Глава 11

Несмотря на тревогу Кун Ся, ничего не произошло.

Чэн Ланцю взяла микрофон у Цзинь Яна, склонила голову и напела мелодию. Затем, улыбнувшись, она прислонилась к виноградной лозе позади себя, подняла голову к звездам на небе и поднесла микрофон ко рту.

Листая старые страницы,

Тоскуя, ища,

Думала, что увидела луч света,

Изо всех сил стремилась к нему.

Вечно смотреть вверх,

Вечно жаждать,

Мечтать облачиться в лунный свет.

Ждать случайного взгляда,

Исход, возможно, давно предрешен.

Небо и земля бескрайни, лунный свет холоден.

Почему ты впереди?

...

Чэн Ланцю спела песню.

Когда песня закончилась, Кун Ся моргнула. Раньше нее отреагировал Лю Цзунъян. Став фанатом Чэн Ланцю, он прослушал все ее песни и не помнил этой.

Значит, был только один вариант. Лю Цзунъян взволнованно закричал:

— Цю-Цю, это твоя новая песня, да?

Чэн Ланцю едва заметно улыбнулась и кивнула:

— Да, это моя новая песня, которая скоро выйдет.

В отличие от волнения Лю Цзунъяна, услышавшего живое исполнение своего кумира, Цзинь Ян выглядел совсем иначе. Это было не то «действие», которое он себе представлял. Он тихо пробормотал:

— Что? И это все приключение?

Но Кун Ся все прекрасно поняла. Для Чэн Ланцю это действительно было приключение, и Кун Ся даже немного разозлилась. Она не понимала, зачем Чэн Ланцю нужно было петь эту песню.

— Это утечка аудио, — спокойно заметила Фу Шэн.

— Ничего страшного. К тому времени, как этот выпуск выйдет в эфир, песня уже должна быть доступна онлайн, — Чэн Ланцю сделала паузу и посмотрела в камеру. — Я также верю, что друзья, которым я нравлюсь, все равно захотят поддержать мою песню.

После таких слов Чэн Ланцю остальным нечего было добавить. Кун Ся с самого начала знала, что у Чэн Ланцю хорошее происхождение и уверенность в себе. С самого начала ее цели отличались от целей большинства людей в индустрии. Песня была ее собственной, она написала ее, когда захотела, и спела, когда захотела. Возможно, ее совершенно не волновали возможные проблемы с авторскими правами и коммерческий успех.

Кун Ся зря беспокоилась за Чэн Ланцю.

Чэн Ланцю села. Бутылка минеральной воды в центре круга снова начала вращаться. Кун Ся отодвинула свой стульчик подальше от Чэн Ланцю, и место рядом с ней сразу опустело.

Подул ночной ветер, принеся с собой прохладу.

Пустота рядом с Чэн Ланцю сохранялась недолго. Лю Цзунъян, немного робея, постепенно придвинулся к своему кумиру. У него не было столько мыслей и опасений, как у Кун Ся, поэтому, если у него возникали сомнения, он спрашивал напрямую.

— Цю-Цю, хотя ты и веришь фанатам, но... я имею в виду, если вдруг... некоторые люди сделают нарезку из этого выпуска, это будет равносильно тому, что ты сама выложила свою новую песню в открытый доступ. Все будут слушать пиратскую копию... А я обязательно куплю лицензионную, обещаю!

Лю Цзунъян сумбурно наговорил кучу всего. Он не хотел так говорить, но язык словно завязался узлом. Теперь он лишь надеялся, что его учитель китайского языка ни в коем случае не увидит этот выпуск.

К счастью, Чэн Ланцю поняла, что он хотел сказать.

— Конечно, какое-то влияние это окажет, но я пишу песни, чтобы их слушали. Ничего страшного. Я просто... — Чэн Ланцю на мгновение горько усмехнулась.

— Просто что? — допытывался Лю Цзунъян.

Чэн Ланцю взглянула на Кун Ся. Та пристально смотрела на вращающуюся бутылку в центре.

— Просто... я написала эту песню для одного человека. Если бы я просто выпустила ее по плану, я знаю, она бы ее не послушала, — Чэн Ланцю покачала головой и тихо сказала: — Но теперь, по крайней мере, она ее услышала. Мое желание исполнилось.

Лицо Лю Цзунъяна раскраснелось от выпитого. Была глубокая ночь. Ночной ветер, смешанный с пением цикад, превратил его мысли в кашу. Он понимал каждое слово Чэн Ланцю, но его застывшее сознание с трудом улавливало логику.

Чэн Ланцю закончила говорить. Лю Цзунъян промычал «о» и подсознательно кивнул.

