В знойную летнюю ночь, когда цикады за окном пронзительно трещали, а душный ветер, играя шторами, бесконечно распахивал и захлопывал створки окон, воздух казался густым и удушающим.
Сун Шу же ощущала леденящий холод во всем теле.
Взгляд и слова Сун Чэнцзюня, полные нескрываемого раздражения при упоминании о ней, перемежались с его умильными и нежными обращениями к Сун Юй — все эти обрывки воспоминаний и звуков сталкивались в ее сознании, разбиваясь вдребезги.
Ей было так холодно, что она не могла сдержать дрожь.
Пока юноша позади не обнял ее.
Он вырвал ее из этого ледяного одиночества, где царила вечная зима.
Сун Шу еще держалась зубами за его запястье, под его же подстрекательством неумело выплескивая эмоции.
А юноша смеялся над ней.
—Куколка, ты как беззубая старуха… Может, все-таки вонзишься, как следует? Или твоя ненависть к этому ничтожному отцу настолько жалка?
Сун Шу впилась сильнее.
В рот ей хлынул теплый вкус крови, а юноша, обнимавший ее, резко втянул воздух сквозь зубы от боли — и тогда сквозь это шипение она услышала еще более бесшабашный смех.
— Вот так-то лучше, куколка. Чем сильнее боль — тем крепче память. Неважно, сколько ждать — я буду ждать с тобой. И когда время придет… — Юноша рассмеялся, хрипло и мрачно, — мы заставим их рыдать. А когда они будут рыдать — смеяться будем уже мы. И чем громче, тем лучше.
Сун Шу подумала, что взрослые были правы: Цинь Лу и вправду опасный безумец, в душе которого гноятся незаживающие язвы и шрамы.
Но он — единственный безумец, которому удалось согреть ее в своем объятии.
А значит, все остальное уже не имело значения.
***
Последствия эмоциональной разрядки оказались плачевными.
Когда Сун Шу последовала за Цинь Лу в комнату прислуги за бинтами и лекарствами, она уже пришла в себя и впервые в жизни ощутила нечто, похожее на чувство вины.
Вдоль длинного коридора, устланного ковром с темным узором, шагал худощавый юноша. Левый рукав его рубашки был закатан до локтя, обнажая кожу; под светом ламп она казалась белой и гладкой, почти фарфоровой.
На его запястье отчетливо выделялись два следа от зубов. В мягком свете коридора темно-алая кровь сочилась по пальцам и капала на ковер.
Дежурная служанка в комнате прислуги ахнула от ужаса.
Насколько Цинь Лян обожал своего единственного внука, наследника рода Цинь, было ясно хотя бы по тому, как вольготно тот себя вел. Если старик решит, что мальчик пострадал из-за их недосмотра…
Служанка, с выражением, будто она вот-вот расплачется, вытащила аптечку с медикаментами и бинтами.
— Молодой господин, как это с вами случилось?
Цинь Лу прикрыл руку, преградив взгляду служанки вид раны.
Пока та не могла видеть, он оскалился в ухмылке бесстрастной девочке, а затем равнодушно бросил:
— Разбил пару ваз, порезался.
Служанка подавилась воздухом.
— Это еще что за объяснение?
Она достала разбавленный спирт, собираясь продезинфицировать рану и перевязать руку, но юноша остановил ее.
— Не надо, — усмехнулся он, обернувшись и уставившись на девочку за своей спиной. — Кое-кто другой поможет.
Только сейчас служанка заметила Сун Шу, до этого скрытую фигурой Цинь Лу. Она заколебалась.
— Но… Шушу, наверное, не умеет?
— Ты умеешь? — обернулся Цинь Лу.
Сун Шу посмотрела на бинты и покачала головой.
Служанка облегченно вздохнула и уже хотела подойти, как юноша выхватил у нее аптечку и сунул девочке.
— Тогда научись. Раз уж ты моя кукла, как ты можешь не справиться с таким пустяком?
Когда они вышли, служанка только покачала головой и вздохнула:
— Хорошо еще, что девочка терпеливая. Будь она вспыльчивой — раствор уже бы летел в лицо молодому господину.
