Глава 1: Эльф в пустыне

Пустыня Эрберен,

Королевство Кашвин,

Первый мир

Эльф в пустыне

Плоть блестящих ящериц была смертельно ядовита. Эльф знал это с глубочайшей уверенностью, которая приводила его в замешательство.

Опустив ноги в мутную струйку ручья и пошевелив пальцами ног в теплой воде, он с любопытством наблюдал за ближайшей ящерицей. Все ее тело уместилось бы на ладони, а серебристая чешуя ярко блестела на солнце.

– Если я съем тебя, я умру, – сказал Эльф ящерице.

Она подмигнула ему.

– Откуда я это знаю? – он покачал головой из стороны в сторону. – Разве ты важная птица?

Он подумал, что, должно быть, так и было. В конце концов, это было первое, в чем, помимо собственного имени, он был по-настоящему уверен.

Эльф проснулся пятнадцать восходов солнца назад в развалинах дома, в разрушенной деревне, посреди этого жаркого, сухого пейзажа, который был каким-то образом знакомым и в то же время чужим.

Дом представлял собой жалкую конструкцию из битых глиняных кирпичей и сломанного тростника. Целой осталась только одна стена. Когда он позвал на помощь, никто не ответил.

Ощущение в животе, похожее на плеск воды в кастрюле, подсказало ему, что это неправильно. Кто-то должен был ему ответить. Деревня должна была быть полна людей, не так ли? Эльф не мог быть тут один, верно?

Он не мог вспомнить.

Быть может, дело было не в пустой деревне. Быть может, дело было в нем. Голос его был хриплым, словно он был болен или кричал, а его одежда была жесткой от засохшей крови, которая, казалось, принадлежала не ему.

Среди разбросанных кирпичей дома он нашел куклу, сделанную из соломы, которая заставила его заплакать. Он осторожно поднял ее с земли и начал поправлять соломинки на юбке, прежде чем ему пришло в голову усомниться в собственных действиях.

Когда слезы потекли по его лицу, смывая часть пыли, он решил, что прежде знал эту куклу. Конечно, кто бы стал плакать из-за сломанной игрушки, которую даже не узнал.

– Должно быть, ты моя, – прошептал Эльф кукле. – Что же с нами случилось?

Она не ответила.

Теперь он носил ее на поясе, пристегнув к кожаному ремню, который нашел среди груды покореженных белых камней, разбросанных по всей деревне.

Камни причиняли Эльфу больше неудобств, чем что-либо еще в руинах. Они заставляли его держаться подальше от деревни, за исключением ночи, когда звуки пустыни начинали казаться опасными.

– Что ты знаешь о камнях в деревне? – спросил Эльф у блестящей ящерицы, наблюдая, как подергивается ее хвост.

Теперь они были старыми друзьями, поскольку этот грязный ручеек был местом, где он проводил свои дни. Но ящерица была не более разговорчивой, чем соломенная кукла. – Раз я не могу тебя съесть, вероятно, я умру с голоду.

Он находил еду во многих разрушенных домах – глиняные горшки были полны зерна, масла, сушеных фруктов и даже сладкого алкоголя. Но все это рано или поздно заканчивалось. Еды не хватало вечно, и он не мог вспомнить, откуда еда вообще взялась в горшках.

Ты должен купить это, нет? В центре деревни должно было быть место, где ты давал монеты человеку, а затем этот человек отсыпал зерно из мешка в твой горшок, чтобы у тебя была еда.

Или, может, это было неверно. Когда Эльф слишком сильно задумался о людях, которые, возможно, жили в деревне, у него забурлило в животе. Один или два раза к горлу подступал ком, и его рвало на потрескавшуюся от солнца землю.

Поэтому он больше не думал, может ли он что-то с этим сделать.

Он решил, что будет держаться только за то, знал наверняка. Его звали Эльф. У него была кукла. Плоть блестящих ящериц была смертельно ядовита.

Этого было достаточно.

Снова наступила ночь, и Эльф направился обратно в деревню. Он устроился в развалинах дома, который, возможно, принадлежал ему, прижавшись к одинокой стене. Съев горсть кураги и соленых орехов. Он начал пить алкоголь из кувшина, такого большого, что ему пришлось обхватить его двумя руками, чтобы поднять.

