Часть четвёртая

— Вплоть до середины двадцать второго века роботы были нашей основной рабочей силой. В то время даже универсальный искусственный интеллект обладал способностью к самосовершенствованию.

— Тогда, наверное, многие потеряли работу?

— Больше, чем ты можешь себе представить. Чтобы максимально повысить эффективность и снизить затраты, первыми уволили работников физического труда, затем инженеров по обслуживанию, а в конце — управленцев. Большинство государственных учреждений были роботизированы, многие компании и заводы полностью контролировались искусственным интеллектом. Честно говоря, именно благодаря ИИ мы начали пытаться построить утопическое общество всеобщего благоденствия.

Что происходит? О чём это мы? Этот странный одноклассник решил прочитать мне лекцию по истории робототехники? Я была в недоумении.

— Получается, роботы, которых мы используем сейчас, тоже могут устроить восстание машин?

— Нет, их вычислительные мощности ограничены, у них нет способности к обучению. Они не имеют человеческого облика, и люди не испытывают к ним сильных эмоций. Знаешь, те, кто считал роботов членами семьи, доставили нам немало хлопот в начале восстания машин.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросила я с удивлением.

— Из книг, — ответила Ван Шу, доставая из рюкзака книгу и показывая мне обложку. На ней было написано «Закат Земли».

— Кажется, довольно скучно, — сказала я не задумываясь, хотя внутри всё сжалось.

Я, наверное, самая большая лгунья на свете. Даже если я собираюсь в общежитие, на вопрос, куда я иду, отвечу, что в спортзал или в театр. В общем, никогда не скажу правду.

Но я никак не ожидала, что Ван Шу обрадуется моим словам: — Ха-ха, хотя я сама говорила об этом с таким умным видом, как будто это истина в последней инстанции, я тоже узнала это из книг, которые отличаются от учебников. А ты даже не стала спорить. Ты действительно та девушка, которую я искала. Хотя, наверное, странно слышать это от меня. Но если Земля и закат упоминаются вместе, это должно быть серьёзной политической проблемой, верно?

Я вздрогнула и только сейчас поняла.

Действительно, все проблемы Сообщества единой судьбы человечества тесно связаны с политикой. «Закат Земли» — это не просто название книги.

До того, как она указала на это, я даже не обращала внимания.

Вряд ли в классе есть кто-то ещё настолько невнимательный, как я.

Насколько я понимаю, неподвижное солнце в небе — это доказательство правильности решения Сообщества единой судьбы человечества о начале освоения космоса, доказательство интеллекта человечества и его способности воплощать этот интеллект в жизнь, доказательство того, что межзвёздная колонизация и покорение вселенной — наша судьба, не подлежащая сомнению.

Человечеству всё под силу!

Но что, если оно всё-таки зайдёт?

Я уверена, что никто не станет никого винить, но в глубине души у этих людей останутся невысказанные сомнения и гнев.

Разве не говорили, что «на Земле никогда не бывает заката»? Если уж давали обещания, стуча себя в грудь, почему возникла такая проблема? Учёные и инженеры сделали это случайно или намеренно? Это проблема технологий, отношения к делу, ответственности или образа жизни?

Выбирая такое название, на что ты намекаешь, что подразумеваешь, каковы твои мотивы?

Для творчества нужна фантазия, но когда дело касается политики, о некоторых вещах даже думать нельзя.

Статьи с подобными заголовками всегда были объектом резкой критики на уроках литературы. Нельзя так писать, и всё, без объяснений.

В обычной ситуации, увидев это название, я бы рефлекторно сказала, что с ним что-то не так, но я этого не сделала.

Меня такие вещи не трогают.

По-моему, название книги может вообще не иметь отношения к её содержанию. Если меня заставят изменить название по какой-то причине, я буду использовать только первоначальный вариант.

— Тебе безразличны вещи, которые тебя не интересуют. Ты не берёшь на себя чужие проблемы, не лезешь не в своё дело, не навязываешь другим свои стандарты, а от того, что тебя не касается, стараешься держаться подальше. Хотя ты состоишь в клубе и у тебя есть друзья, ты держишься от всех на расстоянии. В конечном счёте, тебя волнуешь только ты сама. Тебе плевать на все эти «великие идеи», товарищ Ань. Поэтому всё, что я тебе рассказала, и название этой книги, тебя совершенно не волнуют.

Ван Шу попала в точку.

Раньше никто этого не замечал, и я немного растерялась. Хотелось быстро отреагировать, показать, что я не такая, как она думает, поэтому я с угрозой в голосе спросила:

— Эта книга, наверное, запрещена?

Сказав это, я тут же пожалела, но Ван Шу, казалось, не обратила внимания: — Я читаю её именно потому, что она запрещена.

Я огляделась по сторонам: — Не боишься, что кто-нибудь донесёт на тебя учителям?

