Не успел Чжухо опомниться, как ворон уже стоял на столе. Он стоял, не шевелясь, и из его глаз лились слезы.
— Это можно сделать.
— Это не так.
— Еще есть время.
— Мне плевать на время.
— Все в порядке.
— Кар! Кар! Кар!
С ним было невозможно общаться. При звуке его упрямого карканья Чжухо не мог ничего сделать, кроме как рассмеяться.
— Не смей смеяться!
— Ха-ха!
Ворон нервно царапал книгу своими когтями. На серой обложке появились потертости. Серая обложка была словно в шрамах.
— Черт, у тебя и денег-то нет, а ты смеешь портить чужие вещи.
Игнорируя Чжухо, ворон продолжал рвать книгу на части. Звуки раздираемых страниц эхом наполнили комнату. Все это было немного жутковато, но Чжухо не стал его останавливать.
Ворон продолжал сердито рвать книгу на части, пока больше нечего было рвать. Отступив, он встряхнулся. Выпало еще одно перо.
— Чего ты добиваешься? — спросил его Чжухо. Ворон не ответил на вопрос. Вместо этого он сказал другое:
— Ты хочешь, чтобы я узнал.
— Что узнал?
— Как ты написал это. Как все задумал. Ты хочешь, чтобы я поверил тебе на слово.
— Разве я говорил об этом?
— Читатели интерпретируют написанное так, как им вздумается. Они не будут пытаться понять тебя.
— Это естественно.
— Ты такой всезнайка. Это начинает раздражать.
— Я счастлив.
— Ты лжешь.
— Ты мне не веришь? — улыбаясь, поинтересовался Чжухо. — Смысл трудов писателя заключается в том, чтобы его работы читали. Книга состоит не только из бумаги и букв. Без читателей моя история никогда не будет завершена. Я так благодарен им и тому факту, что мое творчество для кого-то из них становится поворотным моментом, в то время как для других оно — развлечение от скуки. В этом и состоит радость быть писателем. Это счастье, которое ты получаешь оттого, что ты писатель. Разве можно ненавидеть то, что делает тебя счастливым?
Ворон посмотрел на Чжухо своими темными блестящими глазами:
— Ты лжешь!
Он не верил сказанному до конца. Чжухо понимал ворона. Он сам был таким в прошлом. Их недоверие было взаимным.
— Я ненавижу тех, кто говорит со мной свысока. Тех, кто сомневается во мне. Тех, кто обвиняет меня. Тех, кто притворяется, что знает меня. Тех, кто осуждает меня. Тех, кто говорит мне, что я не прав. Я ненавижу их. Я ненавижу, что эти люди так беззаботно ждут выхода следующей книги. Я ненавижу тех, кто говорит, что никому нет дела до того, о чем я думаю. Их не волнует ни боль, через которую я прошел, пока писалась эта книга, ни боль, через которую я пройду, когда будет писаться следующая. Они видят только результат. Они видят только его часть, — прокаркал ворон надтреснутым голосом. — Кар! — пронзительно закричал он в следующий миг.
— Я пишу, потому что мне это нравится.
— Пока ты показываешь это другим, ты никогда не будешь полностью свободен от их суждений.
— Книги — это и есть свобода.
— Слабые не смогут вынести подобной свободы.
— Я не слабый.
— Все люди слабы по своей природе.
— Все вороны сильные?
— Я сильный.
Это противостояние затягивалось. Чжухо начал покрываться холодным потом, у него закружилась голова. Он больше не мог разобрать, кто что говорит. Из монитора лился свет, и даже в этом свете ворон оставался верен своему цвету, будучи бездонно черным.
«Что произойдет, если я дотронусь до него? Что станется с моей рукой?» — подумал он.
Ворон снова раскрыл свой черный клюв:
— Все должны читать твои слова и восхвалять меня.
Услышав такое глупое пожелание, Чжухо рассмеялся:
— Я продолжу писать, если найдется хотя бы один читатель.
