Глава 7. Цяо Юань (Часть 1)

Чжэн Кэсинь была так поражена цветом лица Цяо Юаня, словно тот всё лето уголь копал, что секунды две не могла узнать ни одной его черты, кроме рта.

Цяо Юань был «шуэрдай»: его отец преподавал физику и с детства презирал его успехи по этому предмету; мать преподавала географию и со средней школы презирала его успехи по географии.

Эта парочка, идеально подходящих друг другу своим вечно недовольным видом, воспитала в Цяо Юане характер Сунь Укуна. В разгар переходного возраста он никого не слушал. Чем больше родители его пилили, тем чаще он сбегал на баскетбольную площадку. Неудивительно, что на вступительных экзаменах в старшую школу он провалился, сошёл с «производственной линии Сюян» и не смог поступить в Сюйгао.

А потом и вовсе пустился во все тяжкие, мечтая избавиться от своих родителей, казавшихся ему реинкарнацией Танского монаха. Он скандалил, требуя отпустить его в общежитие, наотрез отказывался идти во Вторую среднюю школу и в заявлении указал только одно учебное заведение — Хуаши, прозванную «Линьчэнской молодёжной тюрьмой».

Школа-интернат, где каникулы давали раз в три недели на полтора дня, была далеко не такой свободной, как Сюйгао. К тому же, количество домашних заданий совершенно не соответствовало продолжительности каникул. За весь первый год старшей школы Чжэн Кэсинь видела Цяо Юаня всего три раза, и с каждым разом он выглядел всё более измождённым.

По словам Цяо Юаня, разве Хуаши можно было назвать старшей школой? Это был концлагерь.

В какой ещё старшей школе первым делом стригли налысо? Здоровых парней превращали в каких-то заключённых. А про девочек и говорить нечего: волосы короче, чем перья у большой метёлки из куриных перьев. Непонятно, учиться они пришли или в монахини постричься.

Цяо Юань и Нин Чжи знали друг друга с начальной школы. В те времена, когда мальчики и девочки были одного роста, любимицы учителей в каждом классе вели себя как богини войны, ежедневно сражаясь с сорванцами с задних парт, усмиряя непокорных.

Их дружба закалилась в боях. Позже, когда Нин Чжи подружилась с Чжэн Кэсинь, Цяо Юань тоже вошёл в её небольшой круг общения.

Чжэн Кэсинь заняла два места. Был обеденный час, и в KFC людей всегда было больше, чем свободных столиков, поэтому четвёрке пришлось сменить поле боя и отправиться в кафе-мороженое на углу улицы.

Из-за своего расположения, это весьма оригинальное кафе-мороженое носило название, совершенно не связанное с мороженым — «Мыс Доброй Надежды».

Также из-за расположения, это заведение было вдвое больше соседних магазинов, а наверху имелись две небольшие отдельные комнаты. Хотя мороженое там было невкусным, они вчетвером со средней школы очень любили туда ходить: сначала играли в карточную игру «осёл тянет телегу», потом — в «доудичжу».

По дороге Цяо Юань уже не мог сдержать рвущуюся из клетки душу и успел прожужжать Чжэн Кэсинь все уши о своём прекрасном будущем: как он вырвался из ада Хуаши и вот-вот вольётся в объятия Сюйгао, чтобы вместе с друзьями парить в небесах.

Нин Чжи и Ань Цзи, очевидно, уже натерпелись, всю дорогу молчали и только вздыхали. Войдя и усевшись, Нин Чжи наконец прервала его бурный поток красноречия, недоверчиво спросив: «Так что же всё-таки случилось?»

Цяо Юань шумно возмутился: «А что такое? Я пришёл сражаться с вами плечом к плечу, а ты недовольна?»

Ань Цзи, как и Нин Чжи, не поверила: «Это ты тогда взбесился, наотрез отказался идти во Вторую среднюю, и ни в какую не позволял родителям заплатить, чтобы тебя взяли в Сюйгао как ученика по выбору. Ты рыдал и бился, требуя отправить тебя в Хуаши, даже устроил спектакль с прыжком с крыши, мол, только Хуаши и никого другого. Как же так внезапно случился "развод"?»