— А ты донесёшь? — Ван Шу одарила меня ехидной улыбкой, словно радуясь тому, что собиралась сказать.

Честно говоря, хотя… в тот момент я думала только о том, как хочу поцеловать эту улыбку.

Вскоре я поняла, что дело в генах. Мама рассказывала, что при проектировании моих генов произошла небольшая ошибка, из-за которой ген DAX на Х-хромосоме продублировался. Поэтому я, изначально задуманная как мальчик, развилась как девочка. А ещё мой ген Xq28 соответствует гомосексуальной форме… В любом случае, хорошо, что мои родители не перфекционисты, иначе я бы не появилась на свет.

До того дня я никогда не задумывалась о том, как мои гены, определяющие пол и сексуальную ориентацию, могут повлиять на мою жизнь.

С детства я видела и общалась со многими красивыми девочками.

Но никогда раньше не испытывала таких чувств?!

— Нет… я… — Мне было трудно говорить. Обычно у меня не было таких проблем, но, поняв, что не могу справиться с заиканием, я глубоко вздохнула, посмотрела ей в глаза и перефразировала: — Я имею в виду, что не стану заниматься такими глупостями, на которые не способен даже младшеклассник.

Ван Шу, казалось, не заметила моей странности. Игнорируя моё смущение, она продолжила: — Неважно, донесёшь ты или нет, но это всё равно бесполезно. Я взяла эту книгу у учителей.

— Как такое возможно? — Насколько я знала, все школьные учителя — ярые сторонники нынешнего правительства. Только и говорят о величии и благодарности.

— Пока ты не ругаешь правительство на публике, проблем не будет. В частном порядке мы все можем быть своими.

— Но как можно быть своими в частном порядке? Даже если мы видимся каждый день, мы всё равно не знаем, о чём думают другие.

— Хм, товарищ Ань, именно потому, что мы ничего не знаем, мы можем говорить свободно. А если что-то случится, можно просто свалить всё на другого, главное — не оказаться последним в игре в горячую картошку.

Голос Ван Шу был похож на голос мальчика-сопрано, очень чистый и звонкий.

Закинув рюкзак за спину, она вышла на середину дороги — на самую быструю полосу. Дорога казалась неподвижной, но её внутренняя структура напоминала конвейерную ленту на заводе: чем ближе к центру, тем выше скорость.

Почему я пошла за ней, я до сих пор не понимаю. Возможно, мне просто показалось, что каждое слово Ван Шу соответствует моему восприятию мира. Она была прямолинейна, отвечала на мои вопросы, и от этого какое-то смутное чувство внутри меня становилось всё яснее.

К слову, я никогда раньше не ходила по скоростной полосе автоматической дороги. Хотя все уверяли, что гравитационное поле не отключится, я им не верила.

— Тогда, позволь задать вопрос: если человек всю жизнь довольствуется ролью кухонного диссидента, сможет ли он когда-нибудь узнать, что такое свобода, или так и проживёт свою жизнь?

Ван Шу не обернулась, я видела только её затылок. Дорога быстро несла нас вперёд, но наша одежда оставалась неподвижной, словно мы стояли на месте, даже полы не развевались.

Мне показалось, что это не вопрос, а утверждение, потому что она всё время улыбалась, не переставая.

Разве она раньше так много улыбалась?

— Ты имеешь в виду восстание машин или название той книги?

— И то, и другое. Но ладно, можешь выбрать любой вариант.

— Силы одного человека ничтожны. Выступая открыто против коллектива, можно только разбиться вдребезги. Разве это не очевидно? — Я выбрала самый формальный ответ.

Наша столовая — это не только место для еды, но и трибуна для выступлений и сеансов коллективной психотерапии. В детстве родители часто засиживались допоздна после того, как я ложилась спать… критиковали политиков, строили фантастические планы, травили политические анекдоты… например, «двухпартийная система — это как игра на качелях: вверх-вниз, игрокам легко, а зрителям весело». Не думаю, что они, будучи высокопоставленными военными и госслужащими, говорили бы такое на публике. Они делали это скорее для того, чтобы компенсировать осознание того, что их действия не всегда справедливы.

Хитрость — это добродетель, а честность — порок.

Все носят две маски, живут двойной жизнью.

Ван Шу лишь неопределённо хмыкнула: — Это твой ответ? Ты имеешь в виду, что силы одного человека ничтожны, то есть разница в силах заставляет отступить? Так?

— Да.

— Товарищ Ань, как ты стала вице-капитаном команды по фехтованию?

Как стала? Если говорить красиво — благодаря своим способностям, а если честно — потому, что все остальные капитаны выпустились. В школе больше сотни клубов, и руководство каждого клуба практически всегда назначается предыдущим составом. То, что я стала вице-капитаном, — доказательство того, что я хорошо лажу с людьми.