Глава 7

Я приехал на час раньше, но, как оказалось, Ли Е была там еще раньше меня.

Она сидела у окна в пустом кафе и читала книгу. На ней были все те же высокий хвост и белое хлопковое платье.

Она сидела очень прямо, погрузившись в чтение.

Как одинокий путник с тяжелой ношей.

Ноша, которую она не могла сбросить, ведь без нее ее развеял бы ветер, смыла бы вода.

— Депрессия? — с улыбкой спросила она, снимая один наушник и протягивая мне. Словно посадила семя, заронила болезненное чувство, которое, изгибаясь, росло со временем, чтобы в один прекрасный день неожиданно прорваться наружу, заставляя меня терять голову, обретать и терять себя.

Терять себя! Терять все!

Ли Е была причиной всего!

Она каким-то образом превратила разрушение и созидание в одно и то же.

Она была кукловодом, дергающим за ниточки, Ли Е, которую я никогда не смогу до конца понять.

Без слов. Звучала инструментальная музыка.

Ли Е любила спокойную музыку. В ней был шелест ветра, шум моря, закат, лунный свет, а порой казалось, что в ней нет ничего. Как и в ней самой сейчас — она была частью этого мира и одновременно словно скрывалась от него.

— Юаньбао любит торт-мороженое. Вы будете на нее сердиться?

— Конечно, нет. Я никогда не сержусь на свою дочь, что бы она ни любила.

Высокий черный хвост без челки, белое хлопковое платье, белая холщовая сумка, белые кроссовки, острый подбородок, почти прозрачная кожа и глаза, от которых замирало сердце. Каждое ее движение предвещало будущую боль.

Это мое последнее воспоминание о Ли Е.

Пульсирующая боль в висках, словно эхо ее мягкого смеха: — Депрессия?

В качестве компенсации она взяла с меня только чашку кофе.

Двадцать восемь юаней.

А кофе, который она заказала для меня, стоил пятьдесят восемь.

С тех пор я больше не видел Ли Е.

Даже Юаньбао ничего о ней не знала.

Я отбросил все приличия и несколько раз пытался дозвониться по ее номеру, но он уже был отключен.

Как тополиный пух в конце лета, как одуванчик на ветру — исчезла без следа.

Какая ужасная ирония! Я до сих пор не хочу верить, что слова Ли Е о планируемом самоубийстве не были шуткой.

То ли из-за слепой веры в свои врачебные способности, то ли из-за нежелания признавать свои самые страшные опасения, я отказывался верить, что это правда.

Я предпочел бы думать, что все, связанное с Ли Е, было лишь гипнозом.

Юаньбао поступила в университет, тот же, что и Ли Е, — лучший в городе, Университет Шуцай.

Я снова стал хорошим отцом.

Даже в университете я время от времени привозил ей торт-мороженое.

По идее, Ли Е еще должна была учиться там.

Но я больше ее не видел.

Больше не видел Ли Е под большим черным зонтом, стоящую под дождем.

Я съездил к тому самострою, но его уже снесли, и на его месте разбили парк.

Там, где раньше были красные кирпичи, теперь стояла искусственная горка или, может быть, тактильная плитка для слепых, я уже не помню.

От прошлого не осталось и следа.

Порядок и новизна пришли на смену разрухе и запустению, но мне казалось, что под ними похоронили невидимую другим красоту.

Глупцы! Они все были ослеплены этой иллюзией!

Что они понимают?

Никому не нужен этот бесполезный парк!

Почему я тогда не написал коллективное письмо с протестом против сноса?

Под видом «благоустройства» они безжалостно вырвали с корнем жизни людей, извлекли для себя выгоду, оставив после себя лишь боль и пустоту.

Какое право они имели?

Это и есть «благоустройство»?

Я не мог представить, как жила Ли Е все эти годы после нашего отъезда.

Как она закончила школу и поступила в университет?

На пятьсот юаней арендной платы, которые теперь платили другие неудачники? Или на случайные подачки?

А что случилось после сноса?

Я говорил, что ненавижу этот мир, но ни разу не поинтересовался ее жизнью.

Я забыл, каково это — быть двадцатилетним. Поделом мне.

Я ушел из парка, больше не желая ступать на эту проклятую землю.

Беззаботные люди смеялись, топчась по слезам хозяйки этого места.

Почему у Ли Е не было таких же детских площадок?

Почему она не могла радоваться солнцу и дышать свежим воздухом, как все остальные?

Это несправедливо!

Сейчас мне казалось, что Ли Е была слишком эгоистична. Опавшие листья не умирают, пока их не подхватит ветер и не унесет прочь. Вот тогда они умирают по-настоящему.

Она заставила меня умереть.

Она лишила меня даже возможности смотреть на одну и ту же луну. Ли Е впитала меня в себя без остатка, полностью стерев из этого мира.

Но я не мог ее винить.

Это не ее вина.

Это вина всех нас, включая меня.

Если бы я раньше заметил ее депрессию…

Но я отнесся к этому как к шутке, как к способу разрядить обстановку, получая удовольствие от того, что бередил чужие раны. Я хуже зверя!

Я знаю, что был неправ.

Можно ли мне вернуть Ли Е?

Хотя бы просто вернуть ее в этот серый мир.

Моя дочь нуждается в ней.