Сейчас
– Тридцать Вторая Сестра, у тебя посетитель. Ожидает перед главными воротами, – в тишине малого монастырского зала объявление Второй Сестры прогремело через чур громко и торжественно. – Напомни ему, пожалуйста, что столь частые посещения недопустимы.
Десять Смиренных Сестер, занятых каждая своим рукоделием, замерли и с покосились на Тридцать Вторую. На самом деле за их серыми масками девушка не могла видеть выражения лиц, лишь направленные на нее глаза смутно вырисовывались в прорезях, и поэтому Сестра не знала, смеются ли над ней, завидуют или презирают.
Хотя она знала ответ. Ничего они не чувствуют. Просто смиренно смотрят.
– Благодарю, Сестра, – учтиво ответила девушка, склонив голову, и отложила на скамью шитье.
Вторая Сестра кивнула в ответ и бесшумно покинула полутемный зал, оставив после себя лишь облачко поднятой пыли.
Смиренным Сестрам не положено шуметь, Смиренным Сестрам не дозволено спешить. Им запрещены любые чувства. У них нет ни лиц, ни имен, ни прошлого.
Два десятка глаз из узких прорезей масок молча следили, как Сестра под номером Тридцать Два шла к выходу, и она шла спокойно, пока не миновала дверь. В пустом и темном коридоре, отделанном черным кирпичом, ее шаги ускорились, стали тверже. Кожаные туфли ступали неслышно, никто не узнает об этой спешке, но тяжелая ряса путалась под ногами, напоминая о должной степенности. Религиозные фрески на стенах с укором провожали ее взглядом - такие же серые, такие же безликие как все это место.
Девушка вышла на задний двор и огляделась. Конечно, она могла бы идти другой дорогой - через широкий и прямой парадный коридор, прямо к воротам, но она выбрала путь, на котором практически не было шансов встретить кого-нибудь из Сестер, а гость пускай подождет. В конце концов, никто не просил его снова приходить. А может это и не он вовсе? Ведь Вторая не сказала, кто именно ее ждет.
Любопытство. Трепет. Немного страха. Капля раздражения. Девушка определенно их чувствовала, но не решалась себе в этом признаться. Она - Смиренная Сестра. Какие тут могут быть чувства? Она отреклась от них.
Во дворе приятно пахло утренней влагой и пирогами, томящимися на монастырской кухне. За забором, напротив, царили шум и суета. Сестры принимаются за работу с первыми солнечными лучами, но и Столица просыпается рано, сонные паровые экипажи выползают на мостовые еще до окончания ночного дождя, а скоростные городские паровозы проносятся всего в каком-то километре от сестринской обители. Тридцать вторая Сестра любила «слушать» город, только это она и могла. Из крохотного окошка ее кельи не было видно даже высоких Врат, а такое серое однообразие сведет с ума кого угодно.
Девушка быстро обошла угол здания и, заметив главные ворота, остановилась.
Ее посетитель стоял, небрежно прислонившись к монастырскому забору. Она угадала. Все почти также, как и в прошлый раз...
Светлая челка скрывает половину лица, руки спрятаны в карманы грубых рабочих брюк, на этот раз под мышкой зажато что-то похожее по форме на книгу или небольшую коробку.
Мужчинам запрещено заходить на территорию монастыря, но ее гость словно намеренно стоял так, что один ботинок отчетливо пересекал границу открытых ворот. Такой дерзости девушка могла только позавидовать.
***
Вторая Сестра стояла в темной нише и наблюдала за гостем. Этот молодой человек пришел уже в третий раз - небывалая дерзость. Что ему нужно от Тридцать Второй? Стоило допросить его хорошенько прежде чем звать Сестру.
Номер Сестры – это не только средство для отличия женщин друг от друга, но и положение во внутренней иерархии. Он нацарапан мелкими символами на маске, всегда над правым глазом. Первая Сестра ордена - или настоятельница - редко выходила из своей кельи, целые дни она проводила в молитвах, и все заботы о жизни ордена ложились на плечи Второй.
