Глава 2 (Часть 2)

Снова разочарование.

Неожиданный звонок домой разрушил надежды дочерей провести время и поиграть с отцом.

Срочное совещание помешало Цзян Юйбаю вернуться домой в обещанное время.

Хотя она по-прежнему с улыбкой приготовила ланч и попросила водителя отвезти ему, накопившееся в сердце недовольство бурлило в груди, словно готовый извергнуться вулкан.

Она очень любила его. Еще в детстве, когда дедушка Цзян приводил его к ним домой, ей понравился этот старший брат, который всегда уединялся в кабинете дедушки и, словно искатель сокровищ, погружался в безбрежное море книг.

Возможно, многие сочли бы ее любовь к нему необъяснимой, но только она сама понимала, что уже тогда была глубоко очарована его профилем, сосредоточенным на мире книг.

Она не могла объяснить это чувство, знала лишь, что с тех пор всегда с нетерпением ждала, когда дедушка Цзян приведет его к ним. Она тайком пряталась за дверью и вместе с ним перелистывала одну книгу за другой, а выражение его лица влияло на ее настроение.

Поскольку ее прадед был учителем дедушки Цзяна, их дедушки стали близкими друзьями. Дедушка Цзян часто приходил к ним в гости с внуками, и чаще всего он приводил именно Цзян Юйбая.

Она пыталась заговорить с ним, но он обычно лишь бросал на нее взгляд и снова углублялся в чтение книг, которые казались ей тогда такими сложными.

Так продолжалось до самой смерти дедушки Цзяна.

Она помнила тот дождливый день. Дядя Цзян, который тогда еще не был ее свекром, пришел к ним домой с тремя детьми, чтобы сообщить дедушке печальную весть о кончине дедушки Цзяна. Цзян Цзежуй и Цзян Гуанда стояли рядом с дядей Цзяном с покрасневшими глазами. Только Цзян Юйбай, как обычно, скрылся в кабинете дедушки и открыл книгу, словно ничего не произошло.

Взрослые говорили, что он бесчувственный. Только она знала, что лицо, склоненное над книгой, было залито слезами, которые он не хотел никому показывать. Его плечи судорожно вздрагивали, и под шум ветра и дождя это выглядело еще более уныло. В тот год он уже собирался поступать в старшую школу, а она, на пять лет младше, могла лишь прятаться за дверью и плакать вместе с ним, молча, пока они не ушли.

Вскоре после этого он уехал учиться за границу, а она осталась на родине изучать искусство. Она снова увидела его лишь тогда, когда он, закончив учебу и собираясь уезжать на материк на работу, пришел к ним домой возжечь благовония в память об ее умершем дедушке.

При новой встрече он стал еще красивее и статнее. Неизменными остались лишь его темные, глубокие глаза, настолько непроницаемые, что угадать его чувства было невозможно.

Но она просто знала, что на самом деле он человек глубоко чувствующий. Об этом говорило хотя бы то, что из троих внуков семьи Цзян только он лично пришел возжечь благовония ее дедушке.

Но его сдержанный характер, не позволявший ему проявлять истинные чувства, делал ее любовь к нему такой мучительной.

Чтобы снова не потерять с ним связь, пока он был на Тайване, она настояла, чтобы родители устроили ей с ним сватовство, поклявшись в противном случае никогда в жизни не заводить парня, не выходить замуж и не рожать детей.

Хотя родители немного возражали, опасаясь, что, выйдя замуж в богатую семью, она будет страдать, она на редкость упрямо настояла на своем, заставив их, краснея, обратиться к семье Цзян с просьбой об организации знакомства.

К счастью, благодаря давней дружбе между их семьями, основанной на отношениях учителя и ученика между старшими поколениями, семья Цзян не отказала в этой просьбе и не стала придавать значения тому, был ли брак равным по статусу.

Конечно, больше всего всех поразило то, что Цзян Юйбай, всегда такой холодный в вопросах чувств, согласился принять ее «инициативу брака».

Да, знакомство предложила она, и замуж она тоже попросилась сама.

В глазах других этот брак был полностью ее затеей, а Цзян Юйбай просто подыграл.

Но ей было все равно, что думают другие. Просто быть рядом с ним было для нее счастьем и радостью. Однако с рождением детей его постоянные нарушения обещаний постепенно приводили ее ко все большему унынию и подавленности — ей приходилось не только убеждать себя смириться, но и утешать разочарованных детей.

А он, казалось, совершенно не считал такой образ жизни чем-то неправильным.

Мама говорила, что мужчин нужно воспитывать. Неужели она действительно так его избаловала, что он стал все меньше обращать на них внимание?

Чем больше Юй Бинцзе думала об этом, тем больше расстраивалась. Когда раздался звонок в дверь, она поняла, что забыла набрать ему ванну, а часы на стене показывали почти полночь.

Она поспешно встала, вышла из комнаты и открыла дверь. Муж стоял на пороге с усталым лицом, галстук был расстегнут и небрежно висел на груди.

Сегодня он выглядел как-то не так, но она знала, что он ничего ей не скажет. Он никогда не говорил с ней о работе или о каких-либо семейных делах.

— Прости, я еще не набрала воду… — виновато сказала она, забирая у него пиджак.

— Ничего, я сначала пойду в кабинет, — его ровный голос не выдавал никаких эмоций.

— Хорошо, — тихо ответила Юй Бинцзе. У нее у самой на душе было тяжело, и она не заметила, как в глазах стоявшего перед ней мужа мелькнул мимолетный блеск.

