Смятение

Смятение

Шаньшань, держа в руке бутылку газировки «Бэйбинъян», сидела рядом с Ань Сяоле на бордюре тихой аллеи университетского городка. Она наблюдала за подругой, которая молча смотрела в землю.

Эта непривычная тишина и задумчивость Сяоле заставили Шаньшань почувствовать укол сочувствия. Настоящая дружба — это когда ты всецело доверяешь человеку, принимаешь его таким, какой он есть, со всеми его странностями и недостатками.

Шаньшань считала, что Сяоле заслуживает лучшего, но не могла отрицать, что они с Му Божанем чертовски хорошо смотрятся вместе. Между ними определенно есть какая-то химия.

Когда они стояли у макета древнего здания, обнявшись, они выглядели так естественно и гармонично, что Шаньшань, как ни старалась, не могла найти в этой картине ни одного изъяна.

— Шаньшань, кажется, я снова влюбилась, — тихим, неуверенным голосом произнесла Ань Сяоле, нарушая молчание.

Шаньшань рассмеялась и покачала бутылкой с газировкой.

— Ань Сяоле, ты всегда была трусихой. В детстве боялась кататься на велосипеде и заставляла меня ходить с тобой пешком в школу каждый день, тратя на дорогу полчаса. Когда наконец научилась, все равно ездила как черепаха, чуть что — спрыгивала с велосипеда. Тебе нравится парень, но ты из-за своей робости предпочитаешь обманывать себя, причем уже четыре года, до такой степени, что сама поверила, будто тебе Му Божань никогда не нравился.

Сяоле тихо засмеялась. В ее голосе послышались слезы. В темноте аллеи, не освещенной фонарями, ее смех звучал особенно печально.

— А я вот не понимаю тебя, Ань Сяоле. Не понимаю, что ты находишь в этих своих исторических личностях, в этих ржавых железяках и бесцветных черепках. И не понимаю, как такая трусиха, как ты, могла спорить с учителем в школе и заступаться за одноклассника, которого обижали… Твое упрямство — для меня загадка. Долгое время я просто думала: «Мой лучший друг — странный и чудаковатый Водолей».

— Шаньшань, но ты же знаешь, что Овны и Водолеи часто влюбляются с первого взгляда. Наверное, ты влюбилась в меня, как только увидела, и поэтому мы обречены быть вместе, — Сяоле передразнила Шаньшань, обняв ее за плечи.

Шаньшань оттолкнула Сяоле, протянула ей салфетку и хихикнула:

— Водолеев Скорпионы в два счета очаруют. Если я не ошибаюсь, Му Божань — Скорпион.

Сяоле улыбнулась:

— Все эти гороскопы — просто статистика.

— Для кого-то встреча с определенным человеком — настоящее испытание судьбы, от которого не убежать. Раз уж не можешь избежать этого, просто иди вперед.

— Ты про себя и Лао Луаня? — сквозь слезы спросила Сяоле.

Ань Сяоле опустила голову и прижала руку к груди. Эти слова утешения, сказанные в свойственной Шаньшань манере, согрели ее душу. В этот момент Сяоле вдруг позавидовала Лао Луаню. Он так уверенно и открыто выражал свои чувства, каждый год признаваясь Шаньшань в любви в день ее рождения.

Они постоянно ссорились, и, возможно, их любовь не была похожа на голливудскую мелодраму, но зато они твердо стояли на ногах.

А вот Му Божань был слишком непредсказуем. Казалось, он всегда рядом, но в то же время Сяоле боялась, что он может внезапно исчезнуть без следа.

— Будь что будет, — сказала Сяоле, вставая и отряхивая с одежды травинки. Она снова решила спрятать голову в песок.

****************

Сяоле несколько дней избегала Му Божаня. Она рано уходила из дома и поздно возвращалась, а также уволилась из Макдоналдса.

