Глава 3.1: Возвращение домой

— Вот это ты губу раскатал!

Впрочем, Шэнь Цзе прикинул его возраст: еще через пару месяцев он пройдет обряд совершеннолетия, и тогда уже будет самое время подумывать о женитьбе.

Он усмехнулся:

— А твой отец-князь в курсе твоих мыслей?

— В курсе.

Янь Линь изящным движением вращал запястьем и небрежно щелкал кончиком плети; меж тем у его пояса висел меч, и весь его облик излучал беспечную удаль в тот момент.

Впереди возвышались неприступные дворцовые чертоги.

Он сперва снял с себя меч и лишь после этого сказал:

— Отец говорит, что в доме Цзян из поколения в поколение чтут книги и поэзию. К тому же господин Цзян занимает важный пост заместителя министра в ведомстве финансов. В годы восшествия императора на престол именно он тайно переправил господина Се в столицу, что тоже можно счесть заслугой, и к тому же они друзья. А она — дочь рода Цзян, да еще и законнорожденная. Между нами это почти можно назвать равным браком. Вот я и решил: как только в ноябре пройду обряд совершеннолетия, сразу попрошу кого-нибудь посвататься от моего имени.

— Парень, обычно ты и внимания не обращаешь на столичных повес, а уж коли какие знатные барышни и благородные девушки пытаются тебя обольстить, ты и вовсе отворачиваешься. Я-то думал, что ты еще слишком юн, не интересуешься сердечными делами, вот и держишься от всего в стороне, живешь в чистоте и воздержании. А выходит, ты заранее все рассчитал. И ведь ни за что бы не подумал!

Шэнь Цзе призадумался, и лишь теперь начал кое-что понимать.

— Но ведь вчера, даже в пьяном виде, я не позволил себе ничего неприличного. Разве что утром, проснувшись, невзначай коснулся ее плеча — и только. А ты уже поспешил сообщить мне, что она барышня из благородного дома, и вдобавок заявил, будто собираешься жениться на ней. Янь Линь, не чересчур ли рьяно ты опекаешь ее?

Как говорится, «жена друга неприкосновенна». В словах Янь Линя скрывалась не только забота и напоминание Шэнь Цзе: с барышней следует держать почтительную дистанцию. То была и явная, недвусмысленная печать: мол, Цзян Сюэнин принадлежит к его кругу, она под его покровительством, и другим и в мыслях не стоит бросать на нее взгляды.

Юношеская задумка, вскрытая столь прямолинейно, заставила даже красивое лицо Янь Линя чуть залиться краской. Однако его голос, напротив, зазвучал громче прежнего, словно этим можно было заглушить смущение:

— Ну и что, если опекаю? Я этого хочу!

Вот так, нагло и безоговорочно. Шэнь Цзе не удержался и рассмеялся.

Они оба остановились перед главными воротами Императорского дворца.

Янь Линь сдал меч и вместе с Шэнь Цзе направился вправо, к вратам Великого Совета, а оттуда — к залу Вэньхуа.

Ныне на троне сидел его брат, нынешний государь Шэнь Лан, взошедший на престол четыре года назад.

Во все времена смена власти была делом смертельно опасным. Год воцарения Шэнь Лана не был исключением.

Прежний император в старости впал в помрачение: он заключил Шэнь Лана во дворце и, того хуже, в бреду вознамерился отправить его в удел. В тот момент вельможи оказались в полном замешательстве.

На счастье, тогда в столицу прибыл Се Вэй, словно явившись из ниоткуда. Сначала он сумел укрепить позиции Шэнь Лана в столице, а затем привел ко двору искусного врача, и император пошел на поправку. И только после этого прежний император обнародовал посмертный указ, передававший трон третьему принцу Шэнь Лану.

Се Вэй, известный под псевдонимом Цзюань*, происходил из знатного рода Се в Цзинлине, о котором упоминалось в стихах: «Ласточки из чертогов Ван и Се, что знава́ли в старину».

П.р.: *В знач. «человек с утонченной красотой и изяществом».

Однако к настоящему времени род Се уже почти полностью пришел в упадок.

В двадцать лет он сдал государственный экзамен на высшее академическое звание и был принят в Ханьлиньскую академию. Однако вскоре из Цзинлиня пришла скорбная весть: мать Се скончалась у себя дома. Тогда Се Вэй, по велению сыновнего долга, отбыл в родные края и провел там три года траура, преданно соблюдая обряды памяти.

