Глава 2 (Часть 1)

Линь Цзяцин.

На Тунъинь Роуд, 28 находилась необычная школа.

В шесть тридцать утра из школьных динамиков полилась тихая, спокойная музыка, сопровождаемая мягким голосом диктора: — Дорогие ученики, доброе утро! Наступил новый день.

Сегодня 31 октября, погода ясная, максимальная температура 27 градусов. Можно надеть футболку и легкую куртку сверху, чтобы не простудиться.

— На завтрак сегодня булочки с грецкими орехами, яичные рулеты, соевое и коровье молоко. Вы можете получить все необходимое после того, как зайдете в класс.

Еще есть время до звонка, не торопитесь, спокойно умойтесь.

— Повторю еще раз школьные правила: бегать, прыгать и шуметь в школе запрещено. По пути в учебный корпус дежурят учителя. Если вам нужна помощь, поднимите правую руку.

Объявление повторили еще раз. В одноместной комнате на первом этаже женского общежития хрупкая фигура на кровати слегка повернулась и медленно открыла глаза.

В глаза бил свет. Мир не был погружен во тьму, но и не был ярким. Скорее, серым, словно покрытым цементной пылью, сквозь которую пробивались тонкие лучики света.

Хотя этот свет был едва заметен, Линь Цзяцин чувствовала, что у нее просто плохое зрение, а не полная слепота.

Так она просыпалась уже больше тысячи раз. Приходя в себя, она всегда предавалась подобным мыслям, прежде чем встать с постели.

После второго объявления диктор включил песню Чжоу Цзелуня «Солнечный день». Знакомая мелодия юности принесла немного утешения.

Линь Цзяцин встала с кровати, нащупала ногами тапочки, надела их и, взяв трость, стоявшую у изголовья, медленно направилась к умывальнику.

У нее были проблемы с ногами, правая нога не могла долго выдерживать вес тела, поэтому при ходьбе она немного хромала.

В этой школе для слепых все комнаты были одноместными. Возможно, это было сделано из соображений, что люди не хотят, чтобы другие видели их в таком беспомощном состоянии. Довольно заботливо.

Умывшись, Линь Цзяцин подняла левую руку и, вытянув пальцы вперед, нащупала гладкую поверхность зеркала.

Она провела по нему рукой пару раз и наклонилась ближе, почти вплотную.

Линь Цзяцин распахнула глаза, видя лишь размытый контур, но не в силах различить детали.

Она с трудом сглотнула и тихонько усмехнулась: — Все еще ничего не вижу.

На самом деле, она никогда ничего не видела.

Она давно к этому привыкла.

Но иногда все же надеялась на чудо.

Умывшись, Линь Цзяцин вернулась в комнату, открыла шкаф и, припоминая расположение своей одежды, достала розовую футболку и белую юбку.

Вспомнив слова диктора, она достала еще и рубашку. Потрогав ткань, поняла, что это клетчатая черно-белая рубашка.

Представив, как будет выглядеть этот наряд, Линь Цзяцин решила, что он вполне подойдет, и переоделась.

После этого она не стала сразу искать обувь, а тщательно проверила, не надела ли одежду задом наперед или наизнанку. Убедившись, что все в порядке, она начала искать туфли.

Когда Линь Цзяцин оделась, снова раздался голос из динамиков: — Сейчас семь часов утра. Уважаемые ученики, как говорится, утро вечера мудренее. Пожалуйста, пройдите в класс на завтрак, а после него займитесь самоподготовкой.

Линь Цзяцин, казалось, не слышала объявления. Она села за туалетный столик. Накраситься она не могла, но нанести солнцезащитный крем, заплести волосы и накрасить губы — все, что было в ее силах, она старалась делать, и делать хорошо.

Она ловко и умело заплела себе косу «рыбий хвост».

Затем нанесла солнцезащитный крем на лицо и шею, после чего снова потянулась к столику и нащупала несколько тюбиков помады. На каждом из них были сделаны ею метки с названием бренда и номером оттенка.

Раз уж сегодня солнечный день, пусть будет нежно-розовый.

Когда она закончила собираться и вышла из комнаты, в общежитии было уже тихо. Все, должно быть, уже ушли в класс.

Линь Цзяцин медленно шла, ощупывая дорогу тростью. В школе было много тактильной плитки, и за три-четыре года, что она здесь училась, ни разу не упала.

По дороге стояли учителя. Взглянув на трость Линь Цзяцин, на которой был написан номер класса, они провожали ее до нужной двери.

У входа в класс Линь Цзяцин, улыбнувшись, кивнула: — Спасибо, учитель Лю.

— Ты знаешь, что это я? — удивился учитель Лю.

Линь Цзяцин немного помолчала, а затем объяснила: — Учитель Лю, у вас недавно появились очень необычные духи. Я запомнила их запах с первого раза.

— Твоей памяти можно только позавидовать, — похвалил ее учитель Лю. — Сегодня ты прекрасно выглядишь. Красивая коса, и цвет лица хороший.

Линь Цзяцин кивнула и, слегка улыбнувшись, сказала: — Спасибо, учитель Лю. Я пойду в класс.

В просторном классе стояло несколько столов. Это был класс для взрослых, и все ученики, как и Линь Цзяцин, потеряли зрение уже во взрослом возрасте и пришли сюда учиться читать по Брайлю.

В воздухе витал аромат завтрака. Классный руководитель, сестра Сун, проводила Линь Цзяцин к ее месту.

— Что ты будешь есть? — спросила сестра Сун.

Линь Цзяцин немного подумала: — Булочку с грецкими орехами и молоко, пожалуйста.

Сестра Сун принесла ей завтрак. Линь Цзяцин положила трость, достала из ящика стола два листа бумаги, постелила их на стол и начала медленно есть.

Ученики приходили в разное время. Кто-то, как и Линь Цзяцин, еще завтракал, а кто-то уже начал заниматься, достав учебники со шрифтом Брайля.

Линь Цзяцин аккуратно доела, завернула пластиковый пакет в салфетку и подняла правую руку. Сестра Сун подошла, забрала мусор и сказала: — Занимайся.

Линь Цзяцин кивнула и достала свой учебник.

Школа для слепых «Моусинь» была единственной частной школой такого рода в Цзянчэне. В отличие от государственных школ для слепых, у нее был широкий охват учащихся и гибкая программа обучения, почти индивидуальная.

Например, в классах для взрослых основное внимание уделялось обучению шрифту Брайля, ведь все остальные предметы они уже изучили раньше. Теперь нужно было просто адаптировать полученные знания к новой системе, чтобы после окончания школы они могли вернуться к нормальной жизни.

Линь Цзяцин училась здесь уже больше трех лет и скоро должна была закончить обучение. Дни в школе для слепых были сочтены.

После того, как она практически потеряла зрение, Линь Цзяцин могла различать лишь очень слабый свет, поэтому мир для нее был почти черно-белым.

Иногда она думала, что лучше бы ослепнуть полностью. Это подвешенное состояние, дающее надежду и одновременно обрекающее на отчаяние, было невероятно мучительным.