Она занимала свой пост уже девятнадцать лет, младшие Сестры были ей как дети. Защитить их от внешнего мира, позволить им посвятить себя служению Изначальному - вот в чем была задача Второй.
Почему же она до сих пор не вмешалась в эти встречи Тридцать Второй и неизвестного юноши?
Вторая задумчиво наблюдала за ними с безопасного расстояния и не боялась оказаться замеченной. Голоса от ворот доносились до убежища Второй приглушенно, слов разобрать она не могла, поэтому ей оставалось только положиться на свою интуицию.
Она анализировала. Гостю от шестнадцати до девятнадцати лет, одет небогато, держится уверенно, смотрит на Сестру смело, как на старую подругу, но они не могли быть знакомы ранее. Встречаться с людьми из своей прошлой, мирской, жизни - большой грех для Смиренной Сестры. Тридцать Вторая не на столько дерзка, чтобы нарушать запреты.
Где они могли познакомиться, и что ему нужно?
Женщина стиснула руки в кулаки. У нее появился план.
Первая будет довольна. Они уже делали это раньше. Обет обетом, но по природе своей все женщины и мужчины одинаковы, мотивы их предсказуемы. Немного терпения, и все останутся в выигрыше. Самое главное – верно выбрать время. Сколько стоит подождать на этот раз? Неделю? Две?
***
Завидев Тридцать Вторую Сестру, юноша откинул непослушную челку и широко улыбнулся.
– Я же просила вас больше не приходить! – резко сказала девушка вместо приветствия.
Выпад не имел успеха – гость не удивился, не разозлился, не расстроился, а только улыбнулся еще шире:
– А я просил обращаться ко мне на «ты» и снять уже эту маску. Судя по голосу и глазам, ты не на много старше меня. Так и будем обсыпать друг друга просьбами?
Еще и глаза ее разглядел? Девушка опустила голову, чтобы тень от капюшона затемнила прорези маски.
– Мы должны прекратить эти встречи, так как они противоречат нашему обету. Почему Вторая Сестра не прогнала вас... тебя? Что ты ей сказал?
– Конечно же, что нуждаюсь в божественном совете сладкоголосой Сестры, чьи псалмы затронули мое грешное сердце.
– Изобретательно. И о чем мы будем говорить на этот раз?
– Предлагаю продолжить наш вчерашний разговор! Сегодня я подготовился. Смотри, – он повернул к ней обложку книги – «История Смиренных Сестер». – Нашел ее на блошином рынке.
Девушка скользнула взглядом с лица юноши на книгу. Она видела такие в монастырской библиотеке, и даже читала их, но только потому что была вынуждена этим заниматься. Прости Изначальный, но покупать такую даже за гроши она бы точно не стала. Сборник сухих фактов и никакого понимания.
Выждав короткую паузу, чтобы удостовериться, что собеседница не намерена поддерживать разговор, гость нарочито серьезным тоном продолжил:
– Тут написано, что ваш монастырь относительно молодой, ему всего сто лет, и его основательница еще была жива во времена написания этой книги. Сейчас, я полагаю, она либо покоится с миром, либо мучается от артрита в свои-то 150 лет. Первый вариант мне кажется более правдоподобным. Бедная, некрасивая и обиженная на всех мужчин женщина собрала единомышленниц и спрятала всех под масками да бесформенными балахонами. Тут мне все понятно. Но я вот чего не догоняю: вы ведь существуете благодаря тому, что шьете одежду, печете пироги и так далее, в том числе и для мужчин. Я слышал, что именно Смиренные Сестры штопают армейские кафтаны. Как это? Значит вы не мужененавистницы?
Тридцать Вторая нахмурилась под маской. Ей не хотелось отвечать на провокационные вопросы, но и молчать было выше ее самообладания.
