Глава 10. Третий акт II
Не прошло и половины девятого, как Фува Шо начал собирать разбросанные по столу ноты, потеряв всякую надежду на брюнетку перед ним.
Нет, надеяться с самого начала было ошибкой.
Слух у неё был более-менее сносный, фальшивила она не так уж часто, чтобы он не мог этого выносить, но её чистый, прозрачный голос был совершенно безликим, как будто текла водопроводная вода — не ощущалось ни присутствия, ни силы, не говоря уже об отсутствии артистизма.
Усё Ёко совершенно не подходила для исполнения этой песни. Нет, она вообще не годилась для пения.
Актрисе следует заниматься актёрским мастерством, а не лезть в пение без всякой подготовки.
Кто вообще предложил Усё Ёко спеть финальную песню? Он никак не мог понять, что у этого человека в голове.
— На сегодня всё.
Он убрал ноты в рюкзак, твёрдо решив отклонить предложение компании, даже если Ханагата Гурупу будет давить на него. Ни за что.
Шутка ли, он скорее откажется от съёмок в этом сериале, чем позволит человеку, не способному передать чувства, испортить его песню.
Это был его последний рубеж. За три года, как бы он ни старался, как бы ни снижал свои требования, принципы всё же оставались.
Ёко, конечно, знала себе цену. Хотя ради роли в фильме она и брала уроки вокала, но всего лишь месяц — чего можно было добиться за такое короткое время?
Она всё ещё фальшивила, всё ещё могла только играть, всё ещё оставалась актрисой.
— Простите.
Фува Шо молчал.
Что он мог сказать?
Неужели сказать ей прямо, что она не умеет петь, и опозорить её?
Сказать, что он разочарован?
Это же не он её упрашивал.
— Хотя мне очень жаль, госпожа Усё, но ради этой песни, ради этого сериала…
— Я… — Ёко не ожидала такого поворота разговора. Она видела его решимость и догадывалась, что он скажет дальше.
Раз уж он так сказал, разве могла она возразить?
— Извините, если таково ваше желание, господин Фува, я поговорю с нашим начальником. В конце концов, это не только моё дело.
— Раз уж госпожа Усё так говорит…
— Простите за беспокойство.
— Что вы, это я отнял ваше время отдыха.
Фува первым встал и отодвинул стул, Ёко последовала за ним.
Два менеджера в соседней комнате, услышав, как они отодвигают стулья, тут же прекратили разговор и вышли.
— Вы уже закончили? — Аки Сёко посмотрела на часы. Было ещё довольно рано.
Насколько она помнила, Фува Шо не был из тех, кто заканчивает работу раньше времени.
— Да, почти, — Фува Шо не стал сразу рассказывать о результатах их разговора, и Ёко почувствовала облегчение. Ей не хотелось, чтобы об этом сообщал кто-то другой, пока её собственный менеджер ничего не знает.
— Уже так поздно, — Ясиро взглянул на часы. Его реакция была совершенно иной, чем у Аки Сёко.
Его приоритеты отличались от её. Он стремился защитить физическое и психическое здоровье артистов, а она больше заботилась о качестве работы.
— Завтра рано вставать, Фува-кун, наверное, тоже нужно отдохнуть. Тогда прощаемся. Я отвезу Ёко домой.
— Так спешите? Может, поужинаем? Или хотя бы вместе пройдёмся, — вежливо предложила Аки Сёко, но Ясиро не принял это всерьёз.
— Извините, у нас с Ёко ещё есть рабочие дела.
— Ну раз так, не буду вас задерживать, — она красиво улыбнулась. Тёмная помада подчёркивала её зрелую красоту.
— Тогда мы пойдём.
Ясиро ответил ей своей неизменной мягкой улыбкой, как у древнего поэта, спокойного и утончённого.
Он галантно открыл перед Ёко дверь, отступив в сторону, чтобы пропустить её. Ёко не стала церемониться и, собравшись с духом, вышла первой.
— Фух… — Ёко облегчённо вздохнула, но Ясиро заметил это. Она, заметив его взгляд, тут же спрятала усталость и сосредоточенно смотрела вперёд.
С тех пор, как Ясиро начал за ней присматривать, Ёко всё реже могла расслабиться.
Именно поэтому ей не нравилось иметь менеджера.
Ясиро невольно улыбнулся.
Эта девушка и правда…
— Давай я тебя подвезу, здесь трудно поймать такси, — сказал он, заходя вместе с ней в лифт.
— Где ты живёшь, Ёко?
— В районе Ханомото.
— Ханомото… это же частный сектор? — Для актрисы жить в частном доме, казалось, было не очень подходящим вариантом.
Не говоря уже о сплетнях соседей, система безопасности там была слабой, и папарацци легко могли её выследить.
— Да, это старый дом моих родителей, — кивнула она, выходя из здания.
— Старый дом родителей? — Дом, зарегистрированный на родственников, это ещё хуже.
Мацусима-бучо, конечно, был немного беспечным, но не настолько, чтобы совсем не заботиться об артистах.
— Мне не очень нравится общежитие, которое предоставляет компания, поэтому я живу одна, — она инстинктивно избегала разговоров о родителях. Возможно, это стало привычкой за последние годы.
— Я не настолько известна, чтобы меня преследовали папарацци, так что проблем нет.
Ей просто не нравилась атмосфера общежития, не нравились незнакомые места, не нравилось чувство, будто её держат в клетке.
— Не стоит себя недооценивать.
Ёко натянуто улыбнулась. Она просто говорила правду.
