко бывал на других двух планетах системы — то в рамках научных обменов, то для отдыха, — но ни одна из них не могла затмить Касарион. Этот мир был для него не просто местом проживания, а чем-то большим. Домом.
На Касарионе высокие технологии давно перестали быть мечтой. Всё, о чём когда-то могли только фантазировать, стало реальностью. Автоматизация и искусственный интеллект, совершенные города, созданные для абсолютного удобства их жителей. Это был мир, в котором всё было возможно, но Энарис знал, что в сердце этой техногенной утопии таилась пустота, которую ни одна машина не могла заполнить.
Ждал ли его там кто-нибудь? Конечно, мама. Для неё он всегда оставался любимым сыном, даже если её жизнь не вращалась вокруг него. Она была успешным учёным, человеком, всегда занятым своей карьерой, и её работа часто отнимала всё время и внимание, даже в те годы, когда Энарис был ребёнком. Он помнил, как сидел в её кабинете, окружённый приборами и голографическими проекциями, молча надеясь, что она наконец заметит его.
Отец? Он покинул их семью, когда Энарис ещё не окончил школьное обучение, и нашёл себе новую жизнь, новую жену, новых детей. Он поддерживал сына материально, оплачивал образование и старался не показывать свою отстранённость. Но Энарис не мог не замечать, что настоящий отец был не для него, а для Фениса, младшего брата от нового брака. Фенис был его гордостью, его любимцем.
Кого ещё ему ждать? И кто ждал его? Никого. Он вдруг ощутил себя обнажённым перед этой мыслью. На Касарионе он оставил всё, что когда-либо знал, но и там осталась лишь оболочка.
Фенис…
Как этот пронырливый жук умудрился попасть в команду экспедиции? Энарис снова задавался этим вопросом. Попадание в экипаж самого Энариса было, если вдуматься, почти случайностью. Да, он проработал годы в институте, приложил руку к разработке миссии, знал каждый её нюанс и цель, но его роль изначально не предполагала дальних путешествий. Он должен был оставаться дома, в центре, где его навыки были нужнее всего.
Когда Ниртакс заболел и оказался исключён из команды, предложение заменить его стало для Энариса неожиданностью, граничащей с шоком. Он мечтал об этом, конечно, но никогда не смел даже заикнуться. Быть частью такого грандиозного проекта, видеть своими глазами результат работы целых поколений учёных — это казалось несбыточным. Однако когда возможность возникла, он согласился мгновенно, не раздумывая ни минуты.
Эта миссия была не просто его мечтой. Она стала подтверждением его достижений. Быть среди выдающихся умов своего времени, работать плечом к плечу с лучшими в своих областях — разве могло быть большее признание? Он был горд, он был взволнован, и где-то в глубине души он ощущал, что наконец обрел то, чего искал всю жизнь.
Но Фенис... Чем он мог быть полезен вдали от дома, в колонии, за миллиарды километров от их звезды? Энарис так и не нашёл ответа. В конце концов, "эффективный менеджер" был крайне размытым понятием. Может, кто-то в Совете решил, что миссии нужен административный гений? А может, просто отец продвинул брата на тёплое место благодаря связям.
Энарис, впрочем, не особо возражал. Раз уж в экипаже нашлось место для Хурсы. Гениальный врач-генетик, жена того самого Фениса. Отпустил бы муженёк её одну? Конечно, нет. Было ли это из ревности? Или он просто не хотел терять своего удобного положения? В любом случае, Хурса заслуживала быть здесь по праву.
А вот Фенис... Его младший брат всегда умел устроиться. Энарис с детства знал это. Улыбчивый, ловкий, всегда готовый очаровать собеседника, он с лёгкостью добивался желаемого. Впрочем, вся эта лощёность и манеры скрывали натуру, которая вряд ли заботилась о высоких целях миссии.
"Вот уж кому действительно наплевать на всё, кроме собственного удобства," — подумал Энарис с тенью иронии, скрещивая руки на груди.
Миссия…
Энарис задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла. Что скажет Совет? Хотя, разве это имеет значение? Институт скорее оставит их здесь навсегда, чем позволит сделать то, о чём так яростно твердит Ранол. Высадка на Землю? Это было бы равносильно разрушению того, ради чего поколения их предков трудились веками.
