Глава 42.1 Общая точка зрения

«Что со мной не так?» — недоумевала Эмбер.

Каликс не стал есть лукуму. Даже если и съел бы, для Эмбер это не имело значения. Если он влюбился бы в Лидию и попытался сместить Эмбер с поста хозяйки дома, вероятность этого была ничтожно мала. В ее предыдущей жизни он был...

«Ах». Размышляя о прошлой жизни, Эмбер осознала один важный факт: в этой жизни ее муж еще не пережил войну. Другими словами, это было до того, как его отвращение к женщинам усилилось. Сейчас он был очень мил с Эмбер.

Ее сердце забилось быстрее, и она не могла оторвать глаз от желтой мякоти лукумы и серебряной вилки рядом с ней. В этот момент барон Торкум заговорил с Эмбер.

— Должно быть, новая герцогиня Фалеса впервые видит этот фрукт?

— Да. Этот фрукт не растет на Западе, — Эмбер ответила, не дрогнув и едва сумев сохранить элегантность.

Барон был слегка удивлен неожиданно спокойным ответом гостьи. Он думал, что Эмбер, молодая жена, получившая воспитание, наверняка откусит себе ногти от волнения при одном только появлении его дочери. Однако Эмбер с вежливой улыбкой дала свое разрешение, даже когда Лидия села рядом с Каликсом, давая понять, что она милостива к девушке. Учитывая это, барон Торкум понял, что Эмбер — сильный противник, которого не поколебать мелкими провокациями. Чтобы нанести молодой женщине удар, барон решил разыграть ситуацию, которая была несравненно сильнее того, что происходило до сих пор. Тайный посланец Беллы раскрыл ему «козырь» для подобной ситуации.

— Я слышал, что Вы давно не ели вот так вдвоем за одним столом.

Руки Эмбер дрогнули, когда она переставляла столовое серебро, а Каликс отставил свой бокал с вином.

— Мне сказали, что его светлость обедает в столовой только после того, как ее светлость закончит со своей. Печально слышать такое.

Эмбер чуть было не спросила, что в этом такого печального. По ее логике, в том, чтобы есть в удобное для себя время, не было ничего странного. Более того, именно Каликс избегал совместных трапез. Но барон Торкум думал иначе.

— Я уверен, что ее светлость испытывает трудности из-за непривычки к обстановке здесь, на Востоке.

Эмбер отложила столовые приборы, услышав слова барона, и совершенно потеряла аппетит. Между двумя предложениями, прозвучавшими из уст барона Торкума, было много пропущенных слов.

То, что не было сказано, можно было сформулировать примерно так: «Муж, Каликс, ужинал позже своей жены, потому что он был главой семьи, а значит, имел первоочередное право на лучшую еду». В том, что Каликс не мог нормально поесть, была виновата Эмбер. В довершение всего барон Торкум предложил пустую отговорку, что Эмбер уклоняется от своих обязанностей, потому что не знакома с новой обстановкой.

«С какой стати?.. Почему это моя вина, и почему это естественно?» — Эмбер была настолько поражена, что даже забыла вкус еды, которую ела. Она не могла понять образ мыслей восточных людей, сколько бы времени ни прошло.

Видя, что Эмбер потеряла дар речи, барон Торкум решил, что нанес ей хороший удар и, улыбаясь, погладил свои усы. Он продолжил:

— Если бы это была моя дочь, которую уже много лет воспитывают, чтобы она стала восточной дворянкой, трапеза герцога никогда не осталась бы без внимания.

Эмбер молчала. Последние слова барона Торкума были до невероятности грубыми и вызвали гнев. Эмбер чувствовала взгляд Лидии, но не могла отвернуться. Сейчас ей было достаточно трудно сдерживать свой гнев и сохранять элегантное выражение лица, не нарушать осанку.

— Барон... — начала было Эмбер.

Но тут заговорил Каликс, молчавший до этого.

— Что ты только что сказал? — Его темно-синие глаза обратились прямо на барона Торкума, излучая угрожающую ауру.

— Я... я прошу прощения… — заикаясь, пролепетал барон, озадаченный неожиданным развитием событий.

— Ты не можешь вспомнить собственные слова? — спросил Каликс, его голос был холоден как лед и острый как шило.

Барон Торкум был в недоумении, почему Каликс вдруг рассердился. Неужели из-за того, что он заставил свою дочь подольститься к герцогу? Но его дочь была великой красавицей, и в мире не было мужчины, который отверг бы ее.

Значит, дело в том, что герцогу не понравилось блюдо? Если это так, то он должен был рассердиться, как только сел за обеденный стол.

Если даже не так, то дело в лукуме? Как такое может быть? Не было никакого смысла в том, чтобы простой фрукт с обеденного стола его приближенного вызвал такой гнев.