В покоях дворца Цюнлин горели редкие свечи. В мрачную ночь хлынул ливень.
Шум дождя обрушивался на дворец. В мерцающем свете ленивые струйки белого дыма поднимались из золотой курильницы.
В конце осени внутренняя казна прислала жаровни, поэтому в покоях всегда было тепло. Служанки делили между собой горячий фиолетовый батат. Цзин Юэ принесла половинку императрице. Батат был таким горячим, что ей пришлось перекладывать его из руки в руку, потирая уши. Она с улыбкой спросила: — Ваше Величество, хотите попробовать фиолетовый батат из Цзюсянь?
Цзян Вань сидела, облокотившись на низкий столик, и терпеливо выбирала из рыбы косточки. Цзин Юэ поднесла ей дымящийся батат. Императрица с улыбкой слушала служанку, но не поднимала глаз.
— Он еще горячий. Отнеси его в покои Цзиньчи.
Вытащив последнюю тонкую косточку, Цзян Вань закрыла фарфоровую крышку и передала чашу Цзин Юэ.
Ее взгляд был спокоен и безмятежен. Этот взгляд заставил Цзин Юэ сглотнуть.
Но Цзин Юэ все же с улыбкой приняла чашу из рук Цзян Вань. Выходя за дверь, она побелевшими пальцами сжала нефритовый сосуд, сунула батат другой служанке и, подставив лицо пронизывающему ночному ветру, направилась к покоям Цзиньчи.
Она простояла у дверей, пока ее руки и ноги не замерзли, и получила ожидаемый ответ.
— Император занят. Возвращайтесь.
Цзин Юэ прижала к себе остывшую чашу с рыбным бульоном, пристально посмотрела на дворец, возвышающийся в конце длинного коридора, и, после двух напоминаний, была вынуждена уйти.
Не желая расстраивать Цзян Вань, Цзин Юэ тайком вылила бульон, спрятала чашу в густых зарослях травы у стены и, вернувшись в покои, снова надела улыбку, энергично потирая руки.
— Почему ты так долго?
Цзян Вань уже сидела перед туалетным столиком во внутренней комнате. Она переоделась в свое любимое сине-зеленое платье «Бабочки, кружащие над сотней цветов» и, повернувшись, жестом попросила Цзин Юэ сделать ей прическу, которая была в моде в Цзюсянь.
— Я немного подождала. Император выпил бульон и сказал, что он очень вкусный, — ответила Цзин Юэ, расчесывая и укладывая волосы императрицы, не желая портить ее хорошее настроение.
Любовь императора и императрицы вызывала зависть у всего мира.
Но это казалось таким далеким, словно было в прошлой жизни.
Теперь даже чашку супа нельзя было передать в покои Цзиньчи.
Цзян Вань не стала разоблачать ложь Цзин Юэ. Надев серьги, она встала и повернулась. Цзин Юэ показалось, что перед ней снова стоит бравый генерал, бог войны.
Она давно не видела императрицу такой.
— Ваше Величество, вы прекрасны, — искренне сказала Цзин Юэ.
Она была самой яркой жемчужиной Цзюсянь, непревзойденной красавицей Наньхуая.
Она была непобедимым богом войны Наньхуая.
И императрицей, чужой в этих дворцовых стенах.
Но она больше не была той, кому он открывал свое сердце.
После слов Цзин Юэ Цзян Вань остановилась. Она сказала, что хочет побыть одна и что сегодня ночью ей не нужно стелить постель.
Видя ее хорошее настроение, Цзин Юэ не стала задавать лишних вопросов, сделала два шага назад и вышла.
В комнате она осталась одна.
Цзян Вань посмотрела на свое отражение в зеркале и почувствовала себя незнакомкой.
Свечи наполняли комнату теплым оранжевым светом. Цзян Вань оглядела комнату и тоже почувствовала себя чужой.
Ее взгляд остановился на письме, лежащем на столе.
Цзян Вань опустила глаза и улыбнулась. Даже сейчас, дойдя до этой точки, она все же попрощалась с ним.
У нее не было особых желаний. Хотя их отношения закончились так печально, она все еще надеялась расстаться мирно, уйти достойно.
