Сун Чжаоди развернулась и пошла на кухню с улыбкой на лице, как будто недавнее холодное выражение ее лица было иллюзией.
Когда Чжун Цзяньго увидел ее в таком состоянии, он пошел в противоположную сторону.
Девушка протянула руку и схватила его за плечо:
— Давай поговорим.
— Отпусти! — холодно сказал Чжун Цзяньго.
Сун Чжаоди фыркнула:
— Чжун Цзяньго, хватит. На улице идет дождь, и если он будет идти еще два дня, то эти одеяла заплесневеют. Разве ты не сделал все это потому, что хочешь вернуться в спальню? — Помолчав, девушка добавила: — Здесь нет посторонних, только ты и я. Я не буду смеяться над тобой…
— Не будешь? — усмехнулся Чжун Цзяньго и обернулся. — Ты...
Сун Чжаоди, привстав, заткнула ему рот поцелуем.
Глаза мужчины недоверчиво расширились.
— Ой!
Сун Чжаоди и Чжун Цзяньго замерли, а затем в панике отскочили друг от друга и повернули головы на голос. Дава, стоявший рядом, прикрыл глаза руками, подглядывая в щелочку между указательным и средним пальцами. Как только он понял, что родители его заметили, то выбежал с криком:
—Я ничего не видел!
Лицо Чжун Цзяньго быстро покраснело. Притворившись спокойным, он холодно сказал:
— Ты… Ты готовь, а я пойду посмотрю, чтобы он не убежал.
Сун Чжаоди, хмыкнув, отвернулась и едва сдержала смех. Как Чжун Цзяньго может быть таким милым?
Как тридцатилетний мужчина может быть таким милым?
Но как должен выглядеть тридцатилетний мужчина? У Сун Чжаоди сложилось впечатление, что Чжун Цзяньго для внешнего мира был серьезным и уравновешенным человеком, но вот дома он мог показывать свою ребячливость, сильно отличаясь от другой версии самого себя. И к тому же он быстро краснел и цепенел, когда она, женщина, проявляла инициативу.
Сто лет спустя, когда общество стало более открытым, на улице можно было увидеть не только целующихся мужчин и женщин, но и однополые пары, нежно обнимающиеся у всех на глазах. Однако это будет не скоро, и люди сегодня, в конце концов, были сдержанными и скромными.
Сун Чжаоди нравится такая сдержанность.
Когда она впервые поцеловала Чжун Цзяньго и обнаружила, что он застыл, она даже заподозрила, что мужчина целовался с Бай Хуа не больше трех раз по количеству рожденных сыновей.
Сун Чжаоди не могла не задаваться вопросом об этом каждый раз, когда она намеренно флиртовала с Чжун Цзяньго. Однако, увидев, что мужчина прячется снаружи под карнизом крыльца, Сун Чжаоди торопливо напомнила себе, что впереди у них еще много времени, целая вечность.
—Папа, вы с мамой помирились? — спросил Чжун Дава.
— Допустим, помирились, — хмыкнул Чжун Цзяньго.
— Допустим? — нахмурился ребенок. — То есть не помирились. Мама очень сердится? Папа, я вчера говорил тебе, что не хочу пить солодовое молоко, но ты настоял, чтобы я его выпил, и тогда все будет в порядке.
Дава протяжно вздохнул.
Чжун Цзяньго потерял дар речи:
— Почему ты так сильно волнуешься о делах между мной и твоей матерью?
— Если ты не поговоришь с мамой, она не будет улыбаться, — шепотом сказал Дава. — Когда мама не улыбается, она очень страшная, даже страшнее тебя.
— Я этого не замечал, — скривился Чжун Цзяньго. — Но я в шоке, что ты начал склоняться в сторону своей матери. Похоже, скоро я стану для тебе отчимом.
— Вовсе нет! — Чжун Дава оттолкнул руку отца и вдруг кое о чем вспомнил. — Папа, а кто намочил одеяло?
— Думаю, это были твои младшие братья. Я больше склоняюсь к тому, что это Эрва дважды описался.
— Я не мочил постель! — громко сказал Эрва, который как раз вел за руку Санву. — Это старший брат описался!
У Чжун Цзяньго заболела голова:
— Говори тише, я тебя слышу. Я просто предположил. Вы оба были мокрые с головы до ног, а вот Санва внизу был сухой, поэтому вы оба под подозрением. Но так как это я принес вам солодовое молоко, я не собираюсь в этом разбираться, и вы не должны обвинять друг друга.
— Где мама? — торопливо спросил Дава.
— Это моя вина, она вас не будет наказывать, — заверил сына Чжун Цзяньго.
Сун Чжаоди действительно не наказывала Даву и Эрву и не гнала мужа спать на скамейке, однако она больше не заводила разговор с Чжун Цзяньго. Ей хотелось посмотреть, как долго мужчина сможет сдерживаться.
Дава и Эрва хмурились, смотря на то, как эти двое взрослых снова начали игнорировать друг друга. Время от времени дети пристально наблюдали за родителями и тяжело вздыхали, впрочем, не боясь, что дело дойдет до развода.
Поскольку Дава наткнулся на этих двоих, когда Сун Чжаоди поцеловала Чжун Цзяньго, он считал, что его родители просто играют в свои взрослые игры, даже если они спят в разных комнатах.
В конце марта по солнечному календарю погода стала особенно жаркой. Ватную одежду уже сменили на рубашки и куртки, Чжун Цзяньго и Сун Чжаоди все еще старались не разговаривать друг с другом, и вот тогда-то Дава забеспокоился.
