Глава 32.1 Обращение с крадеными вещами

Дава мгновенно изменился в лице и нахмурился, глядя на Сун Чжаоди:

— Опять просить папу готовить?

— Идешь или нет? — Сун Чжаоди некогда было спорить.

Чжун Дава понял, что мачеха не шутит, и пробормотал:

— Я пойду. Эрва, Линь Чжун, пойдемте.

Взмахнув рукой, он направился к дому.

Невестка Дуань была озадачена:

— Дава обиделся?

— Его отец не умеет готовить, — ответила Сун Чжаоди. — Он предпочтет голодать, чем попросить отца приготовить поесть.

Невестка Дуань не знала, смеяться ей или плакать:

— Этот ребенок, почему он такой смешной?

— Его отец не относится к нему как к ребенку. Когда что-то происходит, они вдвоем обсуждают это, поэтому Дава иногда ведет себя как маленький взрослый. — Сун Чжаоди огляделась по сторонам. — Невестка Чэнь уже давно ушла, по логике вещей она уже должна была вернуться.

— Лю Пин, пойди посмотри, что происходит, — обернулась на дочь невестка Дуань.

Еще утром бы Лю Пин, не удержавшись, начала бы препирательства с матерью. Однако сейчас, взглянув на кинутую на землю белую блузу, девочка молча развернулась и побежала к кооперативу снабжения и сбыта. По дороге она встретила невестку Чэнь с пустыми руками.

Когда Сун Чжаоди увидела, что та не купила ни одной ритуальной купюры, она растерялась:

— Все продано? Какое совпадение.

— Нет, — выдавила невестка Чэнь, обхватив себя за талию и тяжело дыша. — Сначала мне хотели продать бумажные деньги, но как только они услышали, что мы будем сжигать их на перекрестке, то тут же отказались.

— Почему? — недоуменно посмотрела на женщину Сун Чжаоди.

— Я вспомнила, — воскликнула мать Ма Чжэньсина, Чжоу Шуфэнь. — В июне позапрошлого года, когда Восточно-Китайский морской флот был занят переездом сюда, я увидела в газете статью о тлетворном влиянии веры в духов и нечисть. Не помню, кто сказал мне, что все храмы около Шэньчэна были снесены. Последние два года на нашем острове было спокойно, поэтому я и забыла об этом. Сяо Сун, что нам теперь делать?

— Но невестка сказала, что в кооперативе продается селитряная* бумага, как они тогда осмеливаются продавать ее?

П. п.: Бумага, пропитанная селитрой для лучшего воспламенения. Используется в церемониях поминовения ушедших.

— Селитряная бумага — это такая вещь, где одной закупки достаточно, чтобы продавать ее в течение трех-пяти лет, — сказала невестка Чэнь. — Сяо Чжоу сказала, что прошло чуть больше года с той статьи, так что, скорее всего, они продают остатки, которые купили уже давно.

Невестка Дуань подхватила:

— Сяо Сун, хотя сейчас мы и считаемся городом, на самом деле до того, как сюда двинулись основные силы, это была небольшая рыбацкая деревня, ничем не отличающаяся от сельской местности на севере.

— Я тоже вспомнила, — сказала Сун Чжаоди. — В последние два года, когда кто-то умирал в нашей деревне, мы сжигали бумажные деньги по ночам. Даже если соседи вокруг или староста деревни знали об этом, они относились к этому так, будто ничего не видели. Здесь тоже такие порядки?

Невестка Чэнь кивнула:

— Люди до сих пор убеждены, что мертвые могут забирать бумажные деньги, сожженные живыми. Они все боятся, что их близкие не смогут есть и пить в том мире, и если они будут голодны, то станут призраками. Поэтому все сжигают большое количество бумажных денег. Полный запрет невозможен.  Как только ты упомянула о покупке бумажных денег, я подумала, что поставщики просто тайно продают их нам, и мне не пришло в голову, что они могут их не продать вообще.

— На острове так спокойно, что я и думать забыла о борьбе с предрассудками.

Почти все жители деревни Сяосун были бедными крестьянами. Революция бушевала в крупных городах, но и деревне, и на острове было так спокойно, что Сун Чжаоди, путешествующая во времени, даже не подумала о проблемах с церемониями.

— Тогда мы не можем использовать Санву в качестве оправдания.

— Да, — кивнула невестка Дуань. — Если ты действительно это сделаешь, сяо Чжун может очень разозлиться, когда обо всем узнает. Может, нам пока вернуться и что-нибудь придумать?

