Глава 10. Нежный и жалкий. (Часть 2)

Цзян Юань выбрала воспроизведение через динамики, и палата тут же наполнилась шумом моря, звуками белых волн, бьющихся о берег.

— Оставить ночник? — спросила она.

Сун Яньшань принял ее молчаливую заботу и внимание, но его жадное, ненасытное сердце тут же захотело большего. Спрятав половину лица под одеялом, он сказал:

— Цзян Юань, мне все еще страшно.

Его голос, которому он намеренно придал нужную интонацию, на фоне шума прибоя звучал особенно жалко и беспомощно. Словно он был потерпевшим кораблекрушение, одиноко цепляющимся за обломок доски посреди моря, и следующая же волна грозила поглотить его темными водами.

— М?

— Мне приснился кошмар, — полуправдиво сказал Сун Яньшань. — Мне приснилось, что они все отказались от меня. Бросили меня на необитаемом острове, заперли. И как бы я ни плакал и ни умолял их, они все равно ушли, даже не оглянувшись.

Сбоку послышался тихий шорох волос о кожаную подушку. Сун Яньшань понял, что Цзян Юань смотрит на него, и зарылся лицом еще глубже в одеяло. Совсем как уязвимые героини манги с тяжелым детством, он позволил свету ночника освещать его темные волосы, но не глаза, словно в этот момент он закрыл и свое сердце.

Цзян Юань вздохнула.

— Это неправда.

— Правда? — спросил Сун Яньшань.

Некоторое время они молчали. Цзян Юань догадалась, что Сун Яньшань говорит о своей семье. То, что он жил один в Резиденции у Озера Цанлань, и то, что за все время госпитализации он ни разу не попросил ее связаться с королевской семьей, позволяло предположить, насколько плохи были его отношения с ними.

Хотя Цзян Юань, конечно, не могла знать, какие именно раздоры произошли в королевской семье, это не мешало ей поставить себя на его место и посочувствовать. К сожалению, она не умела говорить красивые слова для утешения.

Цзян Юань немного поколебалась.

— Если ты не против, я могу держать тебя за руку, пока сплю. По крайней мере, так, проснувшись от кошмара, ты обнаружишь, что рядом кто-то есть. Может, станет немного спокойнее?

Едва произнеся это, Цзян Юань тут же пожалела. Какое неудачное предложение! В каких они отношениях с Сун Яньшанем? Разве могли они позволить себе нечто столь интимное?

Но в этот момент вниз опустилась рука с четко очерченными костяшками. Одновременно с этим послышался приглушенный одеялом, особенно тихий от смущения голос Сун Яньшаня, благодарящий ее.

Оказывается, даже у оборотней высшей расы есть такая уязвимая сторона.

Подумав так, Цзян Юань осторожно взяла его за руку. Но Сун Яньшань тут же крепко сжал ее ладонь в ответ. Их ладони соприкоснулись, передавая друг другу тепло.

За разделительной занавеской лунный свет лился, словно вода, и шум волн не утихал.

На следующее утро их руки все еще были крепко сцеплены. На самом деле, Цзян Юань во сне давно расслабила хватку, и ее рука лишь слегка приподнималась, скорее для вида. Но рука Сун Яньшаня держала ее крепко. Проснувшись на несколько минут раньше, Цзян Юань попыталась высвободить свою ладонь, но потерпела неудачу.

«Ладно, пусть будет так», — подумала Цзян Юань.

Когда Сун Яньшань проснулся, пришло время готовиться к выписке. Лечебная капсула занималась только ранами, а для последующего восстановления и лечения требовался уход врачей. Но тело Сун Яньшаня восстанавливалось на удивление быстро. Всего за одну ночь все его показатели вернулись к идеальному уровню.

Увидев результаты обследования, врач изумленно цокнул языком. За десятилетия практики он еще не встречал оборотня с такими идеальными физическими показателями. Оправившись от изумления, он поспешно спросил Сун Яньшаня, к какой расе тот принадлежит.

Для оборотней Кангсина напрямую спрашивать о расе собеседника было довольно рискованно. Оборотни высших рас охотно демонстрировали силу своего вида, тогда как чувствительные и неуверенные в себе оборотни низших рас предпочитали скрывать свои «несовершенные» гены. Такой вопрос легко могли счесть за проявление дискриминации.

В данном случае врач спросил напрямую, во-первых, из-за профессионального инстинкта, а во-вторых, будучи абсолютно уверенным, что обладатель столь мощного организма, как у Сун Яньшаня, не может принадлежать к низшей расе.

Услышав вопрос врача, Цзян Юань тоже с любопытством посмотрела на Сун Яньшаня. Она и сама гадала о его расе, но ни один из известных ей видов не казался подходящим. Теперь она подумала, что, возможно, просто знала слишком мало рас, чтобы найти ту, что соответствовала бы Сун Яньшаню.

Сун Яньшань заметил ее взгляд.

— А как ты думаешь, какая у меня раса?

Цзян Юань задумалась.

— Тигры. — Ее мать была из тигров. Хоть это и было, возможно, неуместно, но она почувствовала в Сун Яньшане давно забытую заботу, которую ощущала только рядом с матерью.

Сун Яньшань недоверчиво посмотрел на нее.

— Тебе очень нравятся тигры?

Цзян Юань неправильно поняла его слова. Она уже знала, что Сун Яньшань принадлежал к королевскому роду, и по идее должна была бы сразу назвать его расу, ведь истинный облик членов королевской семьи не был секретом на Кангсине.

Но Сун Яньшань не учел одного: Цзян Юань, вечно занятая борьбой за выживание, совершенно не следила за новостями. Световой мозг был для нее лишь инструментом для решения задач, просмотра онлайн-лекций и общения. Поэтому она действительно не знала истинный облик королевской семьи.

Таким образом, вопрос Сун Яньшаня прозвучал для Цзян Юань так, будто он спрашивал, почему ей так нравятся тигры, что она предположила, будто он один из них. Поэтому Цзян Юань ответила:

— Хотя наши гены сильно различаются, тигры все-таки относятся к кошачьим. Чувствуется какое-то родство, словно видишь дальнего родственника. К тому же, у тигров много шерсти, они выглядят такими мягкими и уютными.

Она не упомянула о матери. Сун Яньшань же подумал о том, что он, будучи тритоном, совершенно не похож на кошку — его кожа была гладкой и скользкой, без единой шерстинки.

Он бесстрастно повернулся к врачу и сказал:

— Тогда считайте меня тигром.

Врач опешил. К какой расе ты принадлежишь, ту и называй. Он никогда не слышал, чтобы о чем-то совершенно определенном можно было сказать «считайте меня…». Это что, шутка?