Три года спустя, когда ему исполнилось двадцать три, он тайно возвратился в столицу и как раз застал великие события.

За короткое время он сумел удержать разбушевавшееся течение истории, остановить волну, грозившую низвергнуть все вокруг, и помочь Шэнь Лану беспрепятственно взойти на престол. С того времени он вместе с монахом Юаньцзи стал одним из тех, кому новый государь доверял более всего.

Пусть он не имел никакой реальной должности, однако ему был пожалован титул наставника наследного принца.

Но поскольку во дворце давно не рождались сыновья, наставлять ему приходилось вовсе не наследника, а самого императора. Так что, хотя официального звания «учитель государя» он не носил, по сути именно он и был тем самым учителем.

В последнее время осень приносила похолодание, и Шэнь Лан все чаще ощущал недомогание. Несколько раз он тайно призывал в чертог трех главных министров из состава кабинета. О чем именно шли речи, никто не ведал.

С начала прошлого месяца Шэнь Лан издал указ призвать во дворец некоторых юных представителей императорского рода, чтобы они вместе с ним посещали ежедневные лекции в зале, — среди них оказались несколько его братьев и сам Шэнь Цзе.

Когда Янь Линь вместе с Шэнь Цзе подошли к залу Вэньхуа, лекция была в разгаре.

У дверей стоял главный дворцовый евнух Хуан Дэ. Завидев обоих, он тотчас поспешил навстречу, низко склонился и торопливо зашептал:

— Ваше высочество, молодой княжич, как же это вы сегодня так поздно? Уже минуло две четверти часа, а если войдете сейчас, вас непременно заметит господин наставник!

Вчера вечером за вином и весельем кто же помнил о том, что сегодня следовало быть на утренней лекции?

Шэнь Цзе и Янь Лин встретились взглядами, и оба ощутили головную боль.

Учитель Се Вэй всегда держался в равной мере строго и великодушно, и люди говорили о нем: «Он хранит в себе отголоски древних мудрецов». Но вместе с тем от его глаза трудно было утаить даже песчинку.

В прошлый раз даже удостоенный особого благоволения императора князь Яньпин опоздал всего на полчетверти часа и хотел было незаметно проскользнуть к дверям, как Се Вэй увидел его и прямо при всех вызвал к ответу, велев тут же наизусть воспроизвести вчерашнюю «Речь о партийных группировках».

А юный князь, больше склонный к забавам, чем к учебе, и в памяти-то ничего не удержал. Так и стоял, мямля и краснея, пока его щеки ни залились ярким румянцем.

Се Вэй и не подумал сердиться: напротив, с кроткой улыбкой попросил князя вернуться на место, мягко заметив, что, возможно, вчера он излагал урок слишком сложно, и потому запомнить оказалось трудно, так что ответственность он великодушно принял на себя.

Князь Яньпин, сев на свое место, и впрямь испытал величайший стыд.

Вернувшись в тот же день в свой дворец, он до глубокой ночи сидел при свете лампы за книгами, а наутро явился в зал Вэньхуа без малейшего опоздания и не только без запинки продекламировал «Речь о партийных группировках», но вдобавок выучил и «Наставление Тайцзуну о десяти предостережениях», чем вызвал у всех немалое изумление.

С той поры он и воспрял духом, и стал прилежно заниматься.

Впрочем, посрамиться ему было не так страшно, ведь князю Яньпину тогда исполнилось всего лишь четырнадцать лет, и в случае чего он всегда мог оправдаться тем, что остается еще ребенком, не сведущим в делах.

Но вот Янь Линю и Шэнь Цзе уже давно не пристало прикрываться подобным, ибо возраст у них был уже немалый, и лицо потерять никак не хотелось.

Теперь же, стоя у дверей зала Вэньхуа и слушая доносящееся изнутри приглушенное чтение и рассуждения, оба ощутили, как по спине пробежал холодок, и даже волосы на голове словно зашевелились — так не по себе им стало.

К счастью, на выручку пришел догадливый Хуан Дэ. Помедлив, он подсказал:

— Господин наставник всегда привык действовать сразу: если уж взыщет, то на месте, а спустя время к делу больше не возвращается и прошлых проступков никому не поминает. А нынче Управление по делам дворца преподнесло редкий старинный цинь, и государь передал его господину наставнику. Чуть позже, в перерыве между лекциями, он наверняка захочет испытать инструмент. Господин наставник обожает игру на цине. Не лучше ли будет, если ваше высочество и молодой княжич немного подождут, а уж когда наставник возьмется за струны, тогда и войдете? Авось так все и сойдет благополучно.

