Глава 11. Цзе Кэ (Часть 1)

Кака уже не могла долго гулять с моими родителями — она быстро уставала.

Пройдя немного, ей приходилось останавливаться и отдыхать. Казалось, что для Каки наступил её закат. В то время каждое утро я первым делом звала Каку. Мне нужно было услышать цокот её когтей по деревянному полу, чтобы спокойно перевернуться на другой бок и досыпать.

Расставание — неизбежный урок жизни.

Иногда, перебирая овощи на кухне, мои родители молча переглядывались, глядя на Каку. Между ними возникало какое-то безмолвное взаимопонимание.

В этом году я заканчивала университет. Так как это был последний курс, занятий почти не было, все разъехались на практику, и я тоже вернулась домой.

У мамы начались проблемы с мениском. Она потянула колено, резко встав с кровати. Врач сказал, что с возрастом люди становятся похожи на старые машины, детали которых постепенно изнашиваются.

— Сколько времени займёт восстановление? — спросила мама.

Врач покачал головой и сказал, что это необратимое повреждение.

Папа тоже перестал ходить в горы. Раньше он брал с собой Каку, но теперь говорил, что подъём по лестнице вреден для коленей и ног. Он начал плавать в реке с надувным кругом.

Выгуливать Каку теперь приходилось мне. Каку больше не нужно было выводить два раза в день, теперь хватало одного раза в три дня. Ветеринар сказал, что достаточно поддерживать минимальную физическую активность, чтобы сохранять её двигательные функции.

Кстати, услуги ветеринара обходились дороже, чем услуги врача для людей. В наше время, пожалуй, стоило подумать о смене профессии.

В тот день я, как обычно, взяла Каку на поводок и вышла на прогулку.

Мы прошли совсем немного: от нашего дома до выхода из жилого комплекса, а затем до перекрёстка. Когда мы собирались переходить дорогу на зелёный свет, Кака вдруг улеглась.

И ни в какую не хотела идти дальше.

За последние пару лет Кака научилась капризничать и упрямиться. Я попыталась её уговорить: — Кака, давай ещё немного пройдём. Так слишком мало.

Кака не двигалась с места.

Я тянула поводок, но сдвинуть её не могла. Кака весила около сорока килограммов. Хотя я была на двадцать килограммов тяжелее, как говорится, тощая корова всё равно больше лошади. Если Кака упрётся, даже отец не сможет её сдвинуть.

Я развернулась и пошла обратно.

Кака тут же встала и, виляя хвостом, пошла за мной. С тех пор, как я ездила с ней на поиски бабушки Ци Жэня, прошло два года. В последнее время Кака так часто капризничала, что я почти забыла, что она — дисциплинированная полицейская собака.

У дороги был ларёк с мороженым, и я купила себе фруктовый лёд. Кака смотрела на меня умоляющими глазами, тихонько скуля и виляя хвостом.

Я помахала перед ней мороженым. — Ленивым собакам мороженое не положено.

Кака заскулила ещё жалобнее.

А я продолжала дразнить собаку.

По дороге домой я бормотала: — Кака, вот я скоро закончу университет. Как думаешь, мне остаться в большом городе или вернуться домой? В большом городе я не могу себе позволить купить квартиру. Возле моего университета цены начинаются от сорока тысяч юаней за квадратный метр, и это ещё считается дёшево. Если я вернусь домой, мне не придётся беспокоиться о квартплате и работе. Но тогда моя жизнь будет предсказуема до самой смерти. Я буду знать, какой будет моя жизнь в сорок лет, уже в двадцать.

Кака меня не понимала, её взгляд был прикован к мороженому.

Я продолжала говорить и откусывать от мороженого, и, наконец, когда осталась последняя часть, присела и дала Каке лизнуть несколько раз. У Каки потекла слюна. Хорошо, что мы были на улице, иначе мама бы меня отругала.

Непонятно почему, когда у Каки текла слюна, мама ругала меня, а не её.

Несправедливо.