В комнате воцарилась звенящая тишина. Чжухо медленно встал и открыл окно. Ни одного дуновения ветерка. Ничто не входило в комнату, ничто из нее не выходило. Воздух, его дыхание — все застыло в этот момент. Чжухо и ворон были единственными движущимися объектами в комнате.
— Наверное, мы так и продолжим спорить об этом.
С того момента, как он увидел ворона, это стало неизбежным. Чжухо понял, что от этого никуда не деться, поскольку он признал его существование.
Чжухо взъерошил волосы на голове. Спор с безымянным вороном отнял у него много сил.
Обе стороны отчаянно сражались, доказывая свою правоту. Чжухо почувствовал замешательство:
— Постой-ка, кто же одержит победу в нашем споре? Тот, кто сдастся первым, или тот, кто останется?
Что произойдет в тот момент, когда птица одержит над ним верх?
— Мы слишком разные, — каркнул ворон. Два совершенно разных существа беседовали в одном и том же пространстве.
— Да, слишком разные, — повторил за ним Чжухо. И тут же зашелся в смехе, который так ненавидел ворон.
Не в силах одержать верх разъяренный ворон расправил крылья, сметая листы из книги.
С улицы налетел порыв ветра, достаточно сильный, чтобы Чжухо пошатнулся. В комнату через окно устремился свежий глоток воздуха.
«Движение ветра, — подумал Чжухо, закрыв глаза. — После ветра ничего не останется. Ни ворона, ни клочков бумаги, ни книги на полу — ничего».
— Чжухо, поешь фруктов.
Чжухо открыл глаза. Он сидел на своем стуле в комнате, а его мать стояла на пороге, открыв дверь. Чжухо посмотрел на нее расфокусированным взглядом.
— Почему у тебя так темно в комнате? Глаза совсем испортишь. Не сиди слишком долго за монитором. Время от времени разминайся, делая зарядку для глаз. Тебе принести что-нибудь еще?
— Нет, все в порядке. Я уже заканчиваю.
Услышав его ответ, мать вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Оставшись снова один, Чжухо огляделся вокруг. Ворона нигде не было видно. Не было и никаких следов птицы, спрятавшейся на книжной полке.
Разве что…
Чжухо разжал сжатый кулак. Он не знал, как долго сжимал его. На его ладони остались следы ногтей и обрывки бумаги.
Листы из книги, разорванной вороном.
Чжухо перевел взгляд на стол. Край обложки у книги был оторван.
Новый порыв ветра сдул обрывки на пол. Чжухо не стал их ловить.
***
— Ха-а-ам! — Чжухо прикрыл рот, когда непроизвольно зевнул.
— Не выспался? — спросила Бом, глянув в его сторону.
— Немного.
Сокван, до этого перечитывающий в который раз «Звуки плача», оторвался от книги, вмешавшись:
— Что? Я думал тебе стало лучше в последнее время. Ты опять не спал всю ночь?
— Ну, я вчера действительно лег спать поздновато.
В ту ночь ему пришлось долго писать. Он хотел упорядочить мысли, роившиеся у него в голове. Черные чернила медленно заполнили словами белую бумагу. Они были того же цвета, что и ворон.
— Чем ты занимался ночью? — спросила Сунхва.
— Я играл с вороном, — ответил Чжухо.
— С вороном? — Сунхва взглянула на Чжухо с растерянным выражением лица, а затем покачала головой.
— Не заморачивайся.
— Это уже слишком, — Сунхва не стала заострять на этом свое внимание. Ее мысли были заняты другим. — Интересно, что мы будем делать сегодня?
— Писать, — Сокван не произнес ничего нового.
— Кто же этого не знает? Но ведь сейчас начало второго учебного года. Разве мы не должны совершить что-то особенное?
— Что-то особенное? Чем это должно отличаться от того, что мы делали раньше?
Чжухо припомнил все их занятия до этого. Они определенно не были обычными.
Сунхва не стала отрицать этого:
— Думаю, что это верно. Но мне кажется, что это скорее… уникальный стиль преподавания, чем нечто особенное. Интересно, сохранит ли учитель Мун и дальше подобный формат… — тон у нее был немного растерянный.