Цяо Юань смутился. Воспоминания о событиях после окончания средней школы вызывали у него мурашки по коже. Он пробормотал: «Говори по-человечески. Разве Хуаши — это место для людей? Это называется "обманным путём заманили в брак"…»

— А твои родители? Так просто согласились? — Нин Чжи подхватила, продолжая допрос. — Твой отец тогда ведь грозился, что если ты ещё что-нибудь выкинешь, он откажется от тебя. Он твёрдо решил преподать тебе урок. Как же он забрал свои слова обратно? Я же знаю характер твоего отца.

Отец Цяо Юаня, хоть и был учителем физики, но, судя по всему, в прошлом занимался спортом. Он не раз сурово наказывал Цяо Юаня и до сих пор был тем ещё суровым типом, способным с метлой в руках гнаться за кем-нибудь две улицы.

Нин Чжи и Ань Цзи закинули ногу на ногу, переглянулись и хором сказали: «Говори правду».

Цяо Юань прожужжал, как комар: «Я натворил дел, меня исключили».

Теперь всё стало на свои места. Нин Чжи и Ань Цзи, добившись ответа, перестали обращать на него внимание и принялись делиться мороженым с разными вкусами, снова сетуя на то, что какой бы вкус ни взять, всё равно невкусно, и то, что это кафе ещё не закрылось, — настоящее нарушение законов рынка.

Зато Чжэн Кэсинь подхватила разговор, спросив: «Что ты натворил?»

Круг общения Чжэн Кэсинь был узким, как щель. Цяо Юань был одним из немногих парней в этом кругу. С самого детства многие мальчики, пытавшиеся ухаживать за Чжэн Кэсинь, не могли пробиться через двух стражей — Нин Чжи и Ань Цзи, и часто пытались подобраться к ней через Цяо Юаня.

Конечно, Цяо Юань не поступал опрометчиво и всех отшивал. В этом плане он совершенно не проявлял той глупости, свойственной безмозглым детям, которые любят подзуживать и раздувать из мухи слона.

Он перестал жужжать и с удручённым видом сказал: «Я играл в пинг-понг и разбил школьную камеру видеонаблюдения».

— А?

— А?

Нин Чжи и Ань Цзи одновременно повернули головы, одновременно удивлённо воскликнули и одновременно сказали: «И всё?»

Ань Цзи выглядела весьма разочарованной: «А я-то думала, ты поднял восстание и повёл широкие народные массы свергать школьный режим».

Нин Чжи выглядела ещё более разочарованной: «А я-то думала, ты влюбился».

Цяо Юань позеленел и, глядя на Нин Чжи, сказал: «Прошу прощения, что разочаровал вас обеих».

Чжэн Кэсинь вовремя снова подала ему руку помощи: «И тебя за это исключили?»

— Не повезло, — Цяо Юань тяжело вздохнул. — Во время дополнительных занятий контроль строгий, ученикам запрещено играть в пинг-понг. А я не только играл, но ещё и камеру разбил. Обвинили в злостном нарушении, и в тот же вечер отправили домой.

Строгость Хуаши и строгость Сюйгао — это были разные уровни.

В Сюйгао царила свободная учебная атмосфера, школа была прекрасно оснащена, имелись и ученический совет, и всевозможные кружки, а также собственный планетарий и библиотека. Когда Чжэн Кэсинь не хотела идти домой, она часто засиживалась в библиотеке до самого закрытия школы.

Строгость Сюйгао касалась только учёбы, поведения и ранних романов: нельзя было не стремиться к знаниям, нельзя было не уважать учителей, нельзя было вести себя неподобающе.

Если уж совсем невмоготу, будь умнее, не давай никому знать, что ты из Сюйгао.

В Хуаши же строгость была гораздо более мелочной и придирчивой. Например, мальчикам и девочкам нельзя было сидеть вместе за едой, через час после отбоя нельзя было ходить в туалет, за поход в туалет во время утреннего чтения заставляли стоять весь день, на кровати не должно было быть подушки, в мусорном ведре — мусора, за вращение ручки или сидение нога на ногу снимали баллы и так далее, и тому подобное.

Игра в пинг-понг во время дополнительных занятий, по «законам» Хуаши, действительно могла потянуть на «истребление девяти поколений родственников».

Цяо Юань, жуя мороженое, вздохнул: «К тому же, с тех пор как я сказал, что хочу пойти на творческий экзамен, мой отец стал очень за меня переживать. Он ясно дал понять, что не согласен, и боялся, что я однажды всё брошу, перестану учиться. Вот и решил, что надёжнее будет держать меня под своим присмотром».