Глава 1

Глава 1

После окончания сезона дождей установилась невыносимая духота. Привыкший к прохладе севера, Цзи Синцы с трудом приспосабливался к влажной жаре юга.

Всю дорогу от вокзала скоростных поездов до Жилого Комплекса для Преподавателей и Сотрудников он молчал. Новое место, куда он прибыл, его совершенно не интересовало.

В ушах были черные шумоподавляющие наушники, голова слегка опущена — он был поглощен чтением книги по истории каллиграфии.

На неровной дороге повсюду виднелись выбоины, наполненные довольно чистой дождевой водой. Горячий ветер то и дело налетал, и иногда можно было увидеть, как несколько зеленых листьев кружатся на поверхности воды. Проезжающие машины разбрызгивали воду.

По обеим сторонам дороги росли камфорные деревья — величественные, с пышными и красивыми кронами. Солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, и пятна света падали на едущую машину, проникая в салон. Свет казался немного размытым. Через некоторое время он потер глаза и убрал книгу обратно в рюкзак.

Из-за перевода матери, Вэнь Юаньин, по работе, Цзи Синцы последовал за ней в далекий, довольно уединенный южный городок — Городок Чистой Реки.

Городок Чистой Реки, относящийся к Городу Цзиндэчжэнь, известному как столица фарфора, располагался у гор и воды, в тихом и спокойном месте.

Под стать репутации фарфоровой столицы, большинство жителей Городка Чистой Реки занимались изготовлением и реставрацией керамики.

Из-за своего характера и занятий каллиграфией с детства Цзи Синцы предпочитал тишину. Медленный темп жизни Городка Чистой Реки ему даже немного нравился.

Выйдя из такси, Цзи Синцы окинул взглядом окрестности и жилой комплекс для преподавателей и сотрудников, где ему предстояло прожить как минимум три года.

Комплекс был довольно старым, внешняя штукатурка на стенах зданий по большей части облупилась. Почти в каждой квартире сохранились старые синие стекла, плохо пропускающие свет. Но территория была ухоженной: если заглянуть внутрь со стороны улицы, можно было увидеть, что весь двор засажен зеленью, а несколько стен, выходящих на улицу, были увиты девичьим виноградом.

Заиграла мелодия — звонил телефон.

— Алло, мам.

У Вэнь Юаньин на том конце было шумно: вокруг слышались разговоры и гулкие крики торговцев.

— Ты добрался?

— Да.

— Тогда я спокойна. Помни, если что, обращайся к дяде Чи из второго подъезда, квартиры 101. Как только я закончу здесь дела и оформлю документы, сразу приеду.

Цзи Синцы опустил ресницы, не отвечая.

Вэнь Юаньин работала в полиции. В прошлом месяце она уехала в командировку со своей командой и не вернется раньше, чем через месяц-другой. Но перевод Цзи Синцы в новую школу был уже организован, поэтому ему пришлось приехать раньше и поселиться в квартире, оставшейся от отца, Цзи Чэнхэ, до его отъезда по программе обмена учителями.

— Если больше ничего нет, я повешу трубку, — сказала Вэнь Юаньин, не услышав ответа и будучи занятой.

— Тогда вы… берегите себя.

Не успел Цзи Синцы прийти в себя, как Вэнь Юаньин уже повесила трубку. Короткие гудки ошеломили его — эта краткость не оставила ему даже шанса проявить заботу.

Они провели вместе лишь короткое время перед каникулами в первом классе старшей школы, когда оформляли документы об отчислении. Все остальное время она посвящала работе.

Всегда так: она помнила о своем долге перед народом, но с самого детства не могла дать ему самого элементарного — своего присутствия.

В такой обстановке Цзи Синцы с малых лет рос молчаливым, целыми днями сидел в своей комнате, уткнувшись в рисование и каллиграфию. Повзрослев, он непонятно когда приобрел еще и заикание. Он и так был неразговорчив, а с этой проблемой стал еще реже открывать рот по собственной инициативе.

