Униженная ярость

Лу Цинцзюнь не ожидал, что Сусу с первого взгляда разгадает его замыслы, и пробормотал: «Сусу, дай мне ещё один шанс.

Ты же знаешь, я люблю тебя.

Мина… Мина и я — мы просто…»

— Замолчи!

— Лу Цинцзюнь, я не думала, что ты такой безответственный человек. Какие у тебя отношения с Миной, мне больше объяснять не нужно. Ты знаешь, у меня своего рода брезгливость, и к грязным вещам я всегда… отношусь соответственно — выбрасываю.

Глядя на гневное выражение лица Сусу, Лу Цинцзюнь почувствовал себя ещё хуже. Он просто любил развлекаться, но считал, что всё ещё любит Сусу. Ни одна другая женщина не вызывала у него такой нежности и любви.

Он всегда прятал её дома, боясь, что другие узнают, насколько она хороша. К сожалению, теперь, похоже, не он один это знал.

На самом деле Сусу, хоть и казалась упрямой, была чрезвычайно доброй и мягкосердечной.

Она знала, что у мамы Лу больное сердце, и ей нельзя сильно волноваться.

Увидев подавленное выражение лица Лу Цинцзюня, стоявшего там, она смягчилась: «Хорошо, но дай мне срок».

Услышав это, Лу Цинцзюнь обрадовался сверх всякой меры, и его уныние как рукой сняло: «Всего неделя! Через неделю, как только мама уедет, мы пойдём в ЗАГС».

— Если ты сдержишь слово, я могу побыть с мамой неделю.

Сусу отвернулась. Теперь она даже смотреть на Лу Цинцзюня не хотела. После его последних слов ей стало невыносимо противно.

— Глупая женщина, на что ты согласилась?

Сун Тяньлэй с мрачным видом наблюдал, как Лу Цинцзюнь уходит с улыбкой на губах. Его лицо было необычайно угрюмым.

Сусу моргнула: «Я завтра переезжаю обратно».

Слушая её равнодушный голос и глядя на её невозмутимый вид, Сун Тяньлэй вдруг почувствовал такую досаду, что ему захотелось вскрыть ей череп и посмотреть, что там внутри.

Лу Цинцзюнь позвал её вернуться — и она возвращается! Есть ли у неё хоть капля самоуважения?

— Какое унижение!

— Что ты сказал?

— Сун Тяньлэй, старший господин Сун, кто ты мне такой, чтобы так говорить?

Глаза Сусу округлились от гнева, она подняла руку, опустила, снова подняла.

— Ты не расслышала?

— Я сказал, ты унижаешься.

Сама себя унижаешь. Теперь ясно?

Сун Тяньлэй вспылил от стыда и гнева, его высокомерный нрав представителя «золотой молодёжи» снова непроизвольно вырвался наружу.

Говорят, если люди не сходятся во взглядах, и полслова — много. Они оба стояли с мертвенно-бледными лицами и сверлили друг друга взглядами. У Сусу от гнева покраснели уши и шея.

Сун Тяньлэй выглядел не лучше: в его мрачных, зловещих глазах плясали искры огня, казалось, он хотел испепелить Сусу взглядом.

— Ты невыносим!

Сусу гневно развернулась, чтобы уйти, но вдруг обернулась и добавила: «Старший господин Сун, я ведь не твоя пленница?

Я знаю, ты боишься, что я понравлюсь Тяньхао. Не волнуйся, Тяньхао завтра уезжает, и я тоже уйду».

Красивое лицо Сун Тяньлэя стало ещё мрачнее. За всю свою жизнь кто смел так дерзить ему, Наследному принцу? Эта глупая женщина осмелилась демонстрировать ему своё недовольство!

Он в ярости сжал кулаки и с силой ударил по вазе.

Сусу услышала звук бьющегося стекла («Па-ла!») и поняла, что он что-то разбил.

Но это были его вещи, с чего ей переживать? Не оборачиваясь, она вошла в гостевую комнату.

— Сусу, можно войти?

Она только что приняла душ и собиралась ложиться спать.

Завтра рано утром Тяньхао должен был возвращаться в армию. Проводив его, она собиралась поехать в аэропорт встречать мать Лу Цинцзюня, то есть свою свекровь.

— Тяньхао, входи.

Сусу открыла дверь.

Сун Тяньхао посмотрел на стоявшую в дверях Сусу. Она только что вышла из душа, от неё исходил лёгкий аромат геля для душа, чёрные, как атлас, волосы рассыпались по плечам.

На лице играл лёгкий румянец, а на кончике её маленького носа застыла кристально чистая капелька воды.

Такая Сусу была невероятно соблазнительна.

Он протянул руку и стёр эту капельку.

Сердце его наполнилось горечью. Последние несколько дней он изо всех сил пытался поговорить со старшим братом, надеясь, что тот позволит им быть вместе.

Но ответ брата разбил ему сердце: их семья Сун не может принять брошенную женщину.

Потомки знатного рода не должны становиться посмешищем.