В последнее время у неё было слишком много работы, и жить в пригороде, в Ханомото, стало неудобно. Ёко уже начала присматривать квартиры поближе к центру, но пока не нашла подходящего жилья.
Об этом она не хотела говорить Ясиро, своему менеджеру. Просто не хотела зависеть от других, хотела всё делать сама.
Ясиро вёл машину плавно, без тряски. Двадцатиминутная поездка прошла в долгом молчании.
Ёко в основном отделывалась короткими ответами на попытки Ясиро завязать разговор. Целый день работы без отдыха измотал её, но заснуть в присутствии постороннего она не могла.
— Ты, наверное, очень устала. Если не можешь больше терпеть, вздремни. Я разбужу тебя, когда приедем, — Ясиро больше не мог смотреть, как она борется со сном.
— Всё в порядке, мы почти приехали. — Притирка между менеджером и артистом — долгий процесс, тем более, если он всего лишь временный менеджер.
То, что она не может заснуть в его присутствии — нормально. Думая об этом, Ёко всё же не смогла побороть сонливость и медленно закрыла глаза.
Ясиро не придал особого значения внезапно наступившей тишине на заднем сиденье. И только когда они приехали, он заметил, что Ёко спит.
Он тихонько позвал её по имени, но ответа не последовало. Должно быть, в последние дни она совсем не отдыхала.
— Ёко? — Всё ещё тишина. Ясиро вздохнул, отстегнул ремень безопасности, вышел из машины, открыл заднюю дверь и легонько потряс Ёко, но она не просыпалась.
Тогда он просто взял её на руки, придерживая одной рукой, чтобы она облокотилась на него.
Он нашёл ключи в её сумке и, на всякий случай, запер машину.
— Ёко? Ты что, так крепко спишь… — пробормотал он тихо, но заметил, что её дыхание какое-то неровное. Ясиро коснулся пальцами её щеки — температура была слишком высокой.
Это был плохой знак.
Ясиро отодвинул железную ограду и краем глаза заметил, что на стене нет таблички с именем. Он ещё не успел удивиться, как дрожь в его руках привлекла его внимание.
Он опустил глаза и увидел, что её веки слегка приоткрыты, а в тёмных зрачках нет фокуса.
Ёко вдруг открыла глаза и быстро прикрыла рот рукой. Она оттолкнула Ясиро, повернулась в сторону, её ноги подкосились, и она упала на колени, неожиданно начав рвать.
Ясиро, испугавшись, едва удержался на ногах. Он тут же присел рядом и стал поглаживать Ёко по спине, чтобы ей стало легче.
— Что случилось?!
Ёко снова почувствовала тошноту и несколько раз безрезультатно попыталась сдержать рвотные позывы. Она не могла сразу ответить Ясиро.
Тыльной стороной ладони она вытерла рот. Левая рука, которой она опиралась о заснеженную землю, онемела от холода.
— Ёко, — Ясиро немного запаниковал. Он боялся не только того, что его обвинят, если с только что порученной ему артисткой что-то случится, но и вида её страданий.
— Тебе плохо?
Ёко бледно улыбнулась и хотела что-то ответить, но её снова накрыла волна тошноты. Ей казалось, что кто-то сдавил её горло, заставляя открыть пищевод и извергнуть всё содержимое, хотя желудок был пуст.
— Тьфу.
Она сплюнула остатки кислой жидкости с металлическим привкусом. Всё, что она видела, было белым и красным.
Ёко посмотрела на правую руку, которой прикрывала рот, — ладонь была покрыта кровавыми пятнами.
Ёко инстинктивно прижала левую руку к животу — тупая боль.
В последние дни она была слишком занята, чтобы пойти в больницу. Она постоянно сидела на диете, и боль в животе была терпимой, поэтому она откладывала визит к врачу. Похоже, это привело к необратимым последствиям.
— Всё в порядке… — Ёко вытерла кровь с ладони о снег, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри у неё всё сжималось от страха.
Она рвала кровью! Неужели это хроническое заболевание? Повлияет ли это на завтрашние съёмки? Неужели она… умрёт?
Усё Ёко, которой не было и двадцати, всё ещё боялась смерти, как и большинство обычных людей в этом мире.
«Какое всё в порядке?!» — мысленно кричал Ясиро.
«Почему все нынешние дети такие?! И Рен, и эта девчонка! Работают на износ, не жалея себя, а когда что-то случается, делают вид, что ничего не произошло! Неужели нужно дождаться смерти, чтобы начать жалеть?!»
— У тебя болит желудок? — спросил он, заметив, как она держится за живот, и вспомнил, что за все эти дни, пока он присматривал за Ёко, ни разу не видел, чтобы она ела. Он не знал, ела ли она что-нибудь дома.
— Угу…
Учитывая требования режиссёра Огаты к фигуре Симидзу Рейры… должно быть, Ёко все эти дни голодала.
— Не надо терпеть! — нахмурился Ясиро, вставая и хватая её за плечи. — Сначала поедем в больницу. Ты можешь идти?
Ясиро всегда сохранял свою вежливую улыбку, и, видимо, его нахмуренное лицо было настолько необычным, что Ёко тоже занервничала.
Она с трудом поднялась на ноги, опираясь на них. Резкая боль в желудке усиливалась, и она едва держалась на ногах.
— Я умру?
Дрожа от холода, спросила она его в морозную зимнюю ночь. Её ладони всё ещё были в крови.
(Нет комментариев)
|
|
|
|