Он протащил свой не слишком тяжелый чемодан всего сто метров, но уже промок от пота насквозь. Его худощавое, красивое лицо залилось румянцем, отчего обычно строгие черты смягчились. Он остановился в тени, достал телефон. Экран показывал чат с Цзи Чэнхэ.

«Третий корпус, первый подъезд».

Цзи Синцы увидел табличку «Пятый корпус» на здании рядом и прикинул, что третий корпус должен быть через два дома. Немного передохнув, он снова потащил чемодан. Дойдя до небольшой беседки, он, с детства интересующийся традиционной культурой, не удержался и остановился посмотреть.

Углы крыши беседки с загнутыми вверх карнизами взмывали в небо. Сама беседка была увита виноградной лозой, предлагая прохладу и отдых.

Увидев беседку, Цзи Синцы почувствовал, как внутренний жар немного спал.

...

Полдень, чуть больше двенадцати. Безоблачное небо. Палящее солнце безжалостно изливало свой жар.

Стрекот цикад, казалось, пронзал небеса.

Шли летние каникулы.

Чи Нянь, сытно поев и напившись, договорилась встретиться с двумя друзьями из жилого комплекса в беседке, чтобы обсудить предстоящее на выходных благотворительное выступление для учителей-пенсионеров.

Девушка была одета в светло-голубое платье на бретельках с цветочным принтом. Волосы светло-каштанового оттенка были собраны сзади в два низких пучка-«шишечки». Короткие прядки естественно спадали по бокам ушей, их кончики слегка завивались, напоминая волны.

Большие, темные и блестящие глаза с интересом разглядывали густую виноградную лозу над головой.

Друзья опаздывали. Терпение Чи Нянь было на исходе, щеки непроизвольно надулись, отчего ее и без того пухлое личико стало еще более круглым и милым.

Стрекот цикад внезапно прекратился, а через несколько секунд возобновился.

В этот момент смуглый, симпатичный парень на цыпочках подкрался к Чи Нянь сзади и легонько похлопал ее по плечу.

— А? — Чи Нянь вздрогнула и обернулась. Она увидела красивую, тихую девушку, которая покраснела и смотрела на нее с растерянным видом. Когда парень присел за ее спиной, девушка крепко сжала тонюсенькую ткань своего белого платья.

— Линь Имин, ты больной, что ли? — Чи Нянь мгновенно раскусила очередную проделки своего лучшего друга Линь Имина, который любил подшучивать над другими, а потом прятаться, сваливая вину на кого-то еще.

Как по-детски.

Линь Имин с разочарованным видом вышел из-за спины девушки и бесцеремонно уселся на каменную скамью рядом с Чи Нянь.

— Скукота.

— А растрепать всему двору, что ты храпишь и пукаешь во сне — это весело? — парировала Чи Нянь.

Линь Имин перестал улыбаться, сложил руки и почтительно поклонился ей.

— Бабуля, я был неправ.

Они выросли вместе, знали друг друга как облупленных. Чи Нянь знала все о характере Линь Имина, его привычках и даже некоторых не подлежащих огласке «скандальных» подробностях. Любая мелочь из его прошлого могла моментально поставить его на место.

Чи Нянь пренебрежительно закатила глаза и заметила, что ее подруга Сун Янсин все еще стоит на месте.

— Синсин, иди сюда, садись. Мы сегодня обсуждаем важное дело.

Сун Янсин все еще была под впечатлением от того, как Линь Имин мелькнул мимо нее, оставив после себя едва уловимый след. Услышав зов Чи Нянь, она смущенно разжала руки, сжимавшие подол платья, опустила голову и послушно села рядом.

Летний ветерок дул мягко, без зноя, но в воздухе висела липкая жара. Даже голос Чи Нянь звучал медленнее обычного.

— В общем, я подумала, может, на выступлении в выходные соберем нашу группу «План признания» и исполним песню? Как вам идея? — Чи Нянь затаила дыхание и с ожиданием посмотрела то на одного, то на другого друга, вертя головой.

В первом классе старшей школы Чи Нянь вместе с несколькими единомышленниками из своей школы создала музыкальную группу под названием «План признания».