Она встряхнула пиджак и повесила его на вешалку. Странный запах антисептика ударил в нос. Юй Бинцзе застыла, глядя на пиджак, пока низкий голос за спиной не заставил ее резко очнуться.

— Ты что-то хотела сказать? — сегодня она вела себя слишком странно: даже не попросила поцелуя при встрече и явно никак не подготовилась к его возвращению. Он не поверил бы, что все в порядке.

Она повернулась к мужу. Ее густые длинные ресницы дрогнули, алые губы несколько раз приоткрылись, но она так ничего и не сказала.

— Я занят, — Цзян Юйбай посмотрел на часы, давая понять, что у него не так много времени ждать, пока она заговорит.

Занят? Занят даже для того, чтобы поговорить по душам с женой?

Вся обида и недовольство разом нахлынули на нее. Юй Бинцзе с разочарованием посмотрела на него.

— Ты знаешь, как давно ты толком не проводил время с дочерьми?

Он слегка нахмурился: — Это все, что ты хотела сказать?

— Я хочу, чтобы ты реже нарушал обещания, данные дочерям. Не заставляй их постоянно разочаровываться, — и ее тоже не разочаровывай.

— Когда мы женились, я говорил, что, выходя за меня, ты должна привыкнуть к тому, что из-за работы я не смогу вовремя возвращаться домой, — ровно произнес он.

— Да, ты говорил, — прикусив нижнюю губу, она глубоко вздохнула.

— Но я прошу тебя выполнять обязанности хорошего отца.

— Ты хочешь сказать, что я плохой отец? — Цзян Юйбай поднял бровь.

За все годы их совместной жизни она впервые «упрекала» его в чем-то.

— Я хочу сказать, что детям нужно твое присутствие, и они не обязаны «привыкать» к твоим нарушенным обещаниям, — Юй Бинцзе набралась смелости и встретилась взглядом с его темными глазами.

— Если у них есть жалобы, пусть скажут мне сами, — он слегка прищурился.

— У них так мало времени, чтобы тебя увидеть, как они посмеют тратить его на жалобы?

— Правда? Мне кажется, недовольна именно ты, — черт возьми, почему она выбрала именно этот день, чтобы придираться к нему?

— Что ты имеешь в виду? — Юй Бинцзе растерялась.

— Раз ты с самого начала знала, какой я человек, и сама попросила выйти за меня замуж, то теперь не должна использовать то, о чем знала заранее, как повод для критики, — в глазах Цзян Юйбая горели усталость и гнев.

— Ты хочешь сказать, что раз это я предложила пожениться, то не должна больше ничего от тебя требовать, даже ради детей? — услышав эти слова, Юй Бинцзе почувствовала, как ее сердце разбивается.

— Ты хочешь поссориться? — она выбрала не тот день. Он только что вернулся из больницы, где навещал племянника, серьезно пострадавшего в аварии, и был совершенно не в настроении обсуждать с ней это.

Его нежелание разговаривать разозлило Юй Бинцзе, и она не сдержалась, повысив голос: — Если тебе так неприятно со мной разговаривать, зачем ты вообще согласился на мне жениться? Если ты меня не любишь, зачем обнимаешь?

— Что за чушь ты несешь? — он впервые видел ее такой разъяренной и был несколько ошеломлен.

— Пусть этот брак был моей инициативой, но это не значит, что мне не нужны твоя забота и нежность! Не значит, что мне не нужно, чтобы ты уделял больше времени семье! Не значит, что я не мечтаю гулять с тобой за руку, не нуждаюсь в откровенных разговорах с тобой, не могу войти в твой мир! — ее губы дрожали. — Весь мир знает, что я тебя люблю, и ты знаешь это лучше всех, поэтому и смеешь так наплевательски относиться, да?

— Раз у тебя столько недовольства, почему ты все время молчала? — только сегодня он понял, насколько «неудачником» был.

— Если бы ты постарался понять, многое не нужно было бы говорить.

— У меня каждый день куча дел, я кручусь как белка в колесе, откуда мне взять время…

— Вот именно, время, — прервала она его, глядя ему прямо в глаза. — Возможно, тебе стоит хорошенько подумать, что на самом деле важнее всего.

— …Я понял, — Цзян Юйбай пристально посмотрел на нее, кивнул и, повернувшись, вышел из спальни, давая понять, что разговор окончен.

Только когда он вышел из комнаты, Юй Бинцзе осознала, насколько напряжены были все ее нервы.

Облегченно рухнув на кровать, она чувствовала, как сердце колотится в груди, готовое вот-вот выпрыгнуть.

Она накричала на него?!

Боже, она никогда не думала, что сможет так потерять контроль перед ним.

Не выглядела ли она сейчас как скандалистка?

Он, должно быть, испугался?

Юй Бинцзе поспешно подбежала к туалетному столику и стала разглядывать себя в зеркале со всех сторон, а затем бессильно опустилась на стул.

Ужас, как же ей теперь смотреть ему в глаза?

Нет, она ведь не виновата. Ее требования совсем не чрезмерны. Это он должен хорошенько все обдумать и прийти к ней просить примирения.

Да, именно так. Она должна быть твердой.

Так она думала, но ее действия расходились с мыслями.

Ее руки и ноги, словно обладая собственной волей, направились в ванную набирать воду, приступая к ежедневным обязанностям по уходу за мужем.

Ничего не поделаешь. Тот, кто любит больше, обречен проигрывать. И пока что у нее, похоже, нет шансов изменить ситуацию.