Еще более странным было то, что даже Хо Нань, который обычно любил быть в центре событий, не пытался с ней связаться. Он только присылал сообщения каждый вечер, на которые Сяоле отвечала коротким «угу».

Первые два дня Му Божань постоянно ей звонил, но после того, как Сяоле сказала, что хочет побыть одна, он стал присылать ей сообщения: «Поела?», «Выпила таблетки?», «Спишь?»… Его сообщения приходили с такой же пунктуальностью, как сигналы будильника.

Шаньшань нашла Сяоле в самой дальней и обшарпанной аудитории университета. Та спокойно читала «Трактат об архитектурных методах».

Шаньшань плюхнулась рядом. Сяоле подняла голову, увидела подругу, слегка улыбнулась и снова уткнулась в книгу.

— Эй, почему ты уволилась из Макдоналдса? Разве ты не хочешь получить черную жемчужину? — Шаньшань чувствовала себя уязвленной. Сяоле была невозмутима, как всегда: спокойно читала, спокойно ходила на занятия, спокойно жила.

Сяоле замерла, перелистывая страницу, затем подняла голову и, посмотрев на Шаньшань, сказала:

— Я просто поняла, что не стоит гнаться за тем, что тебе не принадлежит. Каждому — свое.

— Но ты же всегда мечтала о черной жемчужине с Таити! Неужели тебе не жаль? — прошептала Шаньшань, облокотившись на стол.

— А ты разве не говорила, что жемчужины каплевидной формы приносят несчастье? Лучше не думать о них, — спокойно ответила Сяоле и, вздохнув, добавила: — Вся эта роскошь должна стоять в витрине магазина и радовать глаз. Мне нравится старинный фарфор эпохи Юань в музее, но я же не хочу им владеть.

— Почему? Почему ты не можешь им владеть? — Шаньшань не нравился такой прагматичный подход.

— Если бы у меня была ваза эпохи Юань, я бы боялась ее разбить, боялась, что ее украдут… Лучше пусть она стоит под стеклом в музее. Я могу прийти и полюбоваться ею в любое время, зная, что о ней заботятся специалисты. Этого достаточно.

Шаньшань не выдержала этих уклончивых ответов. Она развернула Сяоле к себе и сказала:

— Сяоле, что ты задумала? Прошла неделя. Му Божань каждый день ждет тебя у общежития. Целую неделю!

Шаньшань и сама начала нервничать из-за слов Лао Луаня. Она видела, как обычно холодный и сдержанный Му Божань молча провожал Сяоле взглядом по утрам и встречал ее вечерами. Он был похож на леопарда, подстерегающего добычу, готового в любой момент нанести решающий удар.

Они с Лао Луанем места себе не находили, а эти двое вели себя так, словно ничего не происходит. Это было просто невыносимо!

— Я знаю, — равнодушно ответила Сяоле.

— Ань Сяоле! — Шаньшань понизила голос, еле сдерживая гнев. Последние несколько дней в общежитии только и разговоров было, что о Сяоле и Му Божане. У Шаньшань уже ноги подкашивались от бесконечных расспросов. Сяоле же только улыбалась в ответ, ничего не объясняя, и все приставали с вопросами к Шаньшань. Любопытство — страшная сила!

Сяоле успокаивающе погладила Шаньшань по руке и сказала:

— Я просто не хочу жить как на иголках. Мне так некомфортно.

Шаньшань закатила глаза:

— А что для тебя комфортно?

Сяоле наклонила голову, на мгновение закрыла глаза, а затем, посмотрев на Шаньшань, сказала:

— Девяносто семь процентов хлопка и три процента лайкры.

— Что? — Шаньшань вытаращила глаза, снова чувствуя, что они с Сяоле говорят на разных языках.

— Приятно к телу, но не сковывает движений. Согревает, но не обжигает. Идеальный баланс, — раздался за их спинами приятный баритон, словно луч солнца, пробившийся сквозь утренний туман. Этот голос как нельзя кстати разрешил недоумение Шаньшань.