Сотни лет. Несметные ресурсы. Всё ради одного великого эксперимента: наблюдения за естественным ходом эволюции. Их предшественники не просто выбрали две планеты Солнечной системы. Они дали им жизнь, вдохнули её, будто искусные ваятели, создающие шедевр из хаоса.
Но Марс и Земля всегда были разными историями. Марс предназначался для них, колонистов, исследователей. Он был продуман до мелочей, идеален для жизни. Здесь каждый клочок земли и каждый вдох воздуха напоминали, что планета — лишь копия их родного дома, созданное руками их же цивилизации.
А Земля… Она была другим делом. Её оставили расти в одиночестве, без вмешательства. Идеальный заповедник. Чистый лист, на котором природа писала свои законы. После того, как предки рассеяли здесь семена жизни, никто больше не смел нарушить этот покой. Это было главным условием, самым важным принципом: наблюдать, изучать, но не вмешиваться.
Ранол, конечно, мог сколько угодно возмущаться. Его доводы о добыче ресурсов и спасении миссии звучали рационально, но были обречены на провал. Совет никогда не одобрит вторжение на Землю. Просто не может. Это разрушило бы всё, что они отстаивали на протяжении поколений.
Энарис тяжело вздохнул. Он прекрасно знал, как остро стоит вопрос ремонта корабля и как опасно волнение экипажа. Но ради чего всё это, если ради краткосрочной выгоды они уничтожат величайший научный эксперимент своей цивилизации?
Будущее…
Энарис задумчиво провёл рукой по поверхности стола. Он, пожалуй, мог бы смириться с мыслью, что возвращение на Касарион больше недостижимо, но что насчёт остальных? У многих из них были семьи, близкие, которые ждали их дома. Беспокойство, будто невидимый вирус, постепенно овладевало экипажем. И оно добралось и до него.
На столе перед ним стояло фото — групповая фотография экипажа, сделанная ещё на Касарионе. Улыбающиеся лица, сияющие энтузиазмом и надеждой. Каждый из них в тот момент был уверен в успехе миссии, в том, что они вернутся героями, обогащёнными новым знанием. Но реальность оказалась иной.
Полет, изначально рассчитанный на несколько лет, затянулся почти вдвое. Поломки, одна за другой, проверяли их на прочность. А последняя, критическая, по прибытии к пункту назначения, стала последней каплей. Энарис, несмотря на все трудности, был благодарен хотя бы за то, что они достигли Марса живыми. Никто серьёзно не пострадал, и это уже казалось чудом.
Он посмотрел на изображение, словно надеясь найти на нём ответы.
— Что же дальше? — прошептал он, не замечая, как его голос растворяется в тишине комнаты.
Закрыв глаза, Энарис попытался представить будущее. Если Марс действительно станет их домом, смогут ли они найти в себе силы принять эту планету? Сделать её не просто местом выживания, а настоящим пристанищем?
Размышления прервал звук открывающейся двери. На пороге стоял Инкиор, его усталая, но спокойная улыбка чуть смягчала напряжение, которое витало вокруг.
— Ты опять в раздумьях? — спросил он, усаживаясь напротив.
Энарис кивнул, показывая взглядом на голограмму Земли, вращающуюся в пространстве.
— Думаю о том, что нас ждёт. О доме. О нашем проекте.
Инкиор, следуя его взгляду, долго смотрел на голограмму.
— Ты не единственный, кто задаётся этими вопросами. Мы все об этом думаем. Но, Энарис, не забывай, будущее — это не всегда выбор между двумя очевидными вариантами. Иногда оно предлагает третий путь, который мы пока не видим.
— Надеюсь, ты прав, — тихо ответил Энарис, на мгновение почувствовав что-то вроде облегчения.
Инкиор протянул руку, положив её на плечо Энариса. Его присутствие, спокойное и уверенное, словно замедлило бурю мыслей.
— Завтра Совет вынесет решение, — сказал он мягко. — Будет собрание. Мы обсудим наше положение. Приготовься.
Когда дверь за Инкиором закрылась, Энарис снова посмотрел на голограмму. Но теперь его взгляд изменился. Он уже не просто смотрел на Землю — он пытался найти ответы. Может быть, Инкиор был прав, и где-то за пределами очевидного их ждёт тот самый третий путь.
(Нет комментариев)
|
|
|
|