Шэнь Цзе и Янь Линь будто нашли свое спасение и поспешно склонились в благодарственном поклоне:

— Благодарим вас, почтенный отец Хуан!

Сказав это, они незаметно отошли к боковому залу и там затаились в ожидании.

***

Цзян Сюэнин не могла даже вообразить, что именно ожидало Янь Линя и Шэнь Цзе в этот час во дворце, где они должны были присутствовать на ежедневных лекциях при дворе.

Когда оба они удалились, она тоже вскоре отправилась обратно в родовое поместье.

Улицы и переулки столицы, большие и малые, в ее детские годы были исхожены вдоль и поперек. Лишь выйдя из постоялого двора, она сперва испытала какое-то чужое, незнакомое ощущение, словно город несколько изменился и она потеряла верное направление. Но стоило ей пройти несколько шагов, как память постепенно ожила, и очень скоро дорога к дому Цзян вновь показалась ясной и знакомой.

Улицы бурлили непрестанным движением толпы. Улыбчивые торговцы во все горло зазывали покупателей, нахваливая свой товар. Совсем юные дети, размахивая сахарными фигурками на палочках, весело носились друг за другом, шумно играя…

Все вокруг лучилось самым обыкновенным, земным, живым дыханием будничного мира; вся эта пестрая суета обдавала ее, словно легкий ветерок, и, коснувшись ее бровей и ресниц, постепенно развеяла внутреннее напряжение. Постепенно тело, до этого сдержанное и словно скованное, начало расслабляться, и только тогда Цзян Сюэнин в полной мере ощутила: ее новое рождение действительно произошло, оно реально, и не похоже на смутный, зыбкий сон, каким казалось, когда она находилась рядом с Шэнь Цзе и Янь Линем.

Теперь она была не императрица. И ей не нужно было вечно томиться в четырех глухих стенах дворца Куньнин.

Шагая по улице, Цзян Сюэнин ощущала себя рыбой, вернувшейся в родную воду: даже походка ее стала легкой, и в ней появилась непринужденная стремительность.

Родовое поместье Цзян стояло в переулке Хуайшу, идти туда было недалеко, и вскоре перед ее глазами возникли высокие ворота, окрашенные в густой алый цвет.

Правду сказать, особой привязанности к дому Цзян она в душе не питала.

Ведь в столицу она вернулась лишь в четырнадцать лет, а до того все время жила в имении под Тунчжоу, где ее воспитывала наложница отца, Цзян Боя, по имени Вань Нян.

Родная же мать всегда повторяла, что так ее попросту «загубили воспитанием».

История рождения Цзян Сюэнин и в самом деле была несколько сложной.

Она была дочерью законной супруги отца, госпожи Мэн. Но случилось так, что именно тогда, когда госпожа Мэн носила ее под сердцем, отношения между ней и наложницей Вань Нян оказались напряженными и неспокойными.

Вань Нян же, уроженка Янчжоу, когда-то принадлежала к числу так называемых «тонких лошадок» и впоследствии была подарена ее отцу. Со временем он возвысил ее до положения наложницы и даровал немалое расположение. К тому же в тот период и она сама была беременна.

По словам Вань Нян, именно госпожа Мэн будто бы подстроила случайную ошибку и собиралась отправить ее в загородное поместье.

Но Вань Нян тоже не принадлежала к числу тех, с кем легко сладить.

Увидев, что ее удел быть сосланной в поместье под Тунчжоу уже предрешен, Вань Нян решила: раз уж так, то лучше уж пойти ва-банк. И в ту ночь, когда и она, и госпожа Мэн разом рожали, а в доме стояла смута и суматоха, она решилась на страшное: подменила новорожденных девочек, поменяв свою дочь и дочь законной супруги местами.

С той поры ее собственная дочь в одно мгновение превратилась в законнорожденную барышню дома Цзян, окруженную шелками и драгоценностями, воспитанную в благородных правилах, с почтительным именем Цзян Сюэхуэй.

А дочь госпожи Мэн отправилась вместе с Вань Нян в загородное поместье, где росла среди полей и вольных ветров, не зная ни малейших предписаний, положенных воспитанию великосветской девицы.