Наступила пятница, 29 марта, после «мокрого инцидента» прошло много времени. После ужина Дава и Эрва потащили Чжун Цзяньго на прогулку, и у ворот Дава спросил:
— Папа, почему ты не простил мачеху?
— Это мачеха велела тебе спросить меня? — посмотрел на сына Чжун Цзяньго.
Дава моргнул:
— Нет, она не просила.
— Почему ты говоришь, что я ее не прощаю? — спросил в ответ Чжун Цзяньго. — Может, это она не прощает меня?
— Мачеха сказала, что она тебя разозлила, — не раздумывая, ответил Дава.
— Когда она это сказала? — торопливо спросил Чжун Цзяньго.
— Прошло уже несколько дней, я забыл. Папа, ты снова злил мачеху, пока нас не было дома?
— Нет, — ответил Чжун Цзяньго и крепко задумался.
В конце концов он решил, что когда Сун Чжаоди обхватила его за шею, то ему не следовало отталкивать ее и убегать. И потом, когда девушка поцеловала его, он не должен был делать вид, что ничего не произошло, и просить ее приготовить еду.
Чжун Цзяньго подумал, что Сун Чжаоди злится из-за этого:
— Что ты имеешь в виду, говоря, что твоя мачеха разозлила меня? Она не разговаривает со мной, потому что боится меня разозлить?
— Да.
Всего несколько неверных слов, чтобы закончить эту двадцатидневную «холодную войну». Дава не мог понять, что именно думают его отец и мать, но интуиция подсказывала ему, что отец хочет, чтобы он сказал «да».
— Так сказала мачеха.
Чжун Цзяньго почувствовал себя счастливым и слегка кашлянул:
— Завтра мы помиримся.
После девяти часов Чжун Цзяньго принял душ и вернулся в дом. Увидев, что Сун Чжаоди все еще не спит и играет с Санвой, он тихо хмыкнул и сказал:
— Завтра будет немного жарко.
Сун Чжаоди, что-то промычав, продолжила дразнить ребенка.
— Я слушал радио в части, возможно, завтра будет двадцать пять или двадцать шесть градусов, — продолжил мужчина. — Одень детей полегче.
Сун Чжаоди согласно хмыкнула.
Чжун Цзяньго нахмурился: что она еще от него хочет?
— Мне не следовало велеть тебе тогда выметаться из комнаты, — подумав, сказал он. — Я прошу прощения.
— О чем ты говоришь? — подняла голову Сун Чжаоди.
— Я немного переборщил, когда ты обхватила меня за шею. Мы женаты уже почти полгода, спим в одной постели, встречаемся не в первый раз, и я не должен был относиться к тебе как к постороннему человеку, — повинился Чжун Цзяньго и добавил: — Просто в следующий раз, когда захочешь что-то сделать, предупреди меня заранее, а не набрасывайся на меня вот так.
Сун Чжаоди подняла брови: «Предупредить? Что мне сказать? Командир Чжун, могу я тебя поцеловать? Могу я взять тебя за руку? Могу я подержать тебя за руку?»
Он с ума сошел! Даже сцены в драме об айдолах не так невинны.
Сун Чжаоди бросила на супруга выразительный взгляд и снова отвернулась, улыбнувшись Санве.
Чжун Цзяньго почесал голову:
— Товарищ Сун Чжаоди, пожалуйста, скажи что-нибудь.
— Что мне сказать? — спросила девушка.
Чжун Цзяньго вздохнул:
— Я уже извинился перед тобой, ты должна сказать, прощаешь ты меня или нет.
— Я не просила тебя извиняться, — не оборачиваясь, сказала девушка. — К тому же извинения — твое личное дело, а прощать тебя или нет — уже мое дело.
Сказав это, она подняла голову:
— Если ты принуждаешь других принять твои извинения, командир полка Чжун, значит, твои извинения очень неискренни.
Чжун Цзяньго подумал: «Ты не это говорила Даве».
Однако он знал, что после этих слов Сун Чжаоди, скорее всего, будет злиться еще несколько месяцев:
— Возможно ли, что мне все же придется налить чай и признать свою ошибку?
— Питьевая вода на ночь оказывает тяжелую нагрузку на почки, — отрезала Сун Чжаоди.
У Чжун Цзяньго перехватило дыхание.
— В последнее время ситуация напряженная, лучше тебе не выходить наружу. Если тебе нужно что-то купить, я попрошу поварскую команду все принести тебе.
— Сухого молока больше нет, — заговорила Сун Чжаоди. — Молочные конфеты тоже закончились. И почти не осталось крема и охлаждающей мази. Еще не наступило лето, а вокруг уже полно комаров, думаю, этим летом нам нужно будет несколько упаковок охлаждающей мази.
Чжун Цзяньго поспешно нашел блокнот, чтобы все записать:
— Что-то еще?
— Больше ничего, — сказала Сун Чжаоди и, подумав, добавила: — И туалетная бумага, купи хорошую, я не хочу плохую.
Кроме сахара, ни на что больше ограничений не было, так что для Чжун Цзяньго не проблема достать все вышеперечисленное.
— Завтра поварская группа пойдет за покупками, и я попрошу их все принести тебе.
Сун Чжаоди, согласно хмыкнув, снова опустила голову.
Чжун Цзяньго нахмурился: эта женщина специально так делает, да?
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|