— Никогда не знаешь наверняка, — вдруг произнес Барон.
Глаза Сунхва ярко заблестели, она взволнованно спросила:
— Почему? Тебе что-то известно?
— Я не совсем уверен, но мне показалось, что мистер Мун что-то готовит для нас.
— Что бы это могло быть?
— Кто знает? Когда я мельком увидел его в учительской, на его лице застыла такая странная улыбка... Это было странно, поскольку единственное место, где он улыбается — это литературный кружок.
Это было правдой. Существование литературного кружка поддерживало его поприще преподавания в школе.
— Как ты думаешь, что это такое может быть?
— Не знаю.
— Надеюсь, в этом нет ничего странного. Погодите-ка, надеюсь, на этот раз нам не придется носиться по окрестностям, сломя голову, верно?
— В такую погоду? Это было бы слишком жестоко.
Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял мистер Мун, и прежде, чем они успели задать какой-либо вопрос, он заговорил:
— А давайте напишем роман, — и тут же быстро добавил: — Сейчас начало нового учебного года. Вы уже полгода работали над азами писательства. Так что пора начинать писать. Это будет весело.
Сунхва в замешательстве подняла руку, переспросив:
— Роман? Разве мы уже не делали этого ранее?
В ее сумке было все, что она написала до сих пор.
— Нет, нет, ничего из тех коротких рассказов. Я говорю о том, на что у вас уйдет весь следующий учебный год.
Стало очень тихо. Произведение, на которое уйдет весь год. Не короткие рассказы, которые раньше предлагал им написать мистер Мун, а настоящий роман.
Конечно же, Сунхва была первой, кто восторженно воскликнул:
— Вау!
— Правда?
— Роман?
Сокван и Бом вторили ей. Барон тоже выглядел удивленным, в то время как Чжухо был застигнут врасплох внезапной новостью: «Роман, на которой потратим год. Ха. Звучит забавно».
Это будет весело. Писать свободно, не прерываясь, не борясь со странными знаками препинания. Неудивительно, что мистер Мун пришел в восторге.
Учитель удовлетворенно оглядел взволнованных детей, а затем повернулся к Барону:
— Обложку будет оформлять Барон, на нем будет художественное оформление произведения.
— Обложку?
— Да. Ты нарисуешь лица, которые будут украшать милые работы младших школьников.
— Я никогда не рисовал обложки до этого…
— А они никогда не писали романы.
Дети взволнованно закричали, услышав слова мистера Муна:
— Правильно, мистер Мун. Мы тоже все здесь начинающие. Пожалуйста, сделай нашу обложку как можно круче.
Они просили сделать обложку, даже еще ничего не написав. Порядок был нарушен с самого начала. Мистер Мун добавил, успокоив ребят:
— А теперь, прежде чем мы начнем писать роман, я расскажу, как вы будете это делать.
— Нужно писать, сев прямо, — ответил Сокван, тут же выпрямив спину.
— Не то чтобы ты ошибаешься, но это не то, что мне от вас требуется, — заметил мистер Мун.
Поза при написании романа, о которой упомянул Сокван, разумеется, полезна для здоровья. Но господин Мун говорил об эмоциональной составляющей во время работы. Чжухо внимательно слушал.
— Что вы сами думаете о своем творчестве? — спросил он.
— Оно недостаточно хорошее. Мне неловко перечитывать написанное дома, — призналась Бом. Ее предложения были неуклюжими и нескладными.
— Хорошо. Значит ли это, что вы, ребята, не сможете писать лучше, если не продолжите работать над этими неуклюжими предложениями?
Никто не ответил. Как бы им ни хотелось ответить громким: «Мы можем написать хорошо!» — члены клуба не могли собраться с духом перед лицом реальности. Они смотрели друг на друга, задаваясь вопросом, есть ли у них то, что нужно для написания настоящего произведения.
И тут заговорил Чжухо:
— Конечно, мы сможем.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|