Глава 4: Многоножка

No.10

Наконец брат ответил мне. Его голос звучал слабо и устало:

— Братишка… ты не думай лишнего, брат немного устал, посплю и всё пройдёт…

Я задумался, мне было очень неспокойно. Я спросил:

— Брат, у тебя случайно не жар? Может, выйдешь умыться?

Брат отверг моё предложение:

— Не волнуйся, братишка, всё в порядке… Будь умницей, иди спать, завтра утром брат приготовит тебе поесть…

Голос брата затих, казалось, он погрузился в глубокий сон.

Я ошеломлённо постоял у двери некоторое время, затем вернулся на кровать в гостиной.

Только забравшись на кровать, я запоздало почувствовал, что подошвы ног липкие. Я посмотрел на ступни и, конечно же, обнаружил на них много грязи.

Когда брат протирал пол, он разлил много воды. Цементный пол и так трудно отмыть дочиста, особенно если его, похоже, давно не мыли. Брат протёр его всего два раза и не вытер насухо.

Я снова поднял голову и посмотрел на мебель, которую только что протирал брат, — вся она была мокрой.

Я шмыгнул носом — даже воздух в комнате был влажным.

Я взял тряпку для ног, вытер ступни и выключил свет.

Сквозь щель под дверью во внутреннюю комнату я видел, что в комнате брата тоже царит темнота.

Лунный свет проникал через окно, бросая мертвенно-бледные блики на изножье моей кровати.

Я лежал на спине, глядя в потолок, и на какое-то время задумался.

No.11

Почему-то вспомнилось детство. Тогда мои родители были ещё живы, и они очень хорошо ко мне относились.

Когда они уходили, оставляя меня одного дома, я часто выносил маленький стульчик и сидел у двери, греясь на солнце.

Однажды мимо моего дома проходил брат. Увидев меня, он, кажется, очень удивился.

Он открыл калитку и вошёл во двор. Мне тогда было шесть лет, и я с недоверием смотрел на брата.

Брат достал из кармана конфету и, улыбнувшись так, что показались белые зубы, спросил:

— Малыш, у меня есть конфета, будешь?

Я мельком взглянул на конфету в его руке — обычная фруктовая карамелька в красной обёртке с большим иероглифом «счастье».

Я промолчал. Брат, решив, что я стесняюсь, сам вложил конфету мне в руку и бодро сказал:

— Ешь, не стесняйся! Я её только что на застолье взял!

Я поднял голову, сердито посмотрел на него и одним движением отбросил конфету в сторону.

— Эй?! — воскликнул брат, но быстро успокоился.

Кажется, с самой первой встречи у брата был очень хороший характер.

Он по-взрослому похлопал меня по голове:

— Ну ты даёшь…

Затем он сам поднял конфету с земли, развернул обёртку, положил карамельку в рот и, не забыв похвастаться, высунул мне язык.

Оранжевая фруктовая карамелька устойчиво лежала у него на языке.

Я по-прежнему оставался безучастным. Брат больше не стал меня задирать, помахал мне рукой и ушёл.

Тогда одиннадцатилетний брат беззаботно слонялся по улицам, а шестилетний я сидел дома за оградой, словно канарейка в клетке.

No.12

Позже брат стал часто появляться передо мной. Я понимал, что, должно быть, очень ему нравлюсь, хотя и не понимал, откуда взялась эта симпатия.

Он всегда стучал в окно нашего дома, когда родителей не было, и просил меня открыть ему дверь.

Сначала я его игнорировал, просто стоял в комнате и пристально смотрел на него.

Он улыбался мне во весь рот, совсем не сердился и сам по себе рассказывал мне то, что считал интересным: как он выиграл у кого-то в шарики, как проучил какого-то непослушного ребёнка, как Сяо Инцзы поцеловалась с Эрмао…

Потом он пришёл снова и на этот раз принёс что-то поесть.

Брат сказал, что это цзяньбин, который испекла его мама.

Я раньше никогда не ел цзяньбинов и даже не видел их.

Я ел только рис, пампушки, пельмени…

Брат помахал блинчиком и откусил кусочек.

Блинчик захрустел — «ка-ча, ка-ча».

Брат облизнул губы и со вздохом сказал мне:

— Как сладко…

Я тут же побежал на кухню и открыл дверь.

Брат давно разгадал мои намерения. Как только я распахнул дверь, он присел на корточки, обнял меня, покружил на месте и с торжеством сказал:

— Ха-ха, наконец-то вышел!

Я обхватил его за плечи и спину, не сводя глаз с блинчика в его руке.

Он с трудом удерживал меня одной рукой, а другой протянул мне цзяньбин.

Когда я взял его, блинчик был ещё тёплым. Я откусил кусочек, и тут же посыпалось множество крошек.

Я подержал его во рту — он и правда был сладким.

Я невольно улыбнулся, прищурив глаза.

Брат смотрел на меня сияющими глазами. Он отнёс меня во внутреннюю комнату, посадил на диван, присел передо мной на корточки и стал поддразнивать:

— Малыш, улыбнись брату ещё раз…

Я закатил глаза и продолжил есть цзяньбин.

Брат не сводил с меня глаз, пока я не доел.

Он ущипнул меня за щёку и спросил, хочу ли я ещё в следующий раз.

Я кивнул.

— Тогда скажи мне, как тебя зовут, — добавил брат.

Я на мгновение задумался и в конце концов, ради цзяньбина, выдал своё имя.

— Меня зовут Ли Кань, — сказал я ему.

Брат моргнул. Очевидно, он не знал, какой именно иероглиф «Кань» в моём имени.

Я повернулся, вытащил маленький рюкзачок, достал из него тетрадь, открыл её и показал брату своё имя.

Брат понимающе кивнул, снова похлопал меня по голове и сказал, что понял и запомнил.

— Угу, — промычал я.

Брат провёл со мной весь день. Он ушёл незадолго до возвращения моих родителей, наказав мне запереть дверь и не впускать незнакомцев.

Я не ответил, просто пристально смотрел ему в лицо.