Место перевязки пришлось на комнату Сун Шу.
Потратив изрядное количество времени, та обмотала запястье Цинь Лу толстым слоем, после чего завязала бинты… довольно нелепым бантиком.
Цинь Лу приподнял бровь, рассматривая это творение.
— Это что, месть?
Сун Шу бесстрастно уставилась на действительно уродливый бант, и в ее взгляде мелькнуло нечто, напоминающее редчайшую для нее задумчивость.
В комнате повисла тишина. Цинь Лу уже не ожидал ответа, когда вдруг услышал ее голос — тихий, слегка скрипучий.
— Я умею… только так.
Цинь Лу резко обернулся к девочке, его темные зрачки расширились. Он пристально уставился на нее на несколько секунд, а затем уголки его губ дрогнули в ухмылке.
Помимо односложных ответов, это была вторая фраза, которую он услышал от Сун Шу.
Сказанная только ему.
И внезапно Цинь Лу осознал, что хочет слышать больше — чем больше, тем лучше.
Но раскрыть эту маленькую, плотно сжатую ракушку было чертовски сложно.
В его глазах вспыхнуло и промелькнуло что-то яростное, но мимолетное.
Задумавшись, он решил, что впереди еще много времени, и подавил этот порыв.
— Я ухожу. Если кто-то будет тебя обижать — приходи на третий этаж. Мои игрушки не для других.
Сун Шу подняла на него глаза.
Хотя девочка не произнесла ни слова, не покачала головой, и ее взгляд остался пустым, Цинь Лу прочитал отказ даже в этом безмолвии.
Он едва заметно приподнял бровь.
— Проблема?
Сун Шу замерла на месте, обдумывая что-то, затем развернулась и направилась к кровати, где принялась рыться в рюкзаке.
Цинь Лу, скрестив руки, терпеливо прислонился к стене в ожидании.
Через несколько десятков секунд девочка вернулась к нему, и изрядно перепутанный кубик Рубика шестой сложности возник перед его лицом.
Цинь Лу на секунду оторопел, а после залился смехом; в его глазах заструилась темная, непроглядная глубина.
— Куколка, ты что, приказываешь мне собрать для тебя этот кубик?
Этим тоном он обычно доводил детей вроде Сун Юй до слез. Однако Сун Шу лишь подняла свое бесстрастное личико и кивнула.
Кубик Рубика упрямо протянулся еще ближе.
Взгляд Цинь Лу искривился в ярости, улыбка исчезла, а голос понизился до опасного шепота:
— Я что, слишком много тебе позволяю?
Сун Шу промолчала.
Тогда она медленно опустила руку. Без разочарования, без досады, без печали — лишь с той же непроницаемой тишиной.
Цинь Лу почувствовал, как безымянное пламя прожгло ему грудь, оставив после себя мириады дымящихся отверстий, сквозь которые теперь вырывался неконтролируемый жар, заставляющий все его тело гудеть от ярости.
Сун Шу повернулась, намереваясь убрать кубик, как вдруг ощутила пустоту в ладони.
Она растерянно обернулась.
Юноша с нахмуренными бровями и звериной агрессией во взгляде бросил на нее убийственный взгляд, после чего опустил глаза и, игнорируя боль в поврежденной руке, принялся с остервенением вращать грани кубика.
Человек с красивыми руками превращает любое действие в искусство.
Сун Шу завороженно наблюдала за этим некоторое время — сколько именно, она и сама не поняла, — пока ее рука внезапно не была грубо схвачена.
Кубик с размаху шлепнулся ей на ладонь.
— …Да, слишком много позволяю, — произнеся это сквозь зубы, он тяжело посмотрел на нее, исполненный немого предупреждения, после чего развернулся и ушел.
Сун Шу постояла еще мгновение.
Затем подняла кубик, медленно поворачивая его перед глазами, изучая каждую собранную грань.
Спустя несколько долгих секунд вдруг в уголках ее губ дрогнула едва заметная, почти неуловимая улыбка.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|