Цзян Вань подошла к кровати и нажала на скрытый рычаг. За картиной, висевшей в изножье, в квадратной нише лежал ее меч.
Когда-то она искренне верила, что они с ним будут подобны ласточкам под крышей, год за годом встречаясь вновь.
Но она была хорошим генералом, хорошей императрицей.
Но, в конце концов, не была ни хорошей женщиной, ни хорошей матерью.
Она мечтала состариться вместе с Инланом, мечтала о счастливой совместной жизни.
Но не смогла этого достичь.
Перед смертью Цзян Вань нежно погладила меч, который был с ней в течение всей ее военной карьеры. Это единственное, что она хотела забрать с собой — чистую, незапятнанную славу, принадлежавшую только ей.
В тайнике также был флакон с ядом, который она тщательно выбрала — самый лучший.
Он не причинит боли, и после смерти она не будет выглядеть ужасно.
Ложась, Цзян Вань прижала меч к груди и, закрывая глаза, наконец, улыбнулась с облегчением.
Любила ли она его еще?
Нет.
Когда весть о смерти императрицы достигла покоев Цзиньчи, Чан Чжун вбежал, спотыкаясь, и с грохотом ударился головой об пол.
Ци Ин, подписывавший бумаги, замер.
Затем усмехнулся: «Что за спектакль она опять устроила?»
Он сам не заметил, как задрожали его пальцы.
Первой все обнаружила Цзин Юэ. Она держала нефритовый сосуд и чем больше думала, тем больше ей казалось, что что-то не так. Свечи в покоях императрицы все еще горели, и Цзин Юэ решила, что Цзян Вань не спит. Она хотела войти под предлогом добавления угля в жаровню, но на ее стук никто не ответил.
Когда она ворвалась внутрь, Цзян Вань уже не дышала.
Жаровни из комнаты были убраны. Во дворе Цюнлин стояли на коленях рыдающие служанки. Пронизывающий ветер хлестал занавески.
Только свечи продолжали ярко гореть.
В этой комнате он бывал бесчисленное количество раз, и на этой кровати, где лежала Цзян Вань, он тоже спал много раз.
Так как смерть наступила недавно, ее лицо все еще выглядело живым. С закрытыми глазами она казалась спящей.
Ци Ин с холодным выражением лица подошел к ней. Он протянул руку и схватил ее, желая, как обычно, сказать: «Хватит шутить, вставай». Но когда он коснулся ее руки, она оказалась холодной.
Он смотрел на нее, изо всех сил сжимая ее руку. Время тянулось мучительно долго. Тепло его ладони не могло согреть ее. Тело становилось все холоднее, и он наконец признал, что женщина, которая прошла с ним через тьму и славу, через поражения и победы, действительно умерла.
— Императрица… ты звала меня?
Он задал вопрос.
Никто не ответил. Спустя долгое время Цзин Юэ, превозмогая боль в коленях, подняла голову. В ее взгляде, направленном из-под опущенных ресниц, читались упрямство и обида. Сдерживая дрожь, она громко сказала: — Ваше Величество, госпожа присылала вам рыбный бульон. Я сама его относила, но меня не пустили во дворец.
Она посылала за ним.
Ци Ин сидел, его спина была натянута как струна.
Спустя долгое время он отпустил руку Цзян Вань. Она обнимала свой меч. Она ушла с улыбкой.
Он встал и начал ходить по комнате, словно пытаясь понять, о чем она думала перед смертью. Наконец, его взгляд упал на небрежно сложенный лист бумаги на столе.
Из-за сильного ветра лист дрожал, и сквозь него просвечивали чернила.
Ци Ин протянул руку, чтобы взять его, но чуть не промахнулся. Со второй попытки он схватил письмо, его сердце бешено колотилось.
Он развернул письмо, боясь, что она уйдет, не сказав ни слова. Она действительно оставила послание, и он боялся, что она никогда его не простит.
Письмо было очень коротким, без упреков и жалоб, без любви и просьб.
Она забрала все с собой.
И оставила лишь одну фразу:
— Будь спокоен, Инлан.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|