– Смиренные Сестры служат не людям, а Изначальному. Они признают всех людей как созданий божьих. Мужчины тоже люди, и тоже были созданы...
– А вот и тема моего второго вопроса: кто такой Изначальный? У него есть имя? Я много религий повидал, о разных богах слыхивал, но у вашего... даже имени нет! Тут написано, что Орден Смирения толерантен ко всем религиям и всем богам, но при этом считают, что Бог, он же Изначальный, один. Это как?
– Изначальный это создатель всего. У него нет ни имени, ни облика, он повсюду и нигде.
– Но все-таки «он»?
– У Изначального нет пола.
– То есть, ты веришь, что весь мир создал невидимый и вездесущий некто?
Сестра промолчала.
– И он до сих пор за нами присматривает и иногда вмешивается? Знаешь... я не очень в это все верю. Ни разу не был свидетелем его деяний. Если этот ваш Изначальный действительно есть, то почему столько людей страдают? Коня мне в пятку! Получается, что все, что он может, это используя вас, как собственные руки, печь хлеб, мыть казармы и шить мундиры?
Девушка задумчиво изучала необычайно яркий оттенок голубых глаз юноши, мыслями отстраняясь от диалога, но так и не могла избавиться от раздражения. Этот разговор выбивал ее из колеи. К такому ее не готовили. Одно дело постичь идеологию самой и совсем другое – объяснить малознакомому скептику.
– А еще ты сама не кажешься мне сильно верующей, – продолжал он. – Например, ты ни разу не сказала «мы». Всегда говоришь «Сестры». Разве ты не их часть? Один за всех, и все за одного... И всякое такое. Что держит молодую девушку в столь унылом месте?
– Не все Сестры... – горячо начала Тридцать Вторая, но вовремя прикусила язык.
Девушка отступила на шаг и испуганно огляделась. Никто их не подслушивает? Вот так вслух усомниться в ее вере... Да кто он такой, чтобы вытворять подобное?!
– До свидания, сэр. Этот разговор окончен, – сказала она тихо, скрывая дрожь в голосе. Юноша обижено надул губы, но с места не сдвинулся.
– Мы ведь только начали, – сказал он. – Не хочешь говорить о вашем боге, давай поговорим о земных вещах. О еде например. Один мой друг как-то говорил, что все девушки любят говорить о вкусняшках.
***
Еще одна пара глаз через прорези серой маски наблюдала за Тридцать Второй и ее посетителем.
Пятнадцатая Сестра даже не пряталась. Она собирала ягоды в монастырском саду и поэтому с раннего утра сидела на корточках в колючих кустах как хищник в засаде. Открывшееся ей зрелище стало удачной добычей.
Ох уж эта Тридцать Вторая! Пятнадцатая внимательно следила за движениями Сестры. Обет смирения накладывал на девушек печать неторопливости, степенности. С каждым годом служения Сестры словно опускались глубже под воду, их движения становились медленнее, голос тише. С Тридцать Второй в последнее время все происходило ровно наоборот, она всплывала на поверхность. В ней появлялась резкость, эмоциональность.
«Не все Сестры дают обет смирения по собственной воле», - вот что хотела сказать Тридцать Вторая. Они обе попали сюда принудительно.
Сердце Пятнадцатой бешено забилось. Она нашла потенциальную союзницу. Они смогут помочь друг другу так, как даже Изначальный никогда не помогает детям своим.
Они вынырнут вместе, доплывут до берега и вместе выйдут на твердую почву.
Девушка едва не выдала себя восторженным возгласом. Какой прекрасный день! Она была готова броситься к этим двум, беседующим в воротах, и обнимать их обоих. «Вы живые! Живые! Вы просто потрясающие!» - кричала бы она, но за такое поведение можно до конца жизни попасть под замок. Настоятельница строга с отступницами: накачает наркотиками, поставит коленями на горох, еще Изначальный знает как покалечит и физически и морально.