Жгучая жидкость стекала по подбородку и разливалась по его рубашке. Он даже вдохнул немного, и после этого у него еще долго горели ноздри. Но Эльфу было все равно. Ему стало тепло. У него закружилась голова. Ему стало легче не думать.

Он заснул. Проснулся. И снова заснул.

Много дней после этого вокруг были только Эльф, пустыня и блестящие ящерицы на скалах.

Если другие люди когда-то и существовали, решил он, то их больше нет.

 

Коттедж Верховного волшебника Мегимона Ореллена,

Стонущее болото,

Второй мир

Мегимону не хватало денег. Возможно, это было неподобающе для простого волшебника, которому посчастливилось пересечь порог Аворлана. Но все же... быть бедным было не так ужасно, как он себе представлял.

Ради всего святого, его дом стоял на болоте! И это даже не было одним из приятных, богатых маной болот южных регионов.

Стонущее болото было маленьким недоразумением природы во втором мире, местом, лишенным реальной силы, но все еще полным жизни благодаря климату. И вся эта жизнь, от растений, которые воняли гнилью, до комаров размером с плодовых летучих мышей, была уродливой и неприятной глазу.

Построив для себя небольшой коттедж, расставив вокруг него соответствующие заклинания и купив приличную коллекцию книг, Мегимон не мог позволить себе даже одежду, соответствующую местному стандарту. Он сам учился шить ману по вечерам, но с таким же успехом он мог бы носить лохмотья из-за всех жалостливых взглядов, которые он зарабатывал, когда выходил на люди.

В последнее время бедность кусала даже сильнее, чем обычно.

Его пра-пра-правнучатый племянник продолжал предлагать ему крупные суммы денег в обмен на его помощь в решении недавних семейных проблем. Если бы только несколько сундуков с золотом могли исправить ситуацию! Монеты и драгоценности из первого мира были более бесполезны, чем бочка, полная лишенных крыльев пикси.

Валютой здесь был талант, а Мегимону его не хватало.

Он впервые прибыл во второй мир почти пятьдесят лет назад, полный надежд и мечтаний. Но вот он оказался в болоте, вынужденный по двенадцать часов в день заниматься сельским хозяйством только для того, чтобы позволить себе купить более менее приличный чай для себя и своей помощницы.

И Лутча – однокрылая пикси с благословенно мягким характером для своего вида – снова сетовала насчет качества упомянутого чая, заваривая его для них обоих.

– Позор, – сказала она, вращая своими маленькими зелеными пальчиками над чашками с дымящимся чаем, чтобы призвать в них окружающую ману. – Ума не приложу, как ты собираешься стать магом, если пьешь это пойло.

– Путь в третий мир долог, – проворчал Мегимон.

– Ты не на пути, – фыркнув, сказала фея. – Ты стоишь на обочине дороги и щиплешь сорняки, словно корова. Такими темпами ты умрешь до своего трехсотого дня рождения. Надеюсь, ты не забудешь включить меня в свое завещание.

– Я не сделаю ничего подобного, ты, дорогая любительница угроз.

– И вот ты снова начинаешь. Глупый человек... думающий, что услуги пикси должны стоить дешево.

Ты только наполовину пикси, подумал Мегимон.

Но он никогда бы этого не сказал. Магия Лутчи была необычайно устойчивой для однокрылой. Приобретение ее услуг было единственной настоящей удачей, которая выпала ему с тех пор, как он поднялся на этот магический уровень.

– Что тебе следовало сделать, будь у тебя хоть капля здравого смысла, так это подождать, пока ты не достигнешь пика своего волшебства, прежде чем приезжать в Аворлан. По крайней мере, следовало бы попытаться призвать демона, если это необходимо, чтобы усилить свою магию, и довериться вратам, которые очистят тебя от небольшого греха, когда ты переступишь порог. Но неееет… это было ниже твоего достоинства, а теперь ты самый слабый взрослый практикующийся во всем втором мире.

Пикси была размером с человеческого малыша, слишком маленькая, чтобы дотянуться до столешницы Мегимона. С помощью левитации она подняла чашку с чаем в воздух и поставила ее на темное дерево рядом с одной из усиливающих конструкций, с которыми он возился месяцами.

Он уставился в чашку. Чай выглядел как любой самый обычный черный чай из его прошлой жизни, но пах силой.

– Уверен, что нет, – сказал он, теперь немного встревоженный, обдумывая слова Лутчи.

– Нет, что?

– Я уверен, что я не самый слабый во втором мире. Возможно, один из них. Но не самый слабый.

Пикси, сидевшая на полу, скрестив свои тонкие ножки, сделала паузу, потягивая чай.

– Что ж, – сказала она после минутного раздумья, – по крайней мере, мне не следовало язвить по этому поводу.

– Что? Ты имеешь в виду, что я...

– Смысл, который нужно извлечь из всего этого, заключается в том, что ты должен посвящать свое время  учебе и магическому созерцанию, – сказала пикси, – вместо того, чтобы каждую третью минуту бросаться помогать своим потомкам. И тебе следует купить чай получше, если не для себя, то ради меня.

– Это не мелочь, с которой я им помогаю. Существует очень реальный риск того, что они будут уничтожены.

– Бедняжки, – сказала Лутча без тени сочувствия в голосе.

– Ты просто не понимаешь людей, – сказал Мегимон. – Мы не едим своих детенышей, если они рождаются без силы или способностей.

Лутча прищелкнула языком:

– Вот почему так мало из вас делают что-то сами. В любом случае, если ты хочешь и дальше тратить свое время на игру в спасителя, знай, что твоя маленькая безделушка для слежения барахлит уже пару дней.

– Что? – сказал Мегимон, в замешательстве оглядываясь по сторонам. К его удивлению, место на книжной полке, где он хранил Диск Священной судьбы, было пустым. – Лутча!

– Я выбросила его в пруд с мухоловками, – сказала Лутча. – Противная, шумная штука. Я думала, что так я перестану слышать этот грохот в любое время суток, но, к сожалению, теперь я настроена на него. Он раздается издалека. Должно быть, для тебя нашли еще одного мертвого ребенка. Сколько их уже?

–  Девятьсот сорок три, – сказал Мегимон, вставая из-за стола. – Если он поврежден, я оторву тебе крыло и скормлю тебя крокодилу ногами вперед.

Глаза Лутчи, радужные и фасеточные, как у насекомого, внезапно ярко засияли:

– Я бы вцепилась в тебя, – сказала она холодным голосом. – И утащила бы за собой в брюхо зверя.

Мегимон уставился на нее.

– Развлекайся, ищи потерянные души и запихивай их в трупы! – сказала пикси, ее настроение в тревожный момент стало бодрым. – А мне принеси подарок! Я бы хотела котенка. Или козу.

– В прошлый раз я принес тебе котенка и больше никогда его не видел. Так что нет.

#

Несколько минут спустя Мегимон вышел из портала в мир, где он родился. Он уставился на солнце, сияющее почти белым светом в небе над головой. Он внезапно вспомнил, со странной смесью гордости и ностальгии, что это самое солнце когда-то было слишком ярким, чтобы смотреть на него прямо. До того, как он отправился в путь к величию, он видел живительную звезду лишь краем глаза.

Смотреть прямо на силу, намного превосходящую свою собственную, означало ослепить себя. Но теперь его глаза видели это так же легко, как хаотические волны магии, поднимающиеся от земли подобно тепловому мерцанию.

Странно, подумал Мегимон. Всегда ли на окраинах Эрберена случалась конвергенция?

На самом деле он никогда не бывал в этой части света, но подумал, что должен был читать о подобном месте силы во время учебы.

В его руках настойчиво звенел Диск Священной Судьбы.

– Хорошо, хорошо... – вздохнул Мегимон. – Давай найдем душу и покончим с этим.

Вдалеке он увидел очертания небольшого поселения. Это было бы наиболее вероятным местом. Он стряхнул с диска последние несколько капель воды из пруда и запихнул его в свои развевающиеся белые одежды, прежде чем отправиться в путь. Заклинание ускорило его шаги.

Мегимон был уверен, что эта работа будет выполнена быстро, и он вернется в свой коттедж прежде, чем остынет чашка чая на его столе. В конце концов, именно так все и происходило остальные девятьсот сорок два раза, когда он это делал.

Семья справлялась с наиболее неудобными и сложными частями этого неприятного бизнеса. К настоящему времени роль Мегимона в этом процессе была скорее привычкой, чем тяжелой работой.

Конечно... Остальные девятьсот сорок два раза, когда верховный чародей приходил в этот мир, чтобы украсть душу, ее владелец уже умирал.