Глава 4: Испачкать его, дважды (Часть 2)

Услышав подсказку Сяо Бая, Чу Ванъин повернула голову к источнику звука.

Фарфоровую тарелку с золотым ободком Шан Цзичжоу крепко держал в руке. Кристаллики соли рассыпались по его чёрному костюму. Их взгляды встретились в воздухе, сверкая одинаковым холодным блеском.

[Прогресс миссии: 1/2]

Чу Ванъин неопределённо скривила губы в улыбке, уголки её глаз, устремлённые вверх, были полны чарующей соблазнительности.

Однако Си Цай в этом взгляде почувствовал безмолвный вызов и… сожаление.

Чу Ванъин действительно немного сожалела. Не будь её тело таким хрупким, она могла бы оставить кровавую царапину на его лице.

Так было бы определённо красивее.

Но думай не думай, Чу Ванъин не забыла, что ей нужно выполнить задание. Она легко поправила юбку и направилась к Шан Цзичжоу.

В тот момент, когда Шан Цзичжоу разглядел её лицо, его дыхание сбилось — именно поэтому его и «застали» за подглядыванием.

Но по мере того, как Чу Ванъин подходила всё ближе, мрак в его глазах становился всё резче.

Какие бы цели и намерения ни скрывались за появлением перед ним этого лица, они обречены на провал.

Шаги замерли.

Чу Ванъин слегка подняла голову, глядя на мужчину холодным взглядом: — Господин, не могли бы вы вернуть мне мою вещь?

Шан Цзичжоу, окутанный ледяной аурой, безучастно наблюдал, как она продолжает разыгрывать этот скучный и глупый фарс.

Дешёвые уловки.

Видя, что он молчит, Чу Ванъин подняла руку и потянулась к тарелке.

На мгновение их руки соприкоснулись — её нежная, словно бескостная, ручка и его большая, покрытая шрамами ладонь создавали разительный контраст.

При этом кончик пальца правой руки Чу Ванъин с ранкой легко скользнул по тыльной стороне его ладони, а затем, воспользовавшись моментом, она быстро выхватила тарелку из его руки.

В момент прикосновения реакция Шан Цзичжоу была резкой.

Он резко отступил на шаг, все мышцы напряглись, а пронзительный взгляд стал свирепым, как у хищника.

Словно лев на грани ярости.

Стоявший рядом Си Цай почувствовал, как у него подкашиваются ноги, а по спине струится холодный пот.

Но Чу Ванъин лишь мельком взглянула на него и, взяв тарелку, развернулась и ушла.

Она боялась, что если не уйдёт, то потеряет самообладание.

Она думала, что возвращение станет началом новой жизни, но не ожидала, что прошлое всё ещё будет так крепко её держать.

Шрамы, которые она старалась игнорировать, снова начали тупо ныть.

В прошлом она, должно быть, выглядела в глазах Шан Цзичжоу настоящим шутом — сама себе на уме, делала то, что считала правильным, глупо мечтала о будущем, не подозревая, что для него она была всего лишь душой-заместителем, предназначенной для страданий.

Перед её смертью он наконец сказал ей одну правдивую фразу.

— Не желай того, что тебе не принадлежит. Ты должна быть довольна тем, что имеешь.

Верно, человек, которому суждено умереть, заместитель, которого можно выбросить после использования — о каком будущем может идти речь?

Всё, что было у неё все эти годы, — это их подачка.

…

Стеклянная галерея снова погрузилась в тишину.

Шан Цзичжоу яростно тёр тыльную сторону ладони, стирая кровавый след, и вид у него был крайне брезгливый.

Это оставила Чу Ванъин.

Алый след крови растёрся, словно увядшая, искалеченная роза на шраме, похожем на терновую ветвь.

Шан Цзичжоу одновременно и отторгал недавнее прикосновение, и не мог удержаться от воспоминаний о прошлом.

Когда-то она брала его руку в свои, осторожно спрашивала, больно ли, и даже дула на раны.

Тёплое дыхание, словно пёрышко, касалось шрамов.

Хотя раны были на его теле, она переживала и страдала больше, чем он сам, жертва.

— Если останутся шрамы, будет некрасиво. И пока шрамы есть, ты будешь вспоминать прошлое и грустить. Не грусти, давай вместе забудем всё, что там произошло, хорошо?

Тогда девочке было всего семь или восемь лет, но она уже, как маленькая взрослая, держала его изувеченные руки, легонько дула на них и заботливо мазала мазью от шрамов.

Но в то время он не хотел, чтобы эти шрамы, символы ненависти и унижения, исчезли. Он хотел отдёрнуть руки, но, подумав о своём положении, промолчал.

За первым разом последовал второй. Пожалуй, лучше всего она умела добиваться своего, пользуясь уступчивостью.

Год за годом девочка с детским голоском росла, но её цель — избавить его от шрамов — оставалась неизменной.

Она и о своём теле очень заботилась, бережно ухаживала за любой ранкой, даже самой маленькой царапиной, словно с исчезновением шрамов исчезнут и перенесённые раны, и испытанная боль, а жизнь снова станет прекрасной и счастливой.

Раньше он считал её до крайности наивной, а точнее — глупой.

Столько усилий — и всё ради других, чужое тело берегла, как сокровище.

Но теперь эти наивные слова превратились в самые острые воспоминания, став единственным утешением в его тоске по исчезнувшему человеку.