Пятнадцатая просунула под маску ягоду и забросила в рот. Она наблюдала. Нетерпеливо гоняя ягодку от левой щеки к правой и обратно, она не отрывала взгляда от юноши.
***
Он присел возле мешковатой сумки, все это время лежащей у его ног, убрал в нее книгу.
– Смотри-ка, что это у тебя на плече выросло?
Тридцать Вторая удивленно покосилась на собственное плечо, но увидеть его мешали глубокий капюшон и слишком узкие прорези в маске. Парень потянулся к ее плечу и достал оттуда нечто похожее на яблоко или апельсин. Девушка была уверена, что секунду назад руки его были пусты. Этот фрукт что, действительно там лежал?
– На сколько я понял из этой толстой и скучной книги, никаких ограничений в пище у вас нет. Ты пробовала когда-нибудь анрину?
Сестра в замешательстве уставилась на плод. Очень похоже на яблоко, но какого-то неизвестного ей сорта.
– Ее нужно чистить. Вот так, смотри, – в руках парня словно по волшебству материализовался карманный ножик. Двигаясь очень быстро и четко, лезвие убрало с фрукта тонкую оранжевую кожицу. – В Соблюстриуме таких фруктов не найти даже на ярмарке. Мы привезли только один ящик из Хвана. Там столько всякой вкусноты на деревьях растет, ты даже не представляешь! А теперь просто кусай. Можно есть даже косточки, они мягкие, и их совсем немного.
Юноша протянул угощение, но Сестра не спешила принимать подарок.
– Да не бойся ты. Не ядовито.
В подтверждение своих слов гость отрезал ножичком небольшой кусок и отправил себе в рот.
– М-м-м... Очень вкусно!
Рука девушки сама потянулась навстречу гостинцу. Она взяла так называемую анрину и поднесла к маске. Перчатки на ее руках сразу стали липкими от сока. Запах сладкий со слабыми нотками кофейной терпкости тут же подал желудку незамысловатый сигнал – «хочу это съесть». Фрукты и овощи она всегда любила, в детстве могла есть их без остановки, в ордене же рацион был скромным.
Девушка проглотила слюну и молча протянула фрукт обратно.
Ее гость будто не замечал протянутой руки. Он с досадой хлопнул себя по лбу:
– Ну и дурак! Хотел поймать Смиренную Сестру на такой дешевый трюк. Конечно же ты не снимешь маску, чтобы вот так поесть! И уж тем более не швырнешь ее на землю с криком «Хочу есть такое каждый день! Увези меня с собой!» – Парень трагично вздохнул. – Забери с собой. Съешь после обеда.
Губы под маской дернулись в слабой улыбке. Так вот каков был план. Этот парнишка не так прост, как кажется на первый взгляд.
– И кстати о маске. На самом деле мне и правда не важно, как ты там выглядишь. Я уже раз сто говорил, что мне нужно. Можешь и дальше носить эту глупую штуку, если тебе так нравится, только пойдем с нами.
– Нет, я...
Она не договорила, так как увидела на улице двух мужчин, уверенным шагом направляющихся в сторону монастырских ворот.
Юноша обернулся, его губы сложились в удивленное «О».
– Кажется, это за мной.
Обворожительно улыбнувшись, он поднял сумку, перекинул ее через плечо и повернулся к незнакомцам.
Первым шел высокий мужчина лет тридцати, в идеально белой рубашке с широкими рукавами, но узкими манжетами. Было в нем что-то щегольское, что резко контрастировало с рабочим комбинезоном собеседника Сестры.
– Крис, тебя отец ищет, – строго сказал мужчина, подойдя к ним.
– У меня перерыв, хожу куда хочу, – развел руками парнишка. – Мне не пять лет, барашки-таракашки!
– Сам ему об этом скажи. Арен уже два часа на всех срывается и орет что-то про нашу неорганизованность, – сказал второй мужчина, облаченный в алый атласный костюм.