Чэн Ланцю опустила голову и улыбнулась, напомнив ему:

— Бутылка снова указала на тебя.

Лю Цзунъян рассеянно встал. Микрофон передали ему. Цзинь Ян больше не дал Лю Цзунъяну шанса выбрать «правду» и сразу определил для него тему «действия», подначивая его продекламировать скороговорку «Перечисление названий блюд», чтобы проверить его актерские навыки.

Лю Цзунъян совершенно не помнил, какие блюда были в этой скороговорке. Он хотел было отказаться, но Цзинь Ян поднес к нему телефон, чтобы он читал с экрана. Увидев знакомые иероглифы, Лю Цзунъян почувствовал, как сработала мышечная память, выработанная в школе.

Под стрекот цикад раздался юношеский голос Лю Цзунъяна:

— Я угощу вас: барашек на пару, медвежья лапа на пару, олений хвост на пару, жареная утка, жареный цыпленок, жареный гусенок...

Они шумели еще долго. Когда все устали и захотели спать, вечеринка сама собой подошла к концу. Кун Ся выпила немного лишнего и, поднимаясь по лестнице, невольно пошатнулась. Кто-то поддержал ее. Кун Ся обернулась — это была Чэн Ланцю.

Хорошо, что это не кто-то посторонний. Кун Ся спокойно оперлась на плечо Чэн Ланцю и позволила ей шаг за шагом дотащить себя до комнаты.

Дверь закрылась, отгородив их от камер. Кун Ся без всяких манер рухнула на кровать. Она увидела, как Чэн Ланцю вздохнула.

Эта сцена напомнила Кун Ся ее мать. В далеких воспоминаниях лицо отца уже стерлось. Кун Ся помнила лишь множество вечеров, когда отец, шатаясь, возвращался домой, пахнущий алкоголем, и плюхался на диван. В такие моменты ее мать стояла в дверях, холодно смотрела на него, а потом тяжело вздыхала.

Кун Ся хихикнула. Та сцена была точь-в-точь как сейчас.

Но Чэн Ланцю отличалась от матери Кун Ся. Она не смотрела на Кун Ся холодно, но пьяная Кун Ся не могла этого различить. Так продолжалось до тех пор, пока Чэн Ланцю не подошла и не помогла Кун Ся снять обувь.

Кун Ся смотрела на человека перед собой. Образ Чэн Ланцю постепенно слился с образом матери. Она села и, обняв Чэн Ланцю за шею, ласково потерлась о нее.

Конечно, она не заметила, что Чэн Ланцю, к которой она прижималась, на мгновение застыла.

— Я хочу хого, — пробормотала Кун Ся на ухо Чэн Ланцю.

— Мгм, хорошо, поедим хого, — согласилась Чэн Ланцю, помогая Кун Ся снять кофточку.

— Я хочу основу, которую ты сама приготовишь! — Кун Ся все еще была недовольна и пару раз дрыгнула ногами.

— Хорошо, я сама приготовлю, но сначала ты должна принять душ, — Чэн Ланцю колебалась лишь мгновение, прежде чем протянуть руку к подолу футболки Кун Ся.

— Ты что делаешь? — Кун Ся вдруг прикрыла одежду. Образ матери перед глазами рассеялся, и она ясно увидела, что разговаривает с Чэн Ланцю.

Чэн Ланцю замерла, а затем тихо рассмеялась.

— Раз проснулась, не притворяйся. Быстро иди в душ.

Кун Ся встала, расправила складки на одежде и босиком, пошатываясь, направилась в ванную.

Как она могла так напиться?

Она только что приняла Чэн Ланцю за маму?

Она ведь не назвала Чэн Ланцю мамой?

Не может быть?

Кун Ся погрузилась в сомнения. У нее были все основания полагать, что завтра, когда она протрезвеет, Чэн Ланцю обязательно будет смеяться над ней из-за этого. Эта женщина даже не заботилась о своих авторских правах, на что она только не способна?

— Тебе нужна помощь? — внезапно раздался за спиной голос Чэн Ланцю. Кун Ся вздрогнула от испуга.

Сейчас она не могла слышать голос Чэн Ланцю. Не оборачиваясь, Кун Ся могла представить, что Чэн Ланцю наверняка стоит, скрестив руки на груди, и наслаждается ее замешательством, с той самой привычной легкой улыбкой на лице. Улыбкой, которая вовсе не была нежной, как легкий ветерок, а словно нарочно заставляла чувствовать себя униженным.

— Не нужна! — Кун Ся с силой захлопнула дверь ванной.