Глава 17
17. Сердце, которому нельзя ответить
Натори проснулся на следующий день уже ближе к полудню.
Неожиданно, когда он проснулся, рядом никого не было.
В комнате не было и багажа Дзёносайдзи.
Тот человек… уехал?!
За дверью раздался стук.
— Господин Натори, вы в порядке? — Это был голос Нацумэ.
Натори переоделся, открыл дверь и увидел у порога обеспокоенного Нацумэ.
Он потёр всё ещё сонную голову и изобразил свою обычную улыбку: — Нацумэ, я в порядке. Просто немного проспал.
Потом вспомнил: — А твой одноклассник… как он?
— Танума уже очнулся. Но… — Нацумэ всё так же обеспокоенно смотрел на него. — Того ёкая господин Дзёносайдзи уже запечатал. Он… уже вернулся в резиденцию Дзёносайдзи. Это… вы… поссорились?
Он не знал, не перешёл ли он черту, задав такой вопрос.
Но утром у господина Дзёносайдзи было ужасное выражение лица. Хотя тот человек всегда был холоден, но его утренний вид… К тому же, когда господин Натори услышал, что господин Дзёносайдзи уехал, его привычная улыбка исчезла, а в глазах появилось какое-то неописуемое чувство… Нацумэ просто не мог смотреть на то, какими стали эти двое.
Он бы предпочёл видеть вечно холодного Дзёносайдзи и Натори с его неискренней улыбкой, чем этих двоих в таком ненормальном состоянии.
Нацумэ вздохнул и продолжил: — Господин Натори, возможно, говорить это немного неуместно. Но я всё же думаю, что отношения между людьми не выдерживают слишком много недоразумений.
— Тот ёкай, которого сегодня запечатали, на самом деле был хорошим другом дедушки господина Идзумиситы. Но его семья считала общение дедушки с ёкаем ужасным и всячески этому противилась. Под давлением семьи дедушка в одностороннем порядке разорвал связь с ёкаем и попросил установить барьер.
— Но ёкай, возможно, не совсем понимал моральные ограничения человеческого мира и давление родственных уз, поэтому затаил обиду и постоянно досаждал гостинице у источника.
— Однако господин Идзумисита сказал, что его дедушка в конце жизни на самом деле тоже очень скучал по ёкаю. А тот ёкай, после ослабления барьера, лишь устраивал мелкие пакости и никогда по-настоящему не вредил людям. Вероятно, он тоже испытывал чувства к его дедушке.
— Поэтому… если бы дедушка господина Идзумиситы тогда всё хорошо объяснил ёкаю, нашёл другой способ решения проблемы, возможно, всё не закончилось бы так печально.
— Господин Натори, вы с господином Дзёносайдзи дружили с юности. Если есть какие-то недоразумения, лучше прояснить их поскорее.
Натори, выслушав Нацумэ, был глубоко потрясён и какое-то время не знал, что ответить.
Нацумэ, видя его молчание, подумал, не слишком ли он перешёл границы. Хотя он колебался, но всё же продолжил: — Потому что я думаю, что иметь такого близкого друга — это действительно большая редкость. Встретить в жизни друга, который не даёт тебе чувствовать себя одиноким, — это большая удача.
— Близкого… друга? — пробормотал Натори.
— Ага. Это… это потому, что, кажется, господин Натори перед господином Дзёносайдзи невольно показывает свои настоящие чувства. Поэтому я подумал, что вы, должно быть, были очень хорошими друзьями. Возможно, я действительно перешёл черту. Простите! — Нацумэ понял, что сболтнул лишнего, и поспешно объяснился.
Натори потёр переносицу и с трудом выдавил улыбку: — Ничего, Нацумэ. Спасибо, что сказал мне это. Ты действительно… очень добрый.
Нацумэ слегка покраснел и улыбнулся: — В любом случае, как бы там ни было, я надеюсь, что вы, господин Натори, будете по-настоящему счастливы.
— Спасибо тебе, Нацумэ.
Они обменялись ещё парой фраз, и тут пришёл Танума позвать Нацумэ домой.
Натори проводил Нацумэ и, оставшись один в комнате, долго думал.
Он думал, что хорошо маскируется, но не ожидал, что даже Нацумэ заметил неладное.
Он всё-таки недооценил влияние Дзёносайдзи на себя.
Однако тот человек уже уехал.
Комната без Дзёносайдзи казалась особенно тихой.
Всего несколько дней вместе, а он, кажется, уже привык к его присутствию.
Как и сказал Нацумэ, когда Сэйдзи был рядом, он, кажется, не чувствовал себя таким одиноким.
Но то, что он уехал вот так, не попрощавшись, — это из-за того, что вчера он его ударил?
Возможно, причина не только в этом.
Это чувство отчуждённости и незнакомости очень напоминало то, как он впервые увидел Сэйдзи на собрании, прислонившегося к окну — такого недосягаемого человека, дистанцию с которым невозможно преодолеть.
А ещё тот Сэйдзи, что одиноко стоял у реки, тот Сэйдзи, что потерял правый глаз и стал главой клана… Каждый раз, каждый раз Натори остро ощущал пропасть между ними.
Сердце, которому нельзя ответить… ни его, ни своё.
— Чёрт, чёрт… — Натори закрыл глаза руками и тихо выругался.
Неизвестно, ругал ли он того, кто лишил его покоя, или себя за слёзы, которые не мог остановить.
(Нет комментариев)
|
|
|
|