– То же мне новости... – пробормотал Крис и снова повернулся к девушке, которая так и стояла на месте, держа в руках сочный фрукт. – До встречи, миледи. Буду рад видеть вас в первых рядах на нашем представлении.
Он изящно поклонился и, не дожидаясь ответа, зашагал по мостовой прочь от монастыря. Мужчины последовали за ним словно свита, вот только одеты они были гораздо богаче, ростом на голову выше и в два раза старше впереди идущего.
Тридцать Вторая Сестра смотрела им вслед, пока окончательно не потеряла из виду за потоком экипажей и пешеходов. Она вдохнула на прощание запах шумной улицы и неторопливо прикрыла тяжелые кованные ворота.
Серые стены из грубо отесанного камня, узкие окна и аромат пирогов. Здание монастыря нависало над ней, подавляя своим громоздким величием. Запах нового фрукта резко выделялся на фоне уже привычных декораций. Девушка замешкалась, стоит ли проносить этот подарок в здание или просто оставить у ворот.
«Ты Смиренная Сестра, – напомнила она себе. – Тебя не должны волновать никакие земные искушения. Не забывай о своем долге, Тридцать Вторая!»
Вдох и выдох. Девушка разжала пальцы. Фрукт не очень аппетитно шмякнулся на траву и тут же был атакован проходящими мимо муравьями.
– Так будет лучше, – сказала она вслух и зашагала по узкой тропинке обратно к Сестрам.
Монастырь Смиренных Сестер внутри напоминал холодный каменный муравейник. Прямые длинные коридоры, маленькие окошки с решетками и запах сырости делали это место похожим на склеп. Сестра закрыла входную дверь и направилась внутрь. Мысли ее метались из стороны в сторону. Девушка никак не могла понять, что именно ее беспокоит, восстановить былое хладнокровие она тоже не могла.
Ее одновременно беспокоило будущее и атаковало прошлое. Лица, пейзажи, разрозненные эпизоды из жизни до монастыря воскресали в ее памяти один за другим.
Поколебавшись на развилке, девушка пошла не обратно в зал, а в свою келью.
Комнатушки Сестер располагались в отдельном крыле. Длинный прямой коридор заканчивался глухим тупиком, без окна или двери, а по обе стороны располагались двери, двери и еще раз двери. Тридцать Вторая никогда не считала их, но предполагала, что комнат было около тридцати с одной стороны и тридцати – с другой.
Ее келья – четырнадцатая дверь слева. Никаких опознавательных знаков. Ни таблички, ни номера, ни какого-нибудь примечательного гвоздя в дверной раме. Смиренные Сестры никогда не запирали свои кельи, поэтому замка на двери тоже не было.
Девушка вошла в маленькую комнатушку и опустилась на койку. Окошко под потолком почти не пропускало солнечные лучи, оно служило скорее для проветривания помещения, чем для освещения или любования видом.
В полумраке Сестра нащупала на прикроватном столике толстую книгу. Молитвы, мантры и тексты воскресных песнопений.
Рассеянно, все еще пребывая мыслями где-то далеко, девушка открыла книгу в том месте, где была закладка из обрывка грубой серой ткани. Страницы послушно распахнулись на хорошо знакомой ей песне. «Желания и тайны». Она будет исполнять ее послезавтра, на традиционной для Смиренных Сестер еженедельной ярмарке. Именно на таком мероприятии она выступала неделю назад, когда впервые поймала на себе пристальный взгляд незнакомого голубоглазого юноши.
Сестра убрала руку от книги и почувствовала, что пальцы ее оставили следы на бумаге. Этого еще не хватало. Она испачкала перчатку соком того диковинного фрукта.
Не желая пачкать еще и вторую руку, девушка приподняла чистой рукой маску, зубами стянула перчатку и бросила ее на пол. На губах остался едва уловимый сладкий привкус.
Девушка мысленно отругала себя за несобранность. Такого не случалось с ней уже год, а то и больше.
«Два часа медитации, – решила она, – и можно возвращаться к Сестрам».
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|