Глава 5 (Часть 2)

Пин Фань погрузилась в воспоминания, ее взгляд затуманился.

— Я не ненавижу искусство. Я ненавижу тех, кто одержим творчеством, но не может обеспечить даже элементарных условий для жизни. Хотя их дух похвален, а преданность искусству неоспорима, они не должны заставлять своих близких жить, словно в аду.

Пин Фань никогда не забудет свое серое, нищее детство. Втроем они едва сводили концы с концами на зарплату матери, и при этом нужно было оплачивать дорогие холсты и краски отца. Дома не было денег даже на новую одежду по сезону, ей приходилось носить перешитую старую одежду матери, из-за чего в школе над ней постоянно смеялись.

— Тогда почему ты… — Юй Яояо не понимала. Она так явно ненавидела, даже презирала это, так почему же она так заботилась о незнакомце?

Пин Фань улыбнулась — улыбкой, полной невыразимой боли, такой слабой.

— Моему отцу в свое время не посчастливилось встретить своего Болэ, который бы оценил его талант. Он ушел из жизни в горечи и обиде, а после его смерти его картины стали стоить целое состояние. Теперь, пока у меня есть возможность, я хочу дать ему шанс начать все сначала, чтобы, по крайней мере, он не сожалел из-за жизненных трудностей.

Эскизы Юй Хаояна были готовы очень быстро. Чтобы соответствовать средиземноморскому стилю оформления «Угла», он выбрал серию цветочных узоров для тарелок: лаванда после дождя, танцующие на ветру розы, подсолнухи, пышно цветущие под солнцем. А для кофейных чашек он использовал абстрактную роспись в виде ракушек. Яркие цвета гармонировали с лазурно-синим интерьером кафе, создавая ощущение прогулки по бескрайнему Эгейскому морю, где все цвета достигают максимальной насыщенности.

— Делай по этим эскизам! — Юй Яояо бросила лишь один взгляд и приняла окончательное решение. Для нее старое должно было уйти.

Но Пин Фань остановила ее.

— Дело не в том, что мне не нравится. Но откуда мне знать качество фарфора, который ты обожжешь? Вдруг ты подсунешь нам брак, а у нас не будет образца для сравнения? Как мы узнаем, что ты нас не обманываешь?

Лицо Юй Хаояна мгновенно помрачнело.

— Не оскорбляй искусство! С моим мастерством и техникой, как я могу сделать брак?

Пин Фань, не обращая на него внимания, хитро прищурилась и улыбнулась.

— Я требую права контролировать работу.

— Контролировать? — Лицо Юй Хаояна стало еще мрачнее.

— Кто знает, может, ты будешь халтурить и экономить на материалах! — спокойно заявила Пин Фань.

— Ты же дальтоник, как ты будешь контролировать? — Юй Хаоян готов был ее укусить, но кто платит, тот и заказывает музыку. Он сейчас жил на чужой территории, зависел от чужого настроения. Ради трех месяцев бесплатной аренды он был готов на многое.

Неожиданно Пин Фань опустила глаза и застенчиво сказала:

— Я просто хочу посмотреть, как ты работаешь.

Мужское тщеславие Юй Хаояна тут же взлетело до небес. Весь остаток дня он крутился вокруг Пин Фань, как павлин.

Юй Хаоян дождался закрытия кафе «Угол» и только тогда, обняв исправленные эскизы, вошел в мастерскую. Это был заброшенный старый одноэтажный дом. Он арендовал его, потому что там была большая печь, которую, немного переделав, можно было использовать для обжига керамики. К тому же там была хорошая вентиляция, так что о безопасности можно было не беспокоиться.

Пин Фань следовала за ним, словно лунатик, с отсутствующим взглядом. У нее и так было плохо с координацией, а тут, сделав всего несколько шагов по комнате, она начала натыкаться на все подряд, задев стоявшие на столе керамические изделия, которые зазвенели. Юй Хаоян чуть не умер от страха, схватил ее за руку и притянул к себе.

Пин Фань словно очнулась ото сна. Глядя на их крепко сцепленные пальцы, она почувствовала, как предательски краснеет, а сердце бешено заколотилось.

— Эй, я сама могу идти, — она не могла же сказать ему, что помимо дальтонизма у нее еще и куриная слепота.

Юй Хаоян презрительно сжал ее руку крепче.

