На уроках Защиты от Темных Искусств Мун старалась изо всех сил. Если она не наверстает упущенное за рождественские каникулы, то не уверена, что получит оценку выше А.
Заикание профессора Квиррелла становилось все сильнее. Однако, что странно, на занятиях с гриффиндорцами он обычно молчал, стоя к студентам спиной и исписывая доску способами защиты от вампиров.
Раньше Мун не обращала на это внимания, но после видения с участием профессора Квиррелла ей все это казалось подозрительным.
Мун отложила перо. Урок должен был скоро закончиться. Она передала свою сумку Лили.
Лили, уткнувшись лицом в сложенные на парте руки, кивнула в знак того, что поняла.
— Пойдем, я нашла новое место, — Сегрес тоже бросила свою сумку Драко. Что касается Пэнси, то они с Сегрес лишь делали вид, что дружат. В их трехместной спальне Сегрес всегда чувствовала себя лишней.
Они вышли из замка. Двор был покрыт снегом, но на небольшом холме у Запретного леса снега почти не было, лишь кое-где виднелись белые пятна. Этот холм находился недалеко от хижины Хагрида. Мун была не очень хорошо знакома с этим огромным великаном, но ей казалось, что он должен быть человеком, любящим порядок.
— Что случилось? — Мун взяла Сегрес за руку. С тех пор, как они покинули подземелья Слизерина, улыбка не сходила с лица Сегрес.
Обычно Сегрес предпочитала сохранять бесстрастное выражение лица, что было типично для Блэков.
Однако Мун казалось, что настоящая Сегрес — именно такая, как сейчас.
— Вчера моя тетя написала мне письмо. Она приглашает меня в гости.
— В поместье Малфоев? Если я не ошибаюсь, ты каждое Рождество проводишь у нее.
Мун не дала Сегрес сесть на промокший от снега пень.
Она взмахнула палочкой, наложив высушивающее заклинание, и только потом села рядом.
— Не к Нарциссе. К Андромеде, ее сестре. Ты ведь слышала, ее исключили из рода за то, что она вышла замуж за магла.
— И что ты решила?
— Поехать к ней. — Мун думала, что Сегрес будет колебаться, но та ответила так же уверенно, как и она сама.
— Довольно в духе Гриффиндора, ха-ха-ха!
— Открою тебе секрет: Распределяющая шляпа хотела отправить меня в Гриффиндор.
— Но ты отказалась, — без колебаний ответила Мун. Это было очевидно.
— Значит, мы с тобой похожи. По крайней мере, обе отказались от выбора шляпы.
— Тогда ты точно должна была попасть в Слизерин. Никогда не встречала никого, кто мог бы так балансировать между… Даже великий директор Дамблдор и выдающийся профессор Снейп на это не способны.
Сегрес спрятала руки в карманы мантии. Она произнесла эти слова нарочито медленно и тихо, и было нетрудно догадаться, что она невысокого мнения о Снейпе.
Ходили слухи, что отец Сегрес был в очень плохих отношениях со Снейпом, и, возможно, это отношение распространялось и на его дочь.
Мун промолчала, глядя на раскинувшийся внизу пейзаж. Отсюда, как и с луга напротив Черного озера, открывался вид на замок.
Только здесь вид был объемным, почти иллюзорным.
— До Рождества ты получишь от меня приглашение. Я поеду с тобой.
Сегрес повернулась к Мун, которая стояла, глядя на замок.
— Ладно, ты совсем не похожа на слизеринку.
У входа в кабинет директора сидела огромная каменная горгулья. Мун впервые пришла сюда, и это существо, преграждающее путь, произвело на нее сильное впечатление. Другой двери не было.
Это напомнило ей о бронзовом орле у входа в гостиную Когтеврана. Может, ей стоит притвориться, что она не знает, как открыть дверь, и просто уйти?
Нет, нарушать обещание — невежливо, а нарушать обещание, данное директору, — просто глупо.
Мун вздохнула. Похоже, ей стоит держаться подальше от Энтони.
Внезапно горгулья ожила: — Входите.
Мун, не колеблясь, стряхнула с себя остатки снега и вошла.
За горгульей оказалась вращающаяся лестница, ведущая к двери кабинета — блестящей дубовой двери с медным дверным молотком в форме грифона.
Она оказалась в просторном, красивом круглом кабинете.
На стенах висели портреты прежних директоров и директрис, тихонько похрапывающих в своих рамах.
В центре комнаты стоял огромный стол на когтистых ножках.
Здесь, помимо коллекции серебряных безделушек Дамблдора, находился и Омут памяти.
Мун отвела взгляд и посмотрела на Дамблдора, стоявшего у камина.
— Добрый вечер, профессор.
— Добрый вечер, дитя мое. Это новый цвет волос? Очень красиво, — Дамблдор пригласил Мун сесть на диван у камина.
— Последствия болезни, — Мун не ожидала, что Дамблдор обратит на это внимание. Хотя ее волосы и стали белыми, в теплом свете камина это было почти незаметно.
Некоторое время в кабинете стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине и доносившимся из-за ширмы пением феникса.
— Мун, ты так выросла. В моих воспоминаниях ты все еще младенец в пеленках, — Дамблдор вздохнул. Сегодня он казался особенно старым.
— Твоя мать была бы рада тебя видеть.
Мун удивленно посмотрела на Дамблдора. Она думала, что он хранит этот секрет, по крайней мере, пока.
— На прошлой неделе мама прислала письмо. Она написала, что на ее яйце феникса появилась трещина. Похоже, он скоро вылупится.
— Да что ты говоришь? У каждого Дамблдора есть свой феникс. Может, поделишься секретами ухода за перьями феникса? — Дамблдор сел рядом, словно заботливый родственник.
— Кто моя мать? — Мун замолчала. Даже у полукровок-Дамблдоров не бывает фениксов. Значит, феникс Мун — это, вероятно, подарок ее неизвестной матери.
Фениксы — очень преданные существа, у них не может быть двух хозяев одновременно.
— Даже если она умерла, я хочу увидеть ее хотя бы раз.
— Пойдем, дитя мое, — Дамблдор взял Мун за руку. У нее закружилась голова, и она не сразу поняла, где оказалась.
Дамблдор поддерживал ее, но она все равно упала, коснувшись рукой холодной надгробной плиты.
Эва Дамблдор, 1961—1981.
Фотография на надгробии двигалась. Ведьма все время улыбалась, показывая ямочки на щеках. Молодая Эва осталась лишь на этой фотографии.
Кулак Аберфорта врезался в нос Дамблдора. В гробу лежала Эва, словно спящая. Из дома доносился детский плач, похожий на мощное заклинание.
— Это ты называешь заботой, Альбус?! — Аберфорт посмотрел на портрет в комнате и на гроб. — Ариана и Эва… Почему ты и меня не убил, мой великий брат?!
Дамблдор обернулся и поднял Мун, которая все еще опиралась на надгробие.
Она не говорила, не плакала, только смотрела.
— Она была храброй гриффиндоркой, героиней, погибшей на войне.
(Нет комментариев)
|
|
|
|