Глава 327. Лунный вечер

Внезапно испугавшись, Ли Хован резко встал, отшатнувшись на несколько шагов.

Звук упавшего стула привлек внимание хозяина закусочной. Он осторожно подошел ближе.

— Уважаемый гость, что случилось? Лапша невкусная или суп не понравился? Может, вам другую порцию принести?

Лицо Ли Хована исказила гримаса. Он посмотрел на хозяина, затем на его беременную жену и, не говоря ни слова, бросил на стол серебряную монету и поспешно уехал на повозке.

— Господин, вы слишком много дали! Одна порция лапши столько не стоит! — крикнул хозяин вслед, но повозка лишь ускорила ход.

В мчащейся повозке Ли Хован со странным выражением лица прижал руку к животу.

"Что это было? Черная Мерзость просто повторяла услышанное, или она действительно считает меня своим отцом?"

Раньше он думал, что эта Мерзость, как и Даньян Цзы, стремится лишь захватить чужое тело.

Но то, что произошло сейчас, полностью противоречило его предположениям.

— Папа? — снова раздался голос, и Ли Хован тут же возразил, — не называй меня папой!

— Почему? — спросила Черная Мерзость.

Этот вопрос застал Ли Хована врасплох. Он задумался и, немного успокоившись, подумал: "А почему, собственно, нет? Трудно сказать, хорошо это или плохо".

...

Кукареканье петуха разбудило Ян Сяохая. Он протер глаза и огляделся. Ему все еще было непривычно спать одному.

Первые несколько дней он даже спал беспокойно, не чувствуя запаха ног старшего брата Цао Цао.

Хорошенько потянувшись, Ян Сяохай встал и начал одеваться. Он так быстро рос, что одежда даосского послушника стала ему мала.

Ежась от утреннего холода, Ян Сяохай пошел в сторону кухни Бай.

Жить в деревне Бычье Сердце было гораздо лучше, чем скитаться по дорогам. Во дворе напротив кухни был колодец, поэтому не нужно было ходить за водой.

Вскипятив воду и засыпав рис, замоченный с вечера, Ян Сяохай принялся варить кашу. Хотя это было простое блюдо, он умел готовить его очень вкусно, вываривая весь рисовый отвар.

Открыв банку с соленьями, Ян Сяохай выложил их на разделочную доску и начал нарезать.

Полностью погрузившись в готовку, Ян Сяохай услышал шаги. Подняв голову, он увидел полную женщину.

— Юный друг, ты сегодня тоже рано встал, — сказала она, держа в руках новую мужскую одежду.

— Вынеси оставшийся с вечера тофу, будем есть с кашей, — сказал Ян Сяохай. Он был рад, что теперь у них есть остатки еды – это означало, что жизнь наладилась.

— Хорошо, — без возражений ответила женщина и послушно выполнила просьбу.

Когда каша и соленья были готовы, остальные тоже начали собираться за столом.

Ли Хован ушел уже давно, и все постепенно привыкали к его отсутствию.

Однако в душе у каждого была пустота, словно они потеряли опору. Без его указаний они не знали, что делать.

Никто не держал зла на Ли Хована за его резкие слова. Все они прошли через многое и не обижались на такие мелочи. Даже если бы он ругал их целый день, они бы просто посмеялись.

Но все видели, кому уход Ли Хована дался тяжелее всего.

С тех пор как он ушел, Бай Линмяо перестала улыбаться и отдалилась от всех, словно ледяная глыба.

Чунь Сяомань вздохнула и положила немного солений в миску Бай Линмяо. Все это время она спала рядом с подругой, боясь, что та сделает что-нибудь с собой.

Бай Линмяо взяла кусочек солений и начала медленно жевать.

— Госпожа Бай, — обратился к ней Лю Чжуанюань.

Бай Линмяо подняла голову, моргнула длинными белыми ресницами и спокойно спросила: — Глава Лю, что-то случилось?

— Мы уже довольно долго отдыхаем. Я думаю, труппе Лю пора снова выступать. Уборка урожая закончилась, крестьяне готовятся к зиме и у них есть время посмотреть спектакль.

— Хорошо. Но сегодня Лунный вечер. Может, отправимся в путь после праздника, глава Лю? Что скажете?

Глава Лю смущенно кивнул.

— Да, конечно.

На самом деле он хотел провести праздник середины осени со своей семьей вне деревни, чтобы не чувствовать себя неловко. Но раз Бай Линмяо так сказала, он не стал настаивать. За это время он узнал, что девушка потеряла всю семью, и этот праздник для нее будет тяжелым.

— Я могу испечь лунные пряники! — вызвался Ян Сяохай.

— Когда-то Лысый заставлял нас печь их каждый Праздник середины осени. Из всех послушников у меня получалось лучше и быстрее всех!

Заметив, что Чунь Сяомань подмигивает ему, Ян Сяохай осекся и, опустив голову, продолжил завтракать.

После завтрака Ян Сяохай достал формочки для лунных пряников. К счастью, в деревне Бай было все необходимое.

Пёс, притворяясь участливым, заглянул в кухню.

— Малыш, помочь тебе?

— Не нужно, я справлюсь один.

— Ладно, тогда вечером буду ждать угощения. Пойду с Гао Чжицзянем строить печь для обжига черепицы!

Ян Сяохай трудился весь день. Когда наступила ночь, в небе засияла яркая луна.

На столе разложили купленные у торговца сладости, фрукты и горку лунных пряников.

Любование луной не обходилось без вина. Из погреба принесли кувшин.

Сидя во главе стола, Бай Линмяо подняла чашу.

— Полная луна, полная семья, пусть все будет хорошо. Пусть все будет гладко и удачно. Желаю всем семейного счастья и благополучия!

Все переглянулись и, наконец, неуверенно подняли свои чаши, бормоча невнятные ответы.

Выпив, Бай Линмяо покраснела.

— Ну же, не только пейте, ешьте лунные пряники. Ученик Ян так хорошо их приготовил, они наверняка вкусные.

С этими словами она взяла пряник и откусила небольшой кусочек.

Видя, как все ведут себя осторожно, Бай Линмяо шмыгнула носом и улыбнулась.

— Совсем из головы вылетело! В такой вечер я забыла сменить подношения в храме предков. Ешьте, а я скоро вернусь.

Сказав это, она взяла тарелку с лунными пряниками и направилась к храму предков Бай.

Как только Бай Линмяо ушла, все облегченно вздохнули. Пёс с явным дискомфортом потянул воротник.

— Эх, вот так и проходит этот праздник…

— Вы ешьте, я пойду посмотрю, как она там, — сказала Чунь Сяомань и встала, собираясь идти за подругой.

Но Гао Чжицзянь схватил ее за руку и покачал головой.

— Пусть… пусть… пусть она побудет одна!

...

— Ешьте лунные пряники. Ученик Ян хорошо постарался, — сказала Бай Линмяо, расставляя пряники перед табличками с именами предков в храме.

Все таблички были новые, с именами всех жителей деревни Бай, независимо от возраста и пола.

Черные таблички с белыми надписями образовывали сплошную стену, словно давя на единственную оставшуюся в живых представительницу рода Бай.