— Ради безопасности моих работ тебе лучше послушно идти за мной.

Пин Фань огляделась.

Длинный рабочий стол тянулся почти через всю комнату. Ближняя его часть была заставлена керамическими изделиями самых разных форм, в основном это были предметы декоративно-прикладного искусства — с тонким черепком, яркой, живой глазурью, выглядевшие очень реалистично.

— Это все ты сделал? — Пин Фань не могла поверить своим глазам.

Юй Хаоян подвел ее в самый дальний конец комнаты, отпустил ее руку и надменно посмотрел на нее.

— Теперь ты понимаешь, что разбила?

Она честно ответила, и на ее губах появилась лукавая улыбка:

— Понимаю. Чашки.

— Ошибаешься. Мое сердце, — Юй Хаоян картинно прижал руку к груди. — Я уже отрывал их от сердца, не думал, что они все разобьются. Но, может, это и к лучшему. Они заслуживают лучшего обращения, а не того, чтобы их продавали за бесценок.

— Ты всегда этим занимался?

Юй Хаоян надел рабочий фартук и начал замешивать глину привычными движениями.

— Сначала я учился живописи, потом мне надоело, и я начал заниматься керамикой. Полгода назад мой лучший друг украл дизайн работы, над которой я долго трудился, и получил золотую медаль на европейской выставке керамики. Моя девушка, с которой мы были вместе много лет, ушла к нему. Я не мог больше оставаться в Париже и был вынужден достать этот свой сокровенный дизайн и попытаться продать, но ты их разбила.

— Знаешь? В этой серии парных кружек 999 разных дизайнов. Я планировал, когда получу премию, сделать все 999 дизайнов для выставки и заодно сделать предложение своей девушке, — продолжал он. — Я бы не стал их продавать, если бы не крайняя нужда.

— Люди прагматичны, — Пин Фань нашла стул и села, запустив руки в ведро с глиной. — Любовь всегда проигрывает перед реальностью.

— Ты думаешь, все такие, как ты, решают свою судьбу с помощью смотрин?

Пин Фань слепила из глины нечто похожее на какашку и протянула ему.

— Вот что такое любовь.

Юй Хаоян осторожно взял эту «какашку».

— С другой стороны, эта какашка — полезное удобрение, она вовсе не бесполезна.

— Можешь сказать, какой по счету была эта твоя бывшая девушка?

Юй Хаоян серьезно задумался, загибая перепачканные глиной пальцы.

— Наверное, шестая.

— Бабник! — Пин Фань презрительно скривила губы. — Распутник!

— Когда я встречался с каждой из них, я был искренен.

Пин Фань не поверила.

— Кто тебе поверит?

— Давай встречаться, и ты сама все узнаешь.

Лицо Пин Фань предательски вспыхнуло, словно печь для обжига, разгораясь все сильнее.

Юй Хаоян сосредоточенно мял глину, тщательно прорисовывая узоры. В его узких глазах отражались только бесформенные комки глины в руках, казалось, все вокруг перестало для него существовать.

Его движения были уверенными, каждый штрих ложился естественно.

Пот стекал по его щекам, он вытирал его рукой, и вскоре его лицо и волосы были перепачканы глиной.

Не обращая внимания ни на что другое, он рассчитал время и поместил первую партию расписанной посуды в печь.

Пин Фань сказала, что будет контролировать, но после полуночи ее сморил сон, и она крепко уснула, положив голову на стол.

Когда она почувствовала свет, на востоке уже занималась заря, туман рассеялся.

Она открыла глаза. Мужчина все еще сидел за рабочим столом, сосредоточенно лепя из глины.

Он проработал всю ночь!

Раздался резкий звонок. Мужчина вскочил со стула, открыл заслонку и достал только что обожженную посуду.

Он взволнованно помахал Пин Фань рукой, чтобы она подошла, но при этом с иронией сказал:

— Никогда бы не подумал, что мои руки начнут прикасаться к таким пошлым вещам.

Пин Фань на мгновение замерла, а потом съязвила:

— А ты попробуй есть руками и пить из ладоней.

— Пин Фань, ты не понимаешь, я рожден для искусства. Если бы не… — он вздохнул, почесал голову и замолчал.

Пин Фань покачала головой. Эти слова были поразительно похожи на те, что говорил ее отец.