Пока я так размышляла, рядом со мной остановился какой-то человек. От него сильно пахло табаком. Мы уже подходили к дому, и, хотя запах мне очень не нравился, я не придала этому значения.

— Девочка, это твоя собака? — спросил он с акцентом, явно не местным. Я выбросила палочку от мороженого и невнятно ответила: — Угу.

— У тебя есть на неё документы?

Он нёс какую-то чушь. В нашем маленьком городке у некоторых людей даже паспорта появлялись только к семи годам, не говоря уже о документах на собак.

Мне не хотелось с ним разговаривать. У нашей Каки были документы в полицейской базе данных. Но я не могла ему об этом сказать.

Я взяла Каку за поводок и хотела уйти, но мужчина вдруг протянул руку: — Девочка, я никогда в жизни не выгуливал немецкую овчарку. Может, дашь мне пройтись с ней кружок? Я тебе заплачу.

«Выгуливай свою мать», — чуть не вырвалось у меня. Наша Кака не цирковая собачка, чтобы за деньги показывать трюки.

Я вежливо ответила: — Извините, наша собака боится незнакомых людей. Вдруг она сорвётся с поводка и укусит вас.

Пока я говорила, мужчина попытался выхватить у меня поводок. Из остановившегося рядом фургона выскочили несколько человек и окружили меня: — Ты чего, девчонка, чужую собаку отнимаешь?!

Мужчина, который только что предлагал мне деньги, мгновенно изменился в лице и начал кричать: — Мы договорились, что я её выгуляю! Какая ещё твоя собака?! Убирайся, пока я полицию не вызвал!

— Иди ты! — крепко сжимая телефон, ответила я. — Сейчас я сама вызову полицию. Тогда и узнаем, чья это собака.

Поводок был уже не у меня в руках. Мужчина изо всех сил тянул Каку, и она оказалась от меня на расстоянии метра. Кака испуганно лаяла.

В этот момент из подъезда вышел мужчина.

Это был муж Толстой тёти.

— Что здесь происходит? Чего вы окружили девчонку?! — Меня в этом доме знали все с детства.

— Она нашу собаку украла!

Муж Толстой тёти рассвирепел: — Что ты несёшь?! Эта девочка столько лет её растила, а ты говоришь, что это твоя собака?! — Он загородил меня собой.

Я кричала: — Помогите! У меня собаку воруют!

Наш дом был старой постройки, не то что современные многоэтажки. Здесь все окна выходили на улицу.

Из нескольких окон высунулись люди и начали кричать: — Эй, вы чего там делаете?! Бесстыжие! Как вы смеете обижать девчонку?!

Несколько мужчин выбежали из подъезда. Похитители, поняв, что дело плохо, бросились бежать, таща за собой Каку.

— А-а! — Кака подпрыгнула и вцепилась в руку мужчины, который её тащил. Кровь растеклась по асфальту. Эту картину я уже видела три-четыре года назад.

Мы жили на шестом этаже. Папа помогал маме спускаться — у неё болело колено, — и они вышли на улицу на полминуты позже остальных соседей.

Честно говоря, то, что произошло дальше, я запомнила на всю жизнь.

В тот день моя мама превратилась в настоящую фурию. Она встала передо мной и Какой, уперев руки в бока, и закричала: — Ах ты, мерзавец! Это наша собака, наша девочка! Какая ещё ваша собака?! Мы её столько лет растили, все соседи это знают! И ты смеешь говорить, что она твоя?!

Как я уже говорила, моя мама — человек с острым языком, но добрым сердцем. Однако я забыла упомянуть, что дома она вела себя как тиран. Она могла кричать на меня и на папу, но на людях всегда была очень вежливой и сдержанной, как и подобает первой студентке из своей деревни.

Даже когда Толстая тётя специально стряхнула на землю высушенное на солнце мамино одеяло, мама не злилась так сильно.

Толстая тётя бросилась маме на помощь. Она ругалась ещё хлеще, используя такие выражения, что они разносились по всей улице.

Папа, не умея ругаться, просто стоял за мамой и что-то невнятно говорил в её поддержку.