Глава 3. Хэйан (Часть 2)

Он тайно размышлял:

«Если раскроется, что я мужчина, жених разденет меня догола и вышвырнет вон?»

«Или, может быть, во время близости он вдруг обнаружит, что его невеста — мужчина, и тут же испустит дух?»

От таких мыслей почему-то стало волнительно?

Со скрипом дверь отъехала в сторону.

Это прервало поток бессвязных мыслей в голове Цинюя и вернуло его разыгравшееся воображение в реальность.

Цинюй поднял глаза на вошедшего. Навстречу ему шёл мужчина с высоким головным убором, бледным, но каким-то демонически притягательным лицом. Каждый его шаг был размеренным, и он выглядел как обычный человек.

Но если присмотреться, можно было заметить, как тяжело ему даётся движение. Каждый шаг был подобен танцу русалки на острие ножа — он шёл вперёд, превозмогая боль.

На свадебном пиру Цинюй думал о том, что ему предстоит выйти замуж, и совсем пал духом. Конечно, отчасти это было связано и с утомительной свадебной церемонией, которая, хоть и была упрощена в десятки раз, всё равно оставалась сложной.

Он собрался с духом и внимательно рассмотрел своего будущего мужа, которому суждено было вскоре умереть от болезни. В конце концов, им предстояло провести вместе какое-то время.

Хм, он действительно выглядит тяжелобольным. Бедняжка. Цинюй решил, что в оставшиеся дни будет к нему добр!

Когда его «муж» умрёт, он обретёт свободу.

— Господин Мудзан, будьте осторожны, — дрожащий, но проворный слуга подбежал к мужчине и поддержал Убуясики Мудзана под руку.

В обычное время слуга ни за что не осмелился бы так опрометчиво броситься поддерживать молодого господина Мудзана. Но сегодня был день свадьбы, и если бы что-то случилось, семья Убуясики стала бы посмешищем!

Мудзан нахмурился, крайне недовольный.

Но потом, словно что-то вспомнив, он снова улыбнулся и позволил слуге поддерживать себя.

Он подошёл к Цинюю, схватил его за подбородок и приблизил к своему лицу: — Воистину первая красавица Хэйана!

— Даже моё сердце дрогнуло. Право, я должен поблагодарить своих отца и матушку за то, что выбрали для меня такую прекрасную невесту.

Сказав это, он повернул лицо Цинюя к слуге: — Скажи, разве она не прекрасна?

Слуга невольно поднял голову, взглянул на Цинюя и тут же опустил глаза, не в силах вымолвить ни слова. Он никогда не видел такой красивой женщины, прекрасной, как цветок сакуры.

Застигнутый врасплох, Цинюй не смог сдержать возгласа. Он попытался вырваться, но тут же почувствовал острую боль в челюсти, словно её вот-вот сломают.

Никогда не испытывавший такого унижения, он почувствовал, как глаза наполняются слезами, но изо всех сил старался не заплакать.

Он хотел сопротивляться, освободить подбородок, но чем больше старался, тем сильнее становилась хватка, боль усиливалась, а на лице проступили синеватые следы.

— Ай! Господин Мудзан, вы делаете мне больно. Пожалуйста, отпустите, — мягкая рука коснулась руки Мудзана, и Цинюй тихо взмолился о пощаде. Он не ожидал, что у умирающего человека может быть столько силы. Неужели Мудзан съел шпинат, как силач Попай?

Самое главное, что он, здоровый человек, оказался слабее больного. Это ненаучно!

Если он так груб в плохом состоянии, то что будет, если ему станет лучше? Сможет ли он на месте свернуть ему шею?

Цинюй почувствовал себя ужасно обиженным. Почему тот такой жестокий? Он ведь ничего плохого не сделал.

Мудзан разжал руку. Силы покидали его. Прежде чем упасть, он должен был устроить своей благородной жене демонстрацию силы!

Почувствовав, что хватка на подбородке ослабла, Цинюй тут же отстранился. Но не успел он вздохнуть с облегчением, как его взор застлало красным. Кровь, словно лепестки роз, разлетелась в воздухе, несколько капель брызнули ему на лицо.

Слуга, который только что краснел, глядя на Цинюя, в следующую секунду был убит его мужем — тот перерезал ему горло.

Глаза слуги были широко распахнуты, словно хотели вылезти из орбит. На лице вздулись вены, похожие на корни старого дерева, переплетённые и узловатые.

Он обеими руками отчаянно зажимал рану на шее, с такой силой, будто пытался сам себя задушить, но кровь всё равно струилась сквозь пальцы, быстро пропитывая одежду на груди.

Он медленно опустился на колени, из горла вырвались хрипы, а затем он рухнул на пол и затих навсегда.

А его так называемый муж стоял рядом с окровавленным кинжалом в руке и довольной улыбкой на лице.

Высокий головной убор упал, длинные вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Болезненная бледность придавала ему вид утончённого учёного, но этот вид резко контрастировал с его безумным поступком.

Цинюй ошеломлённо смотрел на происходящее, но не мог издать ни звука, словно у него внезапно пропали голосовые связки.

В голове стоял гул, мысли путались.

Всё произошло слишком внезапно.

Вдруг он почувствовал, что ему что-то сунули в руку. Он бессознательно сжал пальцы.

Влажное, мягкое, круглое, ещё тёплое.

Он тупо посмотрел на тело слуги. Лицо мертвеца было залито кровью, одна глазница была пуста.

Не нужно было опускать взгляд на свою руку, не нужно было проверять. Цинюй понял, что держит в руке, и хотел закричать, но чья-то рука зажала ему рот, заглушая крик.

Мудзан зажал Цинюю рот, почти закрыв половину его лица, и толкнул на мягкое ложе. Белоснежные простыни мгновенно окрасились алым. — Ш-ш-ш, не шуми, а то гости услышат.

Глядя на бледное как снег лицо Цинюя, на его глаза, полные ужаса, Мудзан радостно рассмеялся и провёл пальцами по щеке Цинюя.

— Запомни этот день. Если посмеешь предать меня в будущем, твоя смерть будет хуже, чем его.