Глава 13. Глупышка

Гу Чжихэн считал, что вода не горячая, потому что он привык.

Он был мужчиной, разве его кожа могла сравниться нежностью с кожей Цяо Ань?

Цяо Ань была очень полной, но кожа у нее была белая и нежная. Гу Чжихэн держал ее ступни и чувствовал, какие они нежные и мягкие, нежнее и глаже, чем тофу. Его движения невольно стали мягче.

Цяо Ань словно витала в облаках, забыв даже, что делает.

Она посмотрела на Гу Чжихэна, потом опустила взгляд и увидела, как его теплые ладони держат ее пухленькие ножки, иногда массируя подъем стопы.

Цяо Ань совершенно потеряла голову и уже не чувствовала жара.

Ее белое пухлое лицо залилось румянцем, она была одновременно рада, встревожена и немного напряжена.

Гу Чжихэн довольно долго мыл ей ноги, непрерывно растирая их, пока ступни не покраснели. Только тогда он отпустил ее ноги.

Он как раз собирался найти сухое полотенце, чтобы вытереть капли воды с ее ног, как увидел, что Цяо Ань вся покраснела: лицо, шея, уши, даже тыльная сторона ее пухлых рук была красной.

Он вдруг улыбнулся, легонько ущипнул Цяо Ань за мочку уха и поддразнил:

— Глупышка.

Он тут же отпустил ее и пошел в ванную за полотенцем.

Цяо Ань сидела как в ступоре. Она дотронулась до своего уха и почувствовала, какое оно горячее, словно вот-вот загорится.

Нет, ей было жарко всей, будто она вся горела.

Она почувствовала, что одежда промокла, особенно на спине, капли пота стекали по позвоночнику.

Гу Чжихэн вышел с полотенцем и увидел, что Цяо Ань выглядит так, словно ее только что вытащили из воды.

Он удивленно поднял бровь:

— Так жарко?

Он всего лишь сходил за полотенцем, сколько времени это могло занять? А она уже вся вспотела.

Цяо Ань не смела смотреть на него. Она же толстая, конечно, она легко потеет.

К тому же вода была горячей, а он так с ней обращался… Она нервничала и боялась, естественно, пот лился ручьем.

Но как она могла сказать об этом Гу Чжихэну?

— Не жарко, не жарко, — поспешно замахала она руками. — Совсем не жарко.

Она протянула руку, собираясь взять полотенце из рук Гу Чжихэна.

Раздался стук в дверь: тук-тук-тук. Цяо Ань быстро посмотрела в сторону двери. Кто бы это мог быть в такое время?

— Я открою, — Гу Чжихэн отдал полотенце Цяо Ань.

Пришли Чжун Хун и Се Фэн. Они привели с собой и сына, Сяо Чжи.

К тому времени, как они вошли в гостиную, Цяо Ань уже вытерла ноги полотенцем и вылила воду после ванночки.

— Садитесь, располагайтесь, — Цяо Ань указала на диван в гостиной.

— Сестрица, мне очень жаль из-за сегодняшнего происшествия, — с виноватым видом сказал Се Фэн. Он потянул за собой Чжун Хун, стоявшую позади, намекая, чтобы она тоже что-нибудь сказала.

Чжун Хун отвернулась. Извиняться перед какой-то толстухой? Ни за что.

Она не сделала ничего плохого. Виновата была Цяо Ань. Какое право она имела рассказывать о том, что Чжун Хун обидела ребенка? Просто лезла не в свое дело.

Если бы Се Фэн не сказал, что если она не пойдет извиняться, то может возвращаться к себе домой, в деревню, она бы ни за что не пришла к Цяо Ань.

Что хорошего в деревне? Свекровь ее не любит, только и знает, что придирается, говорит, что она целыми днями не работает и по дому ничего не делает.

Чжун Хун молчала. Се Фэн покраснел от злости и замахнулся рукой:

— Чжун Хун, ты жить спокойно не хочешь?

— Ладно, я извинюсь, хорошо? Это моя вина, — Чжун Хун уперла руки в бока. — Я извинилась, теперь можно идти?

Сказав это, она сердито направилась к выходу. Подойдя к двери, она повернула ручку и дважды пнула деревянную дверь ногой.

После ее ухода атмосфера в гостиной стала еще более неловкой.