— Не нужно, у меня есть способ, — Сун Чжаоди посмотрела на лежащий на земле пиджак от костюма, и в ее глазах загорелся огонек. — Лю Пин, ты молодая и быстрая, сбегай в кооператив и найди женщину, которая велела указать ребенку нам дорогу. Скажи ей, что этот пиджак — это вещь буржуазии, а эта твоя блуза очень подозрительная, поэтому мы собираемся сжечь всю эту странную одежду. Но у нас нет спичек, поэтому скажи ей, чтобы она дала тебе коробок спичек и сверток бумаги для розжига, чтобы мы могли разжечь костер. Если она не захочет это выдавать, просто скажи, что пойдешь в революционный комитет и расскажешь директору, что в доме ее родственницы полно странной одежды.

— Сяо Сун, не шути так, — вмешалась невестка Дуань. — Давай придумаем другой способ.

Сун Чжаоди подняла брови:

— Тетушка считает, что я несу чушь? Когда вы с невесткой Чэнь в последний раз ездили в Ханчжоу, видели ли вы кого-нибудь в костюме, чонсаме или иностранной одежде?

— Похоже, таких людей не было, — тщательно все припомнив, ответила невестка Дуань. — То есть ты не придумала все это?

— Такое невозможно выдумать, — помотала головой Сун Чжаоди. — Когда мы приехали в Биньхай в прошлом году, там царил настоящий переполох. Я даже не ожидала, что здесь будет такое спокойное местечко.

Конечно, она не выдумывала. Просто раньше Сун Чжаоди думала только о том, что одежду нужно поскорее сжечь, чтобы мертвецы покоились с миром.

Что касается того, начали ли сжигать костюмы и чонсамы во внешнем мире, Сун Чжаоди не знала. Она осмелилась так сказать только потому, что в мире сейчас царит хаос, и люди на острове не осмеливаются высовываться и задавать слишком много вопросов

— Тогда, Лю Пин, иди скорее, — сказала невестка Дуань. — Делай так, как сказала невестка.

— Иди в снабженческо-сбытовой кооператив и тихо расскажи все той женщине, — повторила Сун Чжаоди. — Говори уверенно и смело, не робей.

— Поняла.

Когда ее мать говорила дома, что Сун Чжаоди умна, Лю Пин пренебрежительно кривилась, но сегодня она воочию увидела, как быстро Сун Чжаоди соображает. Хотя Лю Пин считала себя довольно умным человеком, ей пришлось признать, что она не может сравниться с Сун Чжаоди. Сгорая от зависти и ревности, она побежала в снабженческо-сбытовой кооператив.

Уже через несколько минут Лю Пин вернулась с сумкой, а за ней следовала женщина.

Сун Чжаоди, взглянув на женщину, открыла мешок с промасленной бумагой, достала целый сверток, а затем развернула его и засунула под одежду. Быстро все закончив, она повернулась к невестке Дуань:

— Тетушка, что мне нужно сказать?

— Я сама все скажу, ты же никогда не участвовала в церемонии поминовения.

Невестка Дуань боялась, что их услышат проходящие мимо люди, поэтому говорила молитвы очень тихим голосом. Она не останавливалась, пока жертвенная бумага не сгорела дотла, и ее пепел не перемешался с догорающей одеждой.

Женщина, которая шла за Лю Пин, увидела, что Сун Чжаоди и другие женщины действительно сожгли всю одежду, которую только что купили, и поспешно побежала в дом своей родственницы, чтобы приказать ей побыстрей избавилась от одежды у себя дома.

Увидев, что женщина убежала, Сун Чжаоди вздохнула с облегчением:

— Эта жизнь похожа на сражение на войне.

— Это совсем не похоже сражение, — тяжело вздохнула невестка Дуань. — Когда идет война, твоя голова каждый день занята мыслями, как тебе выжить. Поэтому я могу сказать, что сейчас жизнь намного лучше, чем та, когда шла война. По крайней мере, нам не нужно беспокоиться о том, что мы можем проснуться от гула бомбардировщиков.

Сун Чжаоди кивнула:

— Тетушка права. Я просто слишком остро все это восприняла.

Помолчав, она спросила:

— Вот объясните мне, я на острове всего пять месяцев, а со мной одно за другим что-нибудь случается. Неужели у меня судьба вечно тяжело работать?

—  Это тебе-то нужно тяжело работать? — покосилась на девушку Чжоу Шуфэнь. — В твоей семье готовит твой старик Чжун. Уж если тебе суждено тяжело работать, то нам суждено быть служанками.

— Не слушайте слов Давы, что его отец опять готовит, — рассмеялась Сун Чжаоди. — Мой старик не так уж часто встает к плите. С тех пор как я приехала на остров, я могу по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз он готовил. И кстати, с каждый разом есть становится все труднее, так что я подозреваю, что он делает это специально.

— Что ты имеешь в виду? — спросила невестка Чэнь, неспешно шагая рядом

— Надеется, что если будет невкусно, то я не буду пускать его на кухню, — усмехнулась Сун Чжаоди.

Женщины на мгновение остолбенели от удивления и вдруг разразились безудержным хохотом.