Глава 5. Кака (Часть 2)

Кака постоянно находилась рядом с Соседкой-бабушкой и, конечно, лучше всех знала о её состоянии. Папа пошёл готовить ужин и, нарезая мясо, дал Каке небольшой кусочек говядины.

— В последнее время я выгуливаю Каку, — сказал он.

Кака ела аккуратно, не роняя крошек и не разбрызгивая сок, поэтому мама не возражала против папиной щедрости.

Однако мама всё ещё боялась гладить Каку и держалась от неё на расстоянии вытянутой руки, хотя за полтора года уже перестала жаться к стенке в коридоре.

Я вздохнула. Вот бы мама перестала бояться Каки. Тогда, если… если с Соседкой-бабушкой что-то случится, я смогу взять Каку к себе.

В моём сердце Кака уже наполовину была нашей собакой.

Я знала, что мама только с виду строгая, поэтому не стала спорить с ней о том, что хочу взять Каку (к тому же это прозвучало бы так, будто я желаю бабушке скорейшей смерти, а это совсем не так). Вместо этого я каждый день на глазах у мамы угощала Каку специальными собачьими сосисками.

Кстати, эти сосиски я заказывала специально для Каки через интернет. Они были именно для собак. Но посылка пришла, когда я была на учёбе, и папа пошёл её забирать. Я специально сказала ему, что это собачьи сосиски для Каки.

Но мой забывчивый отец вечером пожарил эти сосиски с яйцами и съел с кашей. А потом ещё написал в семейном чате: «Почему эти сосиски безвкусные?»

Я просто выпала.

Я нарочно приседала перед мамой и кормила Каку. Говорят, привычка формируется за двадцать один день. Я думала, что если буду постоянно кормить Каку на глазах у мамы, то рано или поздно она тоже решится.

Мама проходила мимо с веником и сказала мне подмести пол. Я протянула ей оставшиеся сосиски:

— Я подмету, а ты пока докорми Каку.

Мама покачала головой:

— Подметешь — сама и докормишь. Я боюсь.

Кака ела очень деликатно. Она не откусывала кусок сосиски, не бросала его на пол, чтобы потом снова подобрать, как делают некоторые собаки. Кака просто откусывала и жевала.

Это очень облегчало мамину уборку. Думаю, одной из главных причин, почему мама начала принимать Каку, было то, что Кака и сама по себе была замечательной и очень милой собакой.

Невозможно не любить Каку.

В прошлом году мой дядя, несмотря на свои сорок с лишним лет, стал отцом во второй раз. У него родилась дочка — моя младшая двоюродная сестра. Дядя души не чаял в своей долгожданной дочке, тем более что первый ребёнок, мой двоюродный брат, был настоящим сорванцом (в детстве он славился своими проделками на всю округу).

В результате моя младшая сестра до сих пор не отлучена от груди, хотя ей уже больше двух лет.

Мама, как её тётя, не выдержала и сказала дяде, что пора отучать ребёнка от груди. Девочка уже говорит, а всё ещё сосёт молоко — это вредно и для неё, и для матери.

Мои дядя и тётя не так образованы, как мама, которая была первой студенткой университета в нашей деревне, поэтому её слова всегда имели вес. Дядя с тётей, скрепя сердце, отдали сестру моей маме.

Чтобы тётя не поддалась на слёзы ребёнка и не дала ей грудь, сестру привезли к нам отлучать от молока.

Моя младшая сестра идеально переняла эстафету сорванца от моего брата. В свои два с небольшим года она умудрялась перевернуть весь дом вверх дном. Если бы она была совсем маленькой и не понимала слов, я бы, наверное, её отшлёпала.

Всю ту неделю я жаловалась подруге: — Как можно быть таким шилопопом в два года?! Два года! Наша собака в два года была послушнее!

— Ну да, — съязвила подруга. — Ваша Кака в два года была полезнее, чем ты сейчас.

… И ведь не поспоришь. Если папе нужно починить лампочку, Кака принесёт ему отвёртку быстрее, чем я соизволю оторваться от дивана.

Но в тот день я не выдержала.

Моя сестра изрисовала Каку моей помадой, которую я купила за триста с лишним рублей!

Во-первых, это была моя единственная дорогая помада. Во-вторых, я схватила Каку за уши и начала ругать:

— Ты почему не увернулась? Тебя разрисовали как обезьяну, а ты даже не попыталась увернуться!

Кака молчала, даже не пискнула.

Я чувствовала себя так, будто ругаюсь с воздухом. Разозлившись, я хотела легонько толкнуть сестру в плечо и вразумить её, но Кака перехватила мою руку своей лапой.

Лапа Каки легла на мои пальцы. У неё были толстые лапы, даже толще, чем пухлые ручки моей сестры. Хорошо, что Кака не приложила силу, иначе я бы испугалась.

Я пыталась подвинуть руку, но Кака продолжала её удерживать.

Я снова схватила Каку за уши:

— Ты что, совсем обалдела? Тебя разрисовали как мартышку, а ты её защищаешь?! — Кака не сопротивлялась.

Папа проходил мимо и рассмеялся:

— Даже собака уступает младшей сестре.

Я чуть не лопнула от злости.

Крышка от помады валялась на полу, а сломанный стик оставил длинный красный след на плитке. Моя сестра, сверкая молочными зубками, смотрела на Каку и лепетала.