Ань Сяоле и Лю Шаньшань одновременно обернулись и увидели улыбающегося Фэн Шаоцана.

— Фэн Шаоцан, что ты здесь делаешь? — спросила Сяоле.

— Я здесь все время был, — Фэн Шаоцан указал на книгу в руках Сяоле. — Ты была так увлечена. Тебе нравится древняя архитектура?

Сяоле посмотрела на книгу и сказала:

— Я восхищаюсь Лян Сычэном.

— Нечасто встретишь девушку, которая увлекается такими книгами, — в руках у Фэн Шаоцана тоже был «Трактат об архитектурных методах».

— Да уж, такая скукотища! Мне вот совсем не нравится, — Шаньшань махнула рукой, понимая, что сегодня ей не удастся ничего узнать. — Лао Луань пригласил меня вечером погулять. Ты не забудь поужинать.

— Хорошо, — кивнула Сяоле.

*******

Сяоле сама не поняла, как согласилась пойти пообедать с Фэн Шаоцаном в пятую столовую. Возможно, ее подкупило предложение Фэн Шаоцана показать ей альбом чертежей архитекторов Лэй. Возможно, их объединяло восхищение Лян Сычэном. А может быть, ее просто очаровали глубокие познания Фэн Шаоцана в области древней архитектуры.

Они приятно беседовали за обедом, но внезапное появление двух человек нарушило их спокойствие.

Хо Нань и Му Божань почти одновременно сели рядом с Сяоле и напротив нее.

Фэн Шаоцан на мгновение замер, а затем, улыбнувшись, посмотрел на Хо Наня, который сиял, как начищенный самовар, и на Му Божаня, в чьих глазах горел зловещий огонь.

Сяоле онемела. Она только что увлеченно рассказывала о рельефах на каменных плитах, но теперь замолчала и, опустив голову, уставилась в тарелку с рисом, словно пытаясь найти там что-то интересное.

Му Божань кивнул Фэн Шаоцану, затем посмотрел на Хо Наня и сказал:

— Наш опекун, смотрю, совсем заскучал.

Хо Нань опустил палочки и, посмотрев на Му Божаня, ответил с привычной улыбкой:

— А у архитекторов, смотрю, сейчас мало занятий.

Фэн Шаоцан посмотрел на Хо Наня и, покачав головой, сказал:

— Хо Нань, ты как всегда язвителен.

Услышав это, Сяоле резко подняла голову и посмотрела на Фэн Шаоцана и Хо Наня.

— Мы раньше учились вместе, — коротко объяснил Хо Нань.

— Похоже, твой братец тебе ничего не рассказывал, — с легкой улыбкой сказал Фэн Шаоцан. — Мы с Хо Нанем учились в одном классе до второго класса старшей школы. Были чуть ли не заклятыми врагами. Потом он переехал с родителями, и вот, пожалуйста, снова встретились в университете.

Сяоле, хлопая глазами, воскликнула:

— Так это он был твоим соперником, с которым ты боролся за первое место?!

Му Божань улыбнулся и потрепал Сяоле по голове.

Хо Нань, прищурившись, посмотрел на Сяоле:

— Может, купить тебе еще одну куриную ножку? Ты что-то совсем мало ешь в последнее время.

Фэн Шаоцан посмотрел на растерянное лицо Ань Сяоле. В ее глазах, освещенных мягким светом ламп, плясали искорки. Ее круглые щечки казались такими милыми, что он невольно протянул руку и легонько потрогал ее за покрасневшую щеку.

— Ань Сяоле, пойдем, я покажу тебе восьмистропильную крышу с четырьмя опорными столбами и поперечными балками.

— С удовольствием!

— Не смей никуда идти!

— Я тоже пойду!

Три голоса раздались одновременно: радостный, мрачный и бесстрастный.