Глава 4. Списывание

Поэтому я пришёл в школу пораньше. Боялся не успеть до урока.

Ян Хао вчера корпел над домашкой до полуночи. Вид у него был усталый, но настроение — отличное.

По дороге он опять пристроился сзади на моём электроскутере. Боюсь, он скоро развалится.

Бах!

Я сидел за партой, высматривая Лэй Цзявэнь, и тут Ян Хао швырнул свой рюкзак на стол.

— Уф… Домашки вчера было много, — простонал он, плюхаясь на стул.

Что-то мне это не понравилось. Решил, что ли, похвастаться передо мной?

— Эй, братан, ты уроки сделал? — спросил Ян Хао.

Я презрительно посмотрел на него. — Что, очень гордишься собой?

— А то, — ухмыльнулся Ян Хао. — Эх, хорошо, когда уроки сделаны.

— Правда? — Мне ужасно захотелось его стукнуть.

— Советую тебе в следующий раз тоже потратить время на домашку, а то потом будешь суетиться.

Я потерял дар речи. Повернулся к нему и, не меняя выражения лица, стал ждать продолжения.

В этот момент в класс вошла Лэй Цзявэнь с рюкзаком. Она улыбнулась мне, и у меня внутри всё затрепетало.

— О, наша староста по английскому пришла! — крикнул Ян Хао.

Лэй Цзявэнь училась средне, но английский у неё был отличный, поэтому она была старостой.

Ян Хао достал из рюкзака тетрадь по английскому, помахал ею у меня перед носом и встал. — Лэй Цзявэнь, я сдаю домашку.

Ну всё, Ян Хао, хватит. Если ещё раз выпендришься, я тебя побью.

Я беспомощно посмотрел на него.

— Не смотри на меня. Я сделал домашку. Хотел списать — надо было сказать.

— Отвали! У тебя там все ответы неправильные. Списывать у тебя — себе дороже, — огрызнулся я.

— Ха! Зазнался. Посмотрим, как тебя учителя отчитывать будут, — обиделся Ян Хао.

Тут я увидел, как Лэй Цзявэнь что-то ищет в рюкзаке, а потом подходит ко мне. Все парни в классе тут же уставились на неё.

Ян Хао остолбенел.

Лэй Цзявэнь положила на мою парту два листка и тетрадь. — Как и договаривались. Это контрольные по русскому и математике, а это — английский. Вернёшь до начала урока.

Сказав это, она вернулась на своё место и начала болтать с соседкой по парте.

— Ничего себе… — У Ян Хао чуть челюсть не отвисла. — Братан, как ты это провернул?

Я просмотрел работы Лэй Цзявэнь. Почерк у неё был не каллиграфический, но аккуратный и размашистый, совсем не детский.

— Я же говорил, что мне твоя домашка неинтересна, — сказал я и принялся списывать.

— Пф, у Лэй Цзявэнь только английский хороший. — Ян Хао всё ещё не сдавался. — Ещё неизвестно, у кого ответы правильные.

Я вздохнул. — Она хотя бы в двадцатке лучших, а мы с тобой… один пятьдесят второй, другой пятьдесят третий, из пятидесяти четырёх человек.

— Ну и что? Я тебе скажу, самая жёсткая конкуренция — это за пятьдесят второе и пятьдесят третье места. Первые три места заняты, последнее — тоже. Остаёмся только мы…

— Совести у тебя нет? — возмутился я.

Я успел списать всё до звонка и вернул тетрадь Лэй Цзявэнь.

После утреннего чтения начался первый урок — история. Мы называли его «полусвободным», и вот почему.

— Ван Дапэн, дай тетрадку, — попросил Ян Хао. Этот жмот никогда не играл в крестики-нолики в своей тетради.

Ван Дапэна мы ещё называли Ван Дапи, «король пуканья». Я слышал, что в каждом классе есть один-два человека, которые постоянно пукают. Ван Дапи был нашим чемпионом.

Он сидел в дальнем правом углу, у двери, и всё время пукал.

Пукать в классе можно, но тихо. А он постоянно пукал громко, отчего все оживлялись, и в итоге нас ругала классная руководительница.

Ван Дапи пукал без остановки, особенно на уроках. Не знаю, может, он просто не мог терпеть: «пук… пук… пук».

Зимой, когда дверь закрыта, он мог отравить полкласса. А когда он открывал дверь, чтобы проветрить, то вместе со свежим воздухом в класс врывался ещё более концентрированный запах.

Каждый раз, когда Ван Дапэн пукал, Ян Хао просил всех не включать свет и не играть с зажигалками, говорил, что может взорваться. Я чуть было не поверил.

Ван Дапэн был очень добрым и щедрым. Ян Хао постоянно брал у него тетради, ластики и никогда не возвращал.

Я терпеть не мог Ян Хао за его хвастовство и жадность.

Взяв тетрадь, Ян Хао положил её между нами. — Крестики-нолики. Ты — нолики, я — крестики.

И мы начали рисовать в тетради Ван Дапи.

— Ты проиграл, — спокойно сказал я, глядя на лист. Это была уже пятая партия, и Ян Хао ни разу не выиграл.

— Давай ещё! — не сдавался он. — В этот раз ты крестики, а я нолики.

— Какая разница, жиртрест? — проворчал я.

Нашу учительницу истории звали Цзян. Она была молодой, только после университета, и очень доброй. Иначе разве мы смогли бы так себя вести?

— С тобой неинтересно. Не буду больше играть, — сказал я, откладывая ручку.

— Не бросай! — заволновался Ян Хао.

— Ты всё равно проиграешь, — ответил я.

Учительница Цзян вела урок, а мы продолжали баловаться. Она не то чтобы не обращала внимания, она просто не могла ничего сделать. Разве что позвать нашу классную, Фу Ли.

Я подпёр голову рукой и смотрел, как учительница Цзян чуть не плачет от досады.

— Тише!

— Потише!

— Если не успокоитесь, я позову Фу Ли!

Но в классе всё равно стоял шум.

— Я знаю, что некоторые из вас не считают историю важным предметом, но это не повод так себя вести! Если вы выберете гуманитарный класс, история будет очень важна!

— Урок истории — это не свободное время! Нельзя разговаривать, спать, играть в карты или в крестики-нолики! Кто там ест?!

Я подпёр голову рукой и посмотрел на Лэй Цзявэнь. Она что-то писала в тетради.

— Фу Ли вроде в командировке? — вздохнул я.

— Ага, поехала на курсы повышения квалификации, — ответил Ян Хао, всё ещё анализируя последнюю партию в крестики-нолики.