Реджинольд расхаживал перед дверью спальни, нарезая круг за кругом, словно хотел протоптать в полу дыру.
За всю свою жизнь он еще никогда не испытывал такого беспокойства, его не покидало смутное предчувствие.
— Почему это занимает так много времени? — нахмурившись, он посмотрел на закрытую дверь.
— Ваше Величество, прошу вас успокоиться, — размеренно произнес мужчина в одежде жреца.
Реджинольд недовольно взглянул на него: — Верховный жрец Симон, как же мне…
Прерывистые стоны боли, перешедшие в отчаянный крик, оборвали его жалобу. Хотя звук был негромким, для Реджинольда он прозвучал как удар колокола на дворцовой башне.
— Ваше Величество! Ваше Величество! Королева… — словно в ответ на его слова, из-за двери, спотыкаясь, выбежал медик, весь в крови.
Реджинольду хватило одного взгляда, чтобы тревога, охватившая его сердце, разлилась по всему телу. — Что случилось?
— Она… она… — медик заикался, не в силах вымолвить ни слова, и только указывал на дверь.
Реджинольд, не обращая больше внимания на перепуганного медика, быстро вошел в спальню.
Внутри находились еще две женщины-медика, склонившиеся над кроватью.
Пол под кроватью был залит кровью.
— Что произошло? — у Реджинольда закружилась голова. Он прошел между медиками, которые расступились, пропуская его к кровати.
Измученная женщина лежала на спине, покрытая потом. Заметив его, она приоткрыла глаза и, прерывисто дыша, прошептала бледными губами: — Ребенок… наш…
Реджинольд взял ее руку — она была ледяной.
Рядом с ней лежал новорожденный ребенок, покрытый кровью.
— Ребенок… — уголки губ женщины дрогнули в улыбке.
Реджинольд почувствовал, как рука в его руке обмякла.
Два солнца — алое и лазурное — висели в небе, отбрасывая сквозь витражи купола причудливые тени.
— Ваше Величество, — бесшумно появился рядом Симон.
Реджинольд не отреагировал.
Симон покачал головой и снова позвал: — Ваше Величество!
Реджинольд поднял голову и безучастно посмотрел на него.
Симон наклонился, поднял младенца, лежащего рядом с королевой, и протянул его Реджинольду: — Это девочка.
Завернутая в мягкий бархат, принцесса не плакала и не шевелилась, словно тоже не дышала, но слабое биение сердца свидетельствовало о том, что она жива.
— Принцесса…
Когда Реджинольд прижал к себе крошечное тельце, еще испачканное кровью, он надеялся, что вся его любовь к королеве перейдет к ребенку.
Но в следующее мгновение его зеленые глаза наполнились ужасом.
Он никогда не видел новорожденного, который бы сразу открыл глаза.
Он увидел эти глаза.
Те самые глаза, что описывались в песне Касильды, передававшейся из поколения в поколение на протяжении столетий.
Золотоглазая принцесса зверолюдей, проклятый потомок королевской семьи, предвестница гибели, виновница уничтожения целого народа.
В тот момент, когда он увидел эти глаза, в его голове пронеслось множество мыслей, которые тут же потонули в нахлынувшей волне жалости.
Стоявший рядом Симон, очевидно, тоже увидел эти глаза.
— Проклятие… проклятие зверолюдей…
— Нет, подождите…
Когда Реджинольд пришел в себя, он обнаружил, что пугающие золотые глаза снова стали зелеными, как у него и королевы.
Эта перемена вновь пробудила в нем тревогу.
В ту ночь, кроме верховного жреца Симона, все прислуживающие медики хранили молчание.
Она чудовище.
Золотоглазое чудовище.
Проклятое чудовище.
Чудовище, которое невозможно любить.
Чудовище, о котором никто не должен знать.